Александр Робертович писал(а):
Яков писал(а):
Стихи???? Фууу пошлость какая. Ненавижу поэзию.
Ну, если такие стихи которые ты недавно нашёл то, вероятно, да. А если читаешь им Гумилёва или хотя бы Есенина, то это очень романтично.
- Задержитесь, - говорят, - в Белграде до 25го, тут Гребенщиков петь будет.
- Я бы задержался, - говорю, - но вы же знаете, Гребенщиков когда-то у меня девушку увел.
ДЕВУШКА И ГРЕБЕНЩИКОВ
Девушка, за которой я пытался ухаживать в 10 классе, кстати, тоже Оля, сказала мне, когда я первый раз провожал ее от школы до дома по улице Плеханова:
- А меня на прошлой неделе из гостей Гребенщиков провожал. Мы с ним шли прямо здесь, вот где мы с тобой. И он обнимал меня за талию.
Это был 1983 год. Я был в то время совершенно не развит в отношении современной музыки и поэтому спросил:
- А кто это?
- Гребенщиков? "Аквариум"?
Я почему-то представил себе большой рыбный магазин, где улица Желябова упирается в Невский и там, в огромном торговом зале, большой мраморный аквариум, в котором когда-то, когда я был еще маленький, плавали огромные жирные карпы. Давно уже аквариум этот стоял пустой, а на прилавках были мойва и минтай, а девушка Оля удивленно оглядывала меня:
- Аквариум? Группа такая. Не знаешь?
Я не знал. Я в ответ читал ей любимого Гумилева. Это меня немного реабилитировало. Все-таки Гумилев был запрещенный. Гумилева она тоже знала, но не читала.
Она звала меня после школы домой пить чай.
Ее папа был КГБ-шник и работал в каком-то издательстве на Фонтанке. Вместо папы был отчим - известный неформальный скульптор. И вообще, у них собирались люди неформальные часто. И разговоры велись неформальные. Пили, курили, ругали стариков в Кремле и в Союзе Художников. Спорили, гений Кабаков или не гений.
Скульптор говорил:
- Да я сам гений. Только мне эта бл…я власть заказов не дает.
- Как будто Кабакову дает. А тебе предлагали.
- Памятник пионеру Лене Голикову?
- Да. А ты заявку на конкурс подал? Не подал. А не подал, потому что бухал.
- В этой стране нельзя не бухать. И вообще это они должны в конкурсе участвовать, чтобы я что-нибудь для них сделал.
Мама была очень приятная. У нее было несчастное немного лицо, потому что она одна кормила их всех, и Олю и скульптора и всех друзей скульптора. Ей, было со мной спокойно, ей, по-моему, нравилось, что у Оли был такой безопасный друг. Безопасный, потому что Оля была ко мне равнодушна.
Больше всего я нравился бабушке. Она не участвовала в неформальных разговорах. Терпеть не могла своего зятя скульптора, поила меня чаем с вареньем и разговаривала со мной о том, о чем говорили по радио, которое было все время включено у нее на кухне.
- Что же это американцы ракеты свои в Европе ставят? И ведь все вокруг против, а они все равно ставят!
Оля перебивала:
- Бабушка, эта советская пропаганда никому не интересна.
Помню, умер актер Юрий Богатырев. Бабушка ее жаловалась мне:
- Илюша, Вы слышали? Как же так? Такой молодой, талантливый.
Ольга фыркала:
- А я слышала, что он был голубой.
Я чувствовал себя неловко. Я не только не знал, кто такой Гребенщиков, но и про актера Богатырева, про его наклонности, я тоже не знал.
Бабушка ее сердилась:
- Зачем ты говоришь такие гадости о хороших людях?!
Однажды я Оле написал стихи. Примерно такие:
Скрипит половица.
И ты босиком.
В твой солнечный мир я пришел повиниться
И губ ненароком коснуться виском.
На ветке синица,
и тянет дымком.
Тебя разбудил и пришел повиниться,
И губ ненароком коснуться виском.
Она спросила:
- Можно маме дам прочитать?
Я кивнул.
Через несколько дней бабушка поила меня чаем. Пришла мама. Подсела к нам. Сказала.
- Мне Оля дала почитать твое стихотворение. Оно мне понравилось. Только, знаешь, мне кажется, губ касаться виском - это не очень удобно. Ну, сам представь. Надо как-то голову вывернуть, - и она вывернула, а потом посмотрела на меня по-доброму.
Потом она спросила:
- А ты какие стихи сам любишь?
Оля на нее зашипела:
- Мама, Илья много читает, и много стихов знает наизусть. Не надо устраивать допрос.
Я сказал:
- Все нормально. Я сейчас Глеба Горбовского читаю. Мне нравится вот это.
Красиво? Конечно, красиво.
Согласен? Конечно, согласен...
И мама ее закончила:
- ...что у Самсона есть сила,
что бронзовый лев не опасен...
Оля сказала:
- А можно я покажу ему твой сборник?
- Ну…
Она вскочила и принесла книжку в белой мягкой обложке, на которой было написано: «Ленке от Глеба. На память обо всем».
Еще помню, мы шли из школы, и она говорит:
- Я тут прочитала научную книжку про философию киников. Сейчас я тебе расскажу, почему я не киник.
Влюбленность моя продолжалась месяца полтора.
Потом Оля сказала:
- Давай просто дружить.
И мы дружили потом много лет.
На втором курсе в Университете мы оказались вожатыми в соседних пионерских лагерях за Зеленогорском. У нее появился какой-то человек, старше ее лет на восемь. Он приезжал несколько раз. Она нас познакомила. У него был острый кадык и светлые кудри до плеч. Он оставался у нее. Когда он уезжал, мы ходили потом с ней гулять, поднимались на высокий железнодорожный мост над Черной речкой, смотрели сверху на камни, о которые разбивалась быстрая черная вода. Она молчала. Это было все непрочно и трагично. С горькими-горькими слезами всякий раз при расставании. Когда я приходил к ней домой, мама ее выглядела совсем неважно. Улыбалась мне, вздыхала и молчала. Все у них кончилось плохо.
Через пару лет, когда я собрался после армии жениться, сам пришел к ней радостный, она сказала:
- По-моему, это глупо, ты такой молодой. Вся жизнь впереди, столько открыто. Мама, представляешь? Илья женится.
Мама ее пришла, улыбнулась. Спросила:
- По любви?
- По любви!
- Вот и правильно! А ты еще глупая. Что еще делать, если любишь? Только жениться.
Потом она уехала заграницу. Живет в Лондоне. Одна.
Потом я рассказывал знакомым при случае:
- У меня была когда-то девушка, которую у меня увел Борис Гребенщиков.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Нет таких канонов, есть такие мнения отдельных священников.
...