1. Неандерталец не был предком человека.
Это давно опровергнуто учеными. Разделение рас человека (кроманьонца) - не признак эволюции, поскольку между людьми разных рас и подрас нет барьера в виде репродуктивной изоляции. Лактозу плохо усваивают, например, негры, но это не основание причислять их к иному виду) Скорее, частная особенность.
2. Рудименты тоже не свидетельство, поскольку большинству из них найдено функциональное объяснение в организме человека. Например,
тут об этом кратко написано.
3. По поводу редукционистского метода объяснения духовных явлений через материальные замечу сразу, что сравнительная этология, психология и т.д. не имеют научной достоверности, поскольку в их основе лежит метод аналогии, который не является методом научного доказательства, а всего лишь методом формулирования гипотез. Более того, аналогия еще должна быть верной, например, сравнение социальных институтов человека и каких-нибудь муравьев неправомерно в силу того, что первые основаны не на инстинкте, а на разумном сосуществовании людей, т.н. "общественном договоре", у животных же всякая социальность - следствие диктата природы.
3.1. В силу вышесказанного, например, неверно отождествлять мораль человека с поведенческими установками животных:
Цитата:
Ценность эволюционистских и этологических программ и результатов исследований не вызывает сомнения. Многочисленные данные конкретных дисциплин, изучающих человека, подтверждают, что человека нельзя понять вне его природы, вне его биологических характеристик. Значимость результатов научных поисков в русле эволюционной генетики и этологии заключается в том, что они позволяют увидеть много общего в поведении животных и человека и, следовательно, по-новому взглянуть на специфику человеческой социальности. Человек – не tabula rasa (2), которая заполняется в процессе общественного воспитания – с момента своего рождения он является носителем специфически человеческой биологии, он биологически подготовлен к усвоению культурно-исторических достижений общества. Причем проблема не исчерпывается тем, что природа «очеловечивается», «социализуется», наполняется общественным и культурным содержанием; само это содержание, как показывают биологи, вытекает из длительного процесса эволюционного развития.
Однако все эти темы и сюжеты составляют предмет антропологии, но не этики. На уровне исследования биологического и этологического исследования человека нравственность не поддается осмыслению. Здесь можно говорить о формах кооперации, сотрудничества, а также о конкуренции и соперничестве (чему долгое время исследователи поведения животных, стремящихся к раскрытию биологических предпосылок нравственности, не уделяли должного внимания) но не об альтруизме, не о нравственности.
С точки зрения эволюционного подхода к нравственности последняя предстает в крайне обедненном виде: мораль оказывается сведенной к адаптации и приспособлению, альтруизм – к кооперации, любовь – к развитой биологической потребности любого высшего животного в ласке. Эволюционная концепция альтруизма довольно специфична: это – поведение, единственным критерием оценки которого являются результаты, а именно, приспособленность индивида или группы; результаты, которые достигаются за счет той особи, которая проявляет альтруизм. Эволюционисты относят к альтруистическим действия, посредством которых оказывается помощь другим в момент опасности, помощь слабым (больным, раненым, малышам, старикам), передача своей пищи, своих орудий и знаний другим. При этом любые действия такого рода, независимо от мотивации, признаются альтруистическими. Между тем, как мы видели, историческое развитие этической мысли человечества шло по пути прояснения характерных особенностях морали, моральных решений и действий. Так появилось понятие альтруизма, обозначающее не любые отношения помощи и продуктивного взаимодействия, в том числе мотивированного получением удовольствия и пользы, – но поведение, бескорыстно сориентированное на благо другого человека.
Неудовлетворительно и истолкование морали как механизма адаптации: группа (популяция) адаптируется к окружающей среде, индивид – к группе (популяции). В нем не принимается во внимание, что обеспечение совместного образа жизни у насекомых и животных, у животных и человека и даже в разнообразных человеческих сообществах – в клане, в семье, в дружестве, в деловом партнерстве, в корпорации, – безусловно, различны. В человеческих сообществах сотрудничество опосредствуется важными идеальными (идеологическими, мотивационными) факторами, причем характер этих факторов разнообразен (принуждение, материальная необходимость, экономические интересы, любознательность, солидарность, благотворительность, человеколюбие и т.д.). Очевидно, что эти различия не принимаются во внимание сторонниками эволюционного происхождения нравственности.
Мораль можно объяснить с точки зрения теории адаптации. Однако содержание морали не исчерпывается адаптивностью, и мораль не является особенной, тем более единственной формой адаптации. Способность к обучению, например, обладает гораздо большим адаптивным потенциалом, чем альтруизм. Существенной в адаптивном плане была и функциональная дифференциация внутри социальных групп архаического общества, в частности, выделение особых функций, которые выполняли в силу своей опытности и житейской мудрости старики – жрецы, учителя, наставники. Не менее важными, адаптивно «емкими» были и способности к изготовлению орудий, как технических, так и логических, духовных, и способности к творчеству, в том числе социальному творчеству. Все это говорит о том, что адаптивность не является специфическим признаком морали. К тому же homo sapiense в отличие от всех известных на Земле видов, животное не столько приспосабливающееся, сколько преобразующее среду. Именно колоссальное развитие творческой активности, направленной на преобразование среды обитания, создание особенной, вещной, среды, создание духовной культуры, – вот, что обнаружило тот прорыв, благодаря которому человек стал человеком. Становление человеческой культуры, становление морали фактически нейтрализовало значимость биологических способностей к приспособлению.
