Весьма непоследовательная позиция: белые, которые бьют красных в 19-2... г.г. - правильные белые, а те-же самые белые, бьющие тех же самых красных, но уже в 40-е г.г. - неправильные белые. Что изменилось то?

Надо было только родителям этих детей рассказать, что немцы - это меньшее зло, а они видимо забыли...

А вот это называется демагогия.

Нет, Анатолий, это именно ваши рассуждения о меньшем зле и т.п. называется демагогией. Когда армия врага явно считает большинство населения "чужими" и на практике это проявляется в том, что у конкретного человека из рук вырывают ребёнка, закидывают в грузовик и увозят на работы, то это слишком похоже на отношение к рабам, низшим по уровню, недочеловекам. И думаю попытайся ты объяснить этому человеку, когда он будет тебе рассказывать о случившемся горе, что это демагогия, он бы тебе быстро объяснил, что ты не прав.

P.S. Ну тогда продразверстка - это нормальное явление. Для восстановления страны надо было где-то брать хлеб и кормить рабочих на заводах - надо, у кого хлеб есть - у крестьян, ну взяли и накормили. А то, что в каких-то областях у крестьян изъяли всё что смогли изъять особенно старательные комиссары и оставили крестьян голодать - это демагогия.

Александров С.И. сочинители про зверства фашистов попросту гнали невооруженных людей на немецкие пулемёты.
Обосновывая это виной перед сектой и товарищем джугашвили.
Те ,кто были без каких либо прав имели возможность слать домой письма и переводы.
Эту возможность имели даже евреи в концлагерях.
Зато не имели крестьяне в сталинских колхозах,потому что вместо денег получали
натурпродукты или билеты займа СССР.
...если бы хозяева победили.
Германии для продолжения войны с Англией и Америкой нужен был союзник ,а не
оккупированная страна на которую надо было тратить людские ресурсы.
Вас ввели в заблуждение советско-жидовские страшилки.

Чтобы разорвать навсегда связь детей с родителями – «врагами народа», издается постановление ВКП (б), содержание которого Сталин сформулировал очень коротко: «Сын за отца не отвечает». Нужно только публично отречься от арестованного родственника, сменить отцовскую фамилию – и снова все пути тебе открыты: учись, работай, носи пионерский галстук. Государство предлагало предать самых близких и добрых людей ради собственного благополучия, ради идеи.

Александров С.И. а когда секта отнимает у вас ребёнка внушая что его родители враги ?
И к тому же без всякой войны в мирное время.
Перенесите это на сегодняшний день...
Ваш сынок приводит домой шоблу нравственных идиотов из которых половина
натуральные жиды.
И вместе с ними выставляет вас из дома в чём мать родила.
Если конечно вы ничего плохого не сказали про советскую власть,крышующую
этот беспредел.
Ну а если имели наглость высказаться вам место на Колыме или Бутовском полигоне.

Сложилось впечатление,что жиды не понимают,что в этом плохого.

Мальчиш, я понял, вы будете говорить то, что вам нужно не отвечая мне. При чём здесь вся эта ахинея про секты и прочее я не понял, я за секты не выступаю. До свидания.

Александров С.И.....на практике это проявляется в том, что у конкретного человека из рук вырывают ребёнка, закидывают в грузовик и увозят на работы, то это слишком похоже на отношение к рабам, низшим по уровню, недочеловекам.

Читайте мемуары.

....С приходом в охрану двух новых солдат Чеха и Студента (так окрестили их пленные) наша жизнь немного полегчала. Но самое важное событие произошло для нас неожиданно.

Как-то во время поверки за опоздание в строй комендант ударил по лицу пленного Василенко. Кровь ручейком побежала из носа. И вдруг, охранник Студент, находившийся здесь, перед строем, оттолкнул коменданта и, не говоря ни слова, влепил ему звонкую пощечину. Такого еще не бывало! Немецкий солдат поднял руку на своего начальника! Мы остолбенели, ожидая непредсказуемой реакции коменданта. Но взрыва не последовало. Комендант зло прошипел и быстро ушел из лагеря. Студент, пересчитав пленных, приказал разойтись по своим местам.

