Разве кто отрицает, что общий сбор не рос по годам? Рос в основном за счет увеличение площадей под зерновые. В ущерб животноводству и внутреннему потреблению. На экспорт.

Так ты же, упырь, и отрицал. Мозги полоскал тут сколько, прежде чем "поверил пока навскидку этим цифрам".

И что? Данных по 30-м гг. в нем нет. А данные за 1909-1913 лишь подтверждают выводы Неберта.

Где я отрицал, мой добрый ангел?

Две страницы назад. Или ты не отрицал, просто мозги компостировал, как обычно?

Какие выводы? С ним мы беседовали о несколько ином. О пользе реформ по сельскому хозяйству.

Выводы о том, что валовый сбор хлебов в результате реформ вырос. Все надо разжевывать, пенсионер?

Увеличение общего сбора хлебов никто не отрицал. Вы, уважаемый(ая) просто всюду врываетесь в тему не вникнув суть, увлеченный только своими жидоведческими изысканиями.

Понимете, мой смелый бойскаут, увеличение посевов за счет распашки лугов и пастбищ на нашей земле не совсем полезно.

Ну, конечно, товарищ жидобольшевик. Ты сначала говоришь, что Владимир приводит недобросовестную статистику, т.е ставишь под сомнение его выводы, а теперь когда тебя, жида, приперли к стенке начинаешь выкручиваться по обыкновению ужом.

Это демагогия.

Смотрите там внимательней, г. кадет, там во всех ссылках показано увеличение валового сбора. И у Кара-Мурзы тоже. Разговор идет о степени роста, цене достижения результатов и определении эффективности.

1. Про то, что община - традиционный способ выживания для крестьян. Я не против общины как мiра, но вы же защищаете именно конкретный экономический уклад, как я понял.

3. Тут без меня у вас с Митрофаном продолжилась дискуссия, поэтому я примкну к ней, чтобы не повторяться. Итак, вы утверждаете, что урожаи росли, но засчет увеличения площадей под зерновые в ущерб животноводству и на экспорт.
Так ведь рост площадей под зерновые это и есть положительные плоды реформы, значит, малоземелье искоренялось, крестьяне увеличивали свои наделы, с/х интенсифицировалось. Что до животноводства, то известно, что Россия имела огромные доходы от экспорта масла, производимого в Сибири. А это невозможно при падении поголовья скота. Экспорт же зерновых, во-первых, по данной таблице сокращался при росте урожая (правда вырос в 1913 г., но это объяснимо особой урожайностью в этом году), во-вторых, основной экспортируемой продукцией был ячмень, а вовсе не пшеница или рожь.

Почему кадет? Тогда уж черносотенец. Я бы с удовольствием такого жидобольшевика ломиком по голове в 1905-м бы тюкнул, как Михалин твоего Баумана.

Во всех ссылках показано увеличение валового сбора, а ты эти ссылки назвал "примером недобросовестного использования статистических данных". А теперь ужиком завертелся.

Почему фермер Александр Козин власть не любит?

Цех по переработке овечьей шерсти. Козины, скинувшись чуть ли не всем своим родом и взяв кредит в банке, купили вскладчину автоматическую линию, которая, принимая шерсть-сырец, выдавала на выходе уже готовые шерстяные носки.
– Спроси, сколько у меня сегодня живых денег есть? А нисколько. Все уходят на погашение кредита. В долг живу.
Так мы и познакомились с председателем сельхозкооператива «Сить» Брейтовского района Ярославской области Александром Козиным. Молод, напорист, быстр в движениях, радикален в суждениях. Впрочем, радикализм этот вызван, скорее, не молодостью, а опытом.