Помимо того, что в натуралистических теориях мораль предстает в обедненном и искаженном виде, их авторы просто не берутся за осмысление не поведенческой, а идеальной стороны морали. Как, например, объяснить с натуралистической точки зрения то, что во всех культурных традициях мораль в изначальных своих формах – данных, как мы видели, в учениях религиозных пророков и духовных вождей – обращается к человеку как носителю духа. Критики религии, в особенности воинствующие, упрекают ее в том, что она всегда настаивала на умерении, а то и подавлении плоти. Но на свой лад и на своем языке, скорее, обращенном к обычному человеку, духовные учителя человечества выполняли ту же миссию, что и философия – формировали человека духовного, разумного, свободного от стихий своей телесности; по крайней мере способного ограничивать себя в своих аппетитах.
http://www.ethicscenter.ru/en/content/137.htmНравственное чувство - факт духовной природы человека, оно неподвластно материальному истолкованию уже потому, что оно способно протестовать против материального истолкования. Т.н. "мораль животных" призвана подчинить их собственной природе и социуму, мораль человека освобождает его от всякого господства над ним и природы и общества. Звери не ведают бунта против стаи из нравственных побуждений, для них нравственно то (повторюсь, если уместно употреблять этот термин по отношению к ним), что удерживает их в рамках законов и правил стаи и природы вообще, это - внешняя мораль, а не внутренняя. Кроме того, мораль не существует вне свободы воли, а воля животных целиком и полностью подчинена
инстинкту.
Что касается возражений моральных релятивистов об относительности всякой морали, то это явный софизм: релятивисты ложно отождествляют реальную мораль (фактическую) и идеальную (должную), из чего вытекает неверный вывод. Это как если бы кто-то сказал: поскольку разные люди по разному понимают строение мира, значит и мир у всех разный, но большей нелепости и представить нельзя, но чем разум как критерий истины отличается от совести как критерия добра?
3. 2. Религиозные представления возникают у людей не в силу страха и невежества, как примитивно полагают атеисты, а потому что человеку присуще религиозное чувство. У атеиста религиозное чувство не исчезает как некий атавизм, оно лишь перенаправляется на иной предмет, пусть и не связанный с чем-то сверхъестественным. Об этом так писал Сергей Булгаков:
Цитата:
Разве в наши дни не говорят о религии человечества, религии социализма? Разве не развивает на наших глазах Эд. ф. Гартман свою собственную религию бессознательного, которая находится в самом резком противоречии ко всем деистическим религиям и в особенности к христианству, и не является ли тоже своего рода религиозным культ сверхчеловека у Ницше? В этом словоупотреблении вовсе не пустая игра слов, а глубокий смысл, показывающий, что религиозное чувство, религиозное отношение как формальное начало может соединяться с различным содержанием и что справедлива в известном смысле старинная мудрость де Сильва: “Не то, во что, а как мы верим, красит человека”.
http://www.vehi.net/bulgakov/progress.htmlИдея счастливого будущего, которое наступит как результат прогресса, есть ничто иное как истолкованное на атеистический лад религиозное учение о конечном торжестве Истины и Добра.
Религиозное чувство - это потребность в духовном осмыслении своей жизни, стремление найти связь (religare) между собственным Я и высшими идеалами, иметь которые естественно всякому духовно развитому человеку. Человеку свойственно стремиться к истине как таковой, большинство великих ученых делали свои открытия не задумываясь о последствиях для человечества или тем более для себя. Этот духовный голод по высшей истине и есть религиозное чувство, и оно тем сильнее научного стремления к истине, чем общая Истина выше частных. Иными словами
понять и объяснить феномен религиозного чувства вне феномена стремления к истине как таковой невозможно, по своей сути религиозное чувство
бескорыстно и свободно от биологических оснований, тогда как любая потребность животного
опосредованна биологией, глубоко корыстна и не может иметь целью нечто само по себе, без сознания животным практической полезности оного (замечу, что познавательная функция манипулятивных игр должна пониматься не в человеческом значении "стремления к истине как таковой", а в значении "исследования предмета на опасность или полезность", т.е. все сводится опять таки к практической полезности).
3. 3. Познание и искусство можно привести к одному знаменателю, потому что речь идет прежде всего о творческой интуиции. Познание не сводится к одному логическому мышлению, а искусство к одной способности воображения, и в том и в другом случае главную роль играет именно творческая интуиция человека. Логика и воображение - лишь технические инструменты, интуиция - двигатель познания и творчества. Момент возникновения новой истины в нашем уме подобен некоему озарению, просветлению, равно и прекрасное рождается лишь в состоянии вдохновения, ощущения сопричастности возвышенному и прекрасному. Животные не могут испытывать вдохновения, еще Белинский четко отличал животную энергичность от вдохновленной деятельности. Всякое познание в звериной природе сводится, грубо говоря, к приобретению условных рефлексов, а это означает, что познавательная деятельность зверей есть приспособление их к окружающей среде, появление новых навыков и привычек, способствующих лучшему выживанию. Познание у человека иного рода: мы выяснили, что оно противоположно в своем источнике, но и по своему акту оно также противоположно, поскольку человек познает, не покоряясь природе, а покоряя ее,
более того, благодаря творческой интуиции он поднимается над природой и познает то, что сверх необходимого для выживания, что в общем-то противоречит теории естественного отбора (то же относится к эстетике), в этом является вновь полная противоположность познания человеческого познанию животному. Творческая интуиция не могла произойти от животных потребностей, поскольку в ней полное отрицание как источника, так и самого акта познания, присущего животным.