|
Еврейский комиссар в Русском селе
Возле храма Иоанна Предтечи, что на Пресне, некоторое время стояла старушка с ящичком для сбора денег. Однажды мы разгооврились с ней, и таким ярким, трагическим оказался её рассказ, что мы передаём его без каких-либо изменений и редакционных правок. Послушайт Русскую женщину, дорогие читатели...
Жили мы небогато, но хлеба от нового до нового хватало. Две лошади было, две коровы, сорок овец. Тринадцать душ нас было. Все работали, до двух часов ночи не спали женщины - пряли. А уж тут с тридцатых годов как пошло, как пошло... Отец мой не пошел в колхоз, ну жалко же двух лошадей отдать. Хозяйство было хорошее.
Агитатор, который главарем был всего района, стал вербовать отца, это я сама слышала, он рассказывал бабушке...
«Я с Михайлою, - говорит, - поругался. Михайло меня начал агитировать в колхоз, говорит, что тебе жалко двух лошадей? Я отвечаю: «Мне не жалко моих лошадей, я пойду, буду работать, я от работы горб получил (а у него еще от дедовских работ горб), а ты, как не работал (а они - он и братья - не работали, церкву сторожили, в колокол били. Потом они и рушили церкву-то...), как, говорит, не работал ты, так и в колхозе не будешь работать. Ты, говорит, кнутом будешь меня стегать».
Прошло время, и эти, которые батраками были, лентяями, они стали руководителями, самые эти, ленивые, и они стали мстить. И вот этот жид когда приезжал, этот жид искал ровно таких.
- А что за жид приезжал?
- Еврей... Приезжал еврей, делал коллективизацию у нас. Церковь закрыл. Как только жид приедет, чёрный жид с таким носом, пожилой... И как жид приехал, так уже всё. И вот этот жид собрал этих, ну, как они, комсомольцы. Собралась вся шатия-братия. Жид давал указания: в колхоз гнать, раскулачивать и закрыть храм. Чёрный жид, с таким портфелем... Приедет, а народ боится, все прятались. Только одни дети бегали, и нам задание давали следить, когда жид приедет. По распоряжению этого жида сбросили колокола. У нас огромный был колокол, так он аж врезался в землю, это я помню, врезался в землю, аж на аршин врезался, такой колокол большой был... (плачет)
... А маленькие колокола на каланчу повесили. Вот нам давали задание, чтоб мы следили, когда жид приедет. Как только жид появится, мы сейчас бежим и в колокол бьём, как на пожар. Даем знать, чтоб все прятались.
- А почему прятались?
- ...Народ боялся его, потому что он сажал. Народ не шёл в сельсовет, так он силком гнал людей. Жид не жил у нас, он приезжий был. Давал задание в сельсовет, этим комсомольцам, и по его указанию делалось всё. Чёрный жид, вот с таким носом, я помню. А мы вот жида караулили.
- А где вы жили?
- Ульяновская область, село Давыдовка, Николаевский район...
Сначала тех, кто вошел в колхоз, кормили, давали пуд белой муки рабочему, а полпуда - сыждивенцу, они прямо с пляской, с балалайкой ходили на работу, а единоличники - чуть свет, ночью. Как только уродится хлеб у единоличников - до зернышку забирали, даже метёлкою выметали. Вот этот хлеб загружали в амбары колхозные, и комсомольцы этот хлеб на рынке продавали, гуляли, ой, что было-то! Начали они добро делить, да не поделили.
А наш крестный - представитель района, уполномоченный, он лично нашу корову забрал. Мать говорит:
- Ты, Василий... (плачет) ... у нас ведь все отобрали - и овец, и всё... Корову не угоняй.
- Я, - говорит крестный, - буду давать крестнице молоко.
Раза два мы пошли с криночкой, и всё, больше не давали. А нашу корову потом сам не кормил и зарезал, и сожрали её. А потом между собой эти коммунисты, уполномоченные они назывались, между собой они загрызлись.
Да... Потом нашего отца посадили, а потом судили болящего Ефима. Блаженный болящий Ефим...(плачет)...
Мать посылала меня к нему что-нибудь снесть, я помню. У него ноги были высохшие. И вот его на носилках принесли, я сама была на суду, в школе судили, это Палатов судил, он враг народа потом оказался. На носилках принесли, ему восемь лет дали. И ухаживала за ним Вера, монахиня. И Веру тоже посадили с ним. И ни Вера не вернулась, ни Ефим. Как их погубили - расстреляли, или чего, но возврату их не было.
А еще с Марией случай был... Они богатые были, их раскулачили тоже всех. Мать её умерла в ссылке, и сестра умерла, а вот Мария в тридцать втором году вернулась. Потом забрали матушку Марию, и слух прошел - расстреляли. Ее осудили на смерть, расстрел. И вот когда ее вели на расстрел, милиционер сказал:
- Что на ее восемь граммов тратить? Вот овраг, сбросим ее. Там она подохнет.
И ее толкнули в овраг глубокий. И там она кричала: «Матерь Божия, помоги, Матерь Божия, помоги!» Она сама рассказывала. Овраг глубокий, не вылезти. Три дня в нем пролежала, а тут тракторист проехал над оврагом, слышит - кричит Мария: «Матерь Божия, помоги!» Тракторист услыхал, заглянул в овраг, а там женщина лежит. И вот достали ее. Это в Кемеровской области было.
Ее достали, спрашивают:
- Откуда, как?
Она отвечала:
- Я шла, сильный ветер был, меня бурей занесло.
Нельзя правду было сказать.
- А как, откуда ты?
- Я, - говорит, - нищенка. Нищенка.
Ну тогда ведь народ-то колыхался...
Ну, вот ей сделали земляночку за селом, и она там жила. А после войны она прислала письмо, и племянники привезли её. Она до девяносто лет дожила. Вот какая судьба.
- Скажите, а землю надо продавать? Сейчас об этом говорят много...
- Как же землю продавать-то? Земля - подножие небесное, Божий дар. Нельзя Божий дар продавать. А то так скоро и небеса Господни продавать начнут...
- Матушка, а вы деньги собираете на что?
- На Свято-Никольский монастырь, Черноостровский в Малоярославце. И на детский приют при нем. Вот туда. Мы всё собираем. Вещи нужны, обувь нужна. Порошок стиральный, белье. Два мешка вещей вот увезла, и денег маленько.
- Матушка, а как Вас величать-то?
- Мария. Мария Васильевна.
- Дай Вам Бог здоровья, Мария Васильевна. Мы постараемся хоть чем-то помочь монастырю и приюту.
- Вот, и дай Вам Бог здоровья, помогайте, помогайте, милые.
«Черная Сотня», № 79-80, 2000 г.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