Александр Козин стал фермером в восемнадцать лет. Сюда, на берега Рыбинского водохранилища, в устье реки Сить, он приехал с отцом, Евгением Петровичем, заядлым рыбаком, в 1990 году из Подмосковья. Но не рыба заставила отца с сыном сняться с насиженных мест и вить новые гнёзда в российской глухомани. Вдалеке не только от больших городов и транспортных сообщений, но и от всякой цивилизации. В Пошехонье, на берегу водохранилища, которое когда-то затопило старинный русский город Мологу вместе с домами, церквами и кладбищами. Нет, не рыба и не трагедия с городом Мологой заставили их собирать вещи в дорогу. Другая трагедия. Трагедия 90-х годов прошлого столетия, которые в обществе уже успели окрестить лихими. Вот и там, где они жили до Брейтова, стало неспокойно. Отец с сыном фермерствовали. Но местные бандиты положили глаз на их землю, захотели отнять. Фермеры полагали вначале, что можно договориться, что есть, наконец, власть, закон. Но когда ночами стали стрелять по их окнам, поняли, что власть и закон существуют сами по себе в ином мире.
И – уехали. Занимались племенным и мясным овцеводством. Обеспечивали кормами своё стадо и ещё продавали на сторону зерно и сено. Саша учился в Дмитровском техникуме на только что открывшемся фермерском факультете.
В ту пору селекцией романовской породы активно занимался Ярославский институт овцеводства, в его Тутаевском племенном хозяйстве было самое крупное в стране элитное стадо из 14 тысяч маточного поголовья. Под Калязином в Тверской области с романовскими овцами работали сильные коллективные хозяйства, насчитывавшие по 3–5 тысяч овцематок. И всё было востребовано, приносило доход, развивалось, радовало, вселяло надежду.
– Здесь вокруг когда-то были деревни, люди жили, – показывает Александр окрест, где местами ещё виднелись остатки строений. – И всё это рушилось на наших глазах.
Во второй половине 90-х ситуация в сельском хозяйстве резко изменилась. Кредитовать нормально перестали, продукция оказалась невостребованной. Невыгодно стало заниматься не только овцеводством, но и сеном, зерном. Элитное стадо овец, которое формировалось годами, отец с сыном продали на мясо. Потом очередь дошла и до продажи техники. Всё это походило на бегство с тонущего корабля. Плакали, но продавали. Надо было любой ценой сохранить землю. А чтобы чем-то жить, занялись лесным бизнесом. Купили две пилорамы, цех по переработке древесины.
Но и те годы бесследно для молодого фермера не прошли. Он поступил в институт, по окончании которого получил диплом инженера-механика.
Тем временем развалились некогда крупнейшие в России овцеводческие колхозы под Калязином. Распродавалось оптом и в розницу уникальное племенное стадо в Тутаеве. Над романовской породой нависла угроза полного исчезновения. Казалось бы, подумаешь, ну какая-то деревенская овца, выведенная методом народной селекции в деревне Романово под ярославским городом Тутаев и описанная всего-то 200 лет назад. Но когда она стала исчезать, спохватились: это же едва ли не лучшая порода в мире. Потерять такую породу было бы позором не только для области, но и для страны. А её непременно потеряли бы, если б не проснулся к ней интерес у… иностранцев. Они вдруг кинулись в Россию скупать ещё оставшихся кое-где романовских баранов, чтобы привезти их к себе, скрестить со своими заграничными овцами. В результате получалась иная порода, которая была более плодовита, давала хорошее мясо и качественно иную шерсть.
Только вот скупать-то было уже почти нечего. В начале 2000 годов во всей Ярославской области романовских овец насчитывалось меньше, чем когда-то в селекционном тутаевском стаде. Но интерес этот подтолкнул некоторых ещё остававшихся энтузиастов вернуться к селекционному овцеводству. Среди них был и Александр Козин.

Мы трясёмся с ним на его ­уазике в поисках стада. Ухнули куда-то в хлябину, еле выбрались, потряслись дальше. Но и в другом месте, где могло бы быть стадо, овец не было.
– Наверно, Володя их на баз погнал, кормить.
Володя – пастух. Саша подобрал его, когда тот совсем уже было стал бомжем. Отмыл, откормил, пристроил к делу.
А пока мы ищем по всей округе пастуха и стадо, Александр изливает мне душу. Ох, и наболело ж на этой душе за последнее время!..
– В Америке – как? Сначала человека учат. Потом он года три работает в действующем хозяйстве, набирается опыта. И с помощью специалистов создаёт проект своего будущего хозяйства. «Выстраивает» его вначале на бумаге. Затем под этот проект берёт кредит лет на 50. И спокойно работает. А потом берёт кредит его сын, закрывает папин, если тот не успел его закрыть, и продолжает дело. У нас же хотят всё и сразу.
– Вот говорят, что якобы у нас есть национальная программа развития агропромышленного комплекса и мы, дескать, думаем о селе, – продолжает Владимир. – Это заблуждение! Вогнать всю страну в долг – это не национальная программа. Поголовье падает, фермы разоряются, школы закрываются. Какая же это программа? Это гроб с музыкой. Осталось только крышку гвоздями прибить.
…Второй раз заняться племенным овцеводством Александру помог случай. В ту пору во всём Брейтовском районе романовские овцы оставались лишь у селекционера-любителя Павла Морозова. У того была идея: увеличив поголовье, рассредоточить его по частным подворьям и, создав кооператив, развернуться широко, по-тутаевски. Но мечты разбились о суровую действительность. К 2003 году из ста овцематок у него осталось около тридцати, но и это стадо требовало серьёзного «ремонта». Вот он и попросил Александра помочь ему. А потом и вовсе предложил купить у него овец.
И Козин-младший взял долгосрочный кредит, выкупил у развалившегося колхоза несколько помещений, отремонтировал их, увеличив стадо вначале до 50, потом до ста голов.
–…Экономика, рыночная она или не рыночная, должна быть планируемой, – рассуждает Александр. – А не просто: нате и делайте, что хотите. И хвастаться, что где-то в Саратовской области мы сделаем свинарник на 22 тысячи голов и теперь вся Москва будет с мясом, да нет, так не будет. Думать нужно не только о том, где мы нарастим коров, свиней, но прежде всего о людях, которые здесь живут. Чем они будут кормиться? Как будут жить их дети и захотят ли они здесь остаться? Потому что ещё лет 10 такой жизни, и мы будем завозить в русские деревни китайцев.