На другой день Студента арестовали. Но вскоре он вернулся, а кривого коменданта перевели в другой лагерь. Конечно, за такой поступок Студенту грозил военно-полевой суд. Однако Студента не судили — его отец занимал высокую должность в Берлине. Вообще, Студент был для нас загадкой. Андрей, который с ним имел, как переводчик, более тесный контакт, рассказывал, что Студент до войны действительно был студентом, затем офицером немецкой действующей армии. На фронте, за какой-то проступок, он был разжалован в рядовые, а после ранения и госпиталя направлен в охрану.

Варюшка

Варвара Максимовна Куст, 1925 года рождения, украинка, уроженка Харьковской области, Староверовского района, села Власовки, была угнана немцами в Германию в начале 1942 года. Родители девушки умерли от голода в 1933 году. Воспитывалась теткой.

Варюшка особой красотой не выделялась, но и сказать, что она была некрасива, тоже нельзя. Обыкновенная девушка с необыкновенным взглядом удивительных, зеленовато-серых, насмешливых глаз. На голове — цветастый платок, из-под которого выбивались слегка растрепанные каштановые волосы. На похудевшем, чуть скуластом лице — яркий румянец. Встретились и познакомились мы на немецком заводе Бахмана.

Раньше мне не приходилось бывать на заводах, поэтому когда нас, военнопленных, впервые привели в заводской цех, меня поразил непривычный непрерывный шум: визжали бормашины, трещали пневматические молотки, шипели шланги компрессоров. В два ряда, во всю длину громадного цеха, стояли на подставках самолеты «Хенкельс-111».

К одному из таких самолетов меня привел мастер-немец и, показав мое рабочее место, куда-то ушел. Я сел на ящик и стал его ждать. Вдруг почувствовал, как у меня из-под ног потащился шланг. Шланг поднимался куда-то вверх. Подняв голову, я увидел улыбавшуюся мне девушку.

— Хлопец, видкиля ты взявся? Хиба военнопленный? — спросила она.

— Да. Военнопленный, — откликнулся я и спросил в свою очередь, — Ты что там делаешь?

— Ничего. Пыль глотаю во цим шлангом. Чуешь, як вин шипить, — ответила девчушка, мешая русскую речь с украинской. Потом спустилась вниз. На ней был синий комбинезон и цветная косынка, туго повязанная до самых бровей. Мы с нескрываемым интересом разглядывали друг друга.

— Тебя как зовут? — поинтересовался я.

— Варя, — назвалась она, — а як тоби?

— Меня зовут Митей, — ответил я, не отрывая от нее взгляда. Варя собралась было лезть обратно наверх, но я, шутя, попросил ее:

— Подожди! Дай хоть посмотреть на тебя, а то не запомню.

Она поглядела на меня в упор и улыбнулась:

— Дывись, коль охота.

— А ты красивая! — сказал я и протянул руку. Она рассмеялась и подала свою. Так прошла наша первая встреча.

Варя была одной из многих девушек, работавших на этом заводе. Их называли острабочими. В отличие от других, острабочие носили на груди нашивку «ОСТ». Жизнь у них была тоже нелегкой, хотя их не охраняли и они могли свободно перемещаться по разрешенной территории.

Вскоре Варю перевели в другой цех и я потерял возможность встречаться с ней, так как нам, военнопленным, было категорически запрещено отлучаться с закрепленного рабочего места. Однако Варюшка, несмотря ни на какие запреты, сначала изредка, а потом каждую смену, в короткие перерывы прибегала ко мне повидаться.

Мои мастера, немцы Зигфрид и старик Отто, не могли не видеть этих минутных свиданий, но делали вид, будто ничего не знают и не замечают. Со временем я познакомился со многими украинскими девчатами и многие из них мне нравились (что поделаешь, и в плену молодость оставалась влюбчивой!), но Варя для меня была лучше всех, она полюбила меня, и я дорожил ее первой любовью. Сколько горя выпало на ее худенькие плечи! Пережила страшный голод тридцатых годов, который погубил на Украине сотни тысяч людей, а может быть, и миллионы — кто их считал, в том числе, и ее родителей. Обо всем этом Варя рассказывала мне. Нет, она не плакала, вспоминая то страшное время, но лицо ее становилось грустным, задумчивым, даже суровым.

В выходные дни, по воскресеньям, Варя вместе с другими девчатами уходила на полевые работы в соседние поместья, откуда приносила кое-какие продукты, в основном, картошку, и всегда делилась со мной. Я отказывался, не хотел брать, зная, что она сама живет впроголодь, но Варюшка не хотела и слушать меня, даже обижалась. А однажды неожиданно предложила:

— Митя, принеси грязное белье — я постираю.

— Ты что? Разве я сам не могу стирать? Этого еще не хватало! — опешил я.

— Те ж для меня вовсе не трудно постирать твою рубашку, буду соби стирать, заодно и твои, — сказала она и, улыбнувшись, спросила, — завтра принесешь? Эге?

А в зеленовато-серых глазах блистали лукавые искринки. Пришлось уступить. Белье я приносил, а через день-два получал сверток с чистым, душистым бельем.

Иногда, по выходным дням, украинские девчата приходили к нашему лагерю, усаживались на пригорке, метрах в ста от ограждения (охрана разрешала) и запевали украинские песни. Среди них была и Варя, голос которой выделялся как-то особенно. Как же они пели! На душе становилось теплее и легче. Варюшка мне нравилась всем: красивой фигурой, походкой, мягкой, приятной речью, миловидной деревенской свежестью и строгостью к себе и другим.

Как-то раз француз из военнопленных, проходя мимо Вари, положил на плечо ей руку. Надо было видеть, как молниеносно она развернулась и закатила такую оплеуху не званному ухажеру, что тот чуть не упал. А потом, сам же просил извинения. Еще один такой конфликт произошел позже. Ко мне подошел военнопленный Золотухин Федор, мордастый пожилой мужик, слывший среди нас хорошим портным и сапожником.

— Слушай, Митя, ты Варьку свою когда-нибудь обнимал? — неожиданно спросил он меня.

— Нет. А что? — насторожился я.

— Да так, ничего, — замялся Федор.

— Ну, говори, говори. Раз начал, то продолжай.

— Я невзначай шлепнул ее ниже пояса сзади, так она мне чуть рыло не своротила. Ох, лихо ударила!

— Хорошо еще, что я не видел, а то пришлось бы Ефиму, доктору нашему, твою дурацкую башку ремонтировать. Учти на следующий раз.

— Я же пошутил, Митя, — оправдывался Федор, — Подумаешь, недотрога!

— А чего ты пришел ко мне? Извиняться, да? — спросил я.

— Да, нет. Я же знаю, что она тебе все равно расскажет, так уж лучше я сам...

Когда днем завывали сирены воздушной тревоги и нам разрешали вместе с французами и острабочими уходить в лесное укрытие, Варя быстро находила меня. Каждая такая встреча нам была в радость. Мы по бровке оврага уходили в поле, находили «свой» островок, ложились на землю и начинали мечтать о прекрасном будущем. Иногда Варюшка плакала, прижавшись ко мне лицом, ведь у нее никого из родных не было, тетка и та умерла. Варя тянулась ко мне, боялась потерять, и я боялся потерять ее.

С согласия Андрея я посвятил Варю в задуманную нами операцию и предложил ей участвовать. Она согласилась сразу, только и сказала: «Я с тобой».