Я молчу. Мне знакома эта боль. Я тоже по горло сыт историями, когда процедура банкротства используется не для оздоровления хозяйств, как это задумывалось, а для того лишь, чтобы по дешёвке распродать то, что ещё осталось, – технику, скот, при этом людям, которые там живут, ничего не остаётся, кроме полуразрушенных построек и заросших земельных паёв, за которые с них ещё дерут налоги. Платить же эти налоги не с чего, работы нет. Но и на биржу труда не ставят из-за этого проклятого пая. Дескать, никакой ты не безработный, а собственник. Вот и бежит народ из этого замкнутого порочного круга.
Александр власть не любит, хоть и предложили ему сегодня стать одним из её винтиков. Но что может винтик, когда вся машина настроена на то, чтобы разрушать, а не создавать. Чиновники вместо того, чтобы помогать, ставят палки в колёса. Вот стал он снова заниматься овцами и споткнулся. Чтобы вести дело дальше, нужно было приобрести лицензию на право заниматься племенным животноводством. Поначалу её можно было получить в Ярославле. Для этого требовалось всего-навсего три года практики под наблюдением государственного племенного объединения, с которым Александр работал в тесном контакте с самого начала. Но испытательный срок вдруг увеличили с трёх до пяти лет. А право выдачи лицензии закрепило за собой Министерство сельского хозяйства России. Через два года Александр с пакетом документов приехал в Минсельхоз, но с ним даже разговаривать не стали: «Мы имеем дело лишь с юридическими лицами». Мама дорогая, а он только недавно добровольно отказался от этого статуса, перерегистрировав свой кооператив в фермерское хозяйство, – так легче было получать кредиты в банке. Пришлось заново регистрироваться, заново переводить всё поголовье во вновь созданный кооператив. 31 декабря 2008 года долгожданная лицензия была подписана министром.
И сразу жить стало веселей. В январе получили государственную дотацию, потом областную. Но доволен ли 38-летний фермер? Нет.
– Овцеводство включает в себя целый комплекс вопросов, которые надо решить, для того чтобы хозяйство стало рентабельным, – говорит он. – А я их решить пока не могу.
Шерсть ещё недавно Козины выбрасывали, как и шкуры. Продавать их было невыгодно. За килограмм шерсти давали 22 рубля, за шкуру – сотню. Больше денег уходило на бензин, чтобы довезти эти самые шкуры и шерсть до приёмных пунктов. А дублёнка, между прочим, на которую требуется всего-то шесть шкурок, стоит 15 тысяч. Вот именно поэтому Козины к двум миллионам кредитных денег добавили ещё два своих (родственники помогли), вскладчину купили цех, который мог бы перерабатывать не только шерсть их поголовья, но всю шерсть, получаемую овцеводами области.
...Мне дают кредит на пять лет, хотя то, что я пытаюсь здесь сделать, требует как минимум пятнадцати, – объясняет Козин. – В результате всё, что удаётся заработать, что приносит мне моё стадо, я несу в банк. У меня сейчас нет ни копейки лишних денег, которые я мог бы куда-то вложить. А государство идти на долгосрочные обязательства не хочет.


Прядильно-вязальная линия работает в треть силы, да и те носки, которые она вяжет, сбыть некуда. Как и мясо от взрослого поголовья. Шкуры вместо того чтобы становиться дублёнками, всё также выбрасываются на свалку...


Александр КАЛИНИН,
село Брейтово
Ярославской области