Эрзац-жизнь

Шла вторая половина 1943 года. Медленно тянулась наша безрадостная, голодная жизнь. Меню не менялось: утром, в обед и вечером все та же баланда из брюквы и дважды в неделю — килограммовая буханка эрзац-хлеба. Брюква настолько надоела, что при одном виде ее в голодном желудке возникали мучительные спазмы, становилось муторно, того и гляди, вырвет. А есть все равно надо, иначе сдохнешь. И ели, через силу запихивая в свою утробу куски ненавистной брюквы.

Воздушные налеты американской авиации с каждым разом становились все сильней и продолжительней. Немцы не могли противопоставить что-либо неуязвимым воздушным крепостям, которые летали на десятикилометровой высоте и были недосягаемыми для немецких истребителей и зенитных орудий. Все чаще и чаще американские истребители, со свистящим ревом проносились над самой землёй и, взрывая отчаянным грохотом крупнокалиберных пулеметов притихшую округу, стреляли по немецким аэродромам. Завод Бахмана пока не трогали.

Тем временем, из советских военнопленных стали формировать рабочие команды для отправки в Норвегию, где в скрытых штольнях ускоренными темпами готовили секретное оружие. Дошла очередь и до меня. В списках стоял мой номер 90204. На следующий день намечалась отправка на комиссию в шталаг-2А. Что делать? Я очень хотел проститься с Варей, но ее на заводе не было, она заболела и на работу не ходила. Я решил, во что бы то ни стало, пробраться в цивильный лагерь. Для этого в конце рабочего дня я поменялся верхней одеждой с парнем из цивильного лагеря, он ушел в «мой» лагерь вместо меня, я ушел в цивильный лагерь вместо него.

Варюшка не ожидала моего появления. Она лежала в постели, лихорадочно дыша. Я присел на краешек, взял ее руку и прижал к своим губам.

— Варя, я пришел проститься, завтра меня забирают в концлагерь.

Она поняла. Варя знала, что рано или поздно должно случиться то, чего больше всего боялась.

— Значит, навсегда, Митя, — прошептала она и зарыдала, уткнувшись в подушку. Я старался, как мог, успокоить ее. Наконец, Варя перестала плакать. Лицо ее сделалось серьезным. Она остановила на мне долгий обреченный взгляд и, как бы читая мои мысли, сказала:

— Вот и тебя потеряла я, Митенька, Теперь опять одна.

— Нет, — Возразил я, — мы найдем друг друга. Вот мой адрес. Сохрани его. Когда будешь на Родине напиши моей маме, — я протянул ей бумажку с моим михайловским адресом.

Вдруг в барак вбежала девчонка и сообщила, что надзирательница делает обход. Вот-вот, будет здесь.

Встреча с этой немкой не предвещала ничего хорошего, бежать из барака было уже поздно. Поэтому, недолго думая, влез под койку и затих. Я лежал ни жив, ни мертв. Надзирательница вошла в барак, что-то спросила, сделала кому-то короткое замечание и удалилась. Все обошлось благополучно, а мог бы угодить в карцер, заодно отведав хлыста, с которым эта паскудная баба никогда не расставалась.

— Теперь до утра ты никуда не уйдёшь. Раздевайся и ложись рядом, я ведь тебя не боюсь, — сказала Варя, — тильки я отвернусь, шоб ты не захворал.

Утром, простившись с Варей, пожелав девчатам скорейшего возвращения домой, я тем же путем вернулся на завод и затем в свой лагерь...


«Военная Литература» Мемуары
http://militera.lib.ru/memo/russian/nebolsin_da/07.html

1. Было бы странно, если бы немцы считали население страны, с которой воюет - друзьями. Естественно они считали что те - враги.
2. Давай не будем вышибать у меня слезу коленом, хорошо? Увозить детей на работы в Германию так же чудовищно, как и травить их газами, рубить шашками, сжигать, подвергать безчеловечным мукам голода, расстреливать из пулеметов, насиловать или выгонять голенькими на 30-градусный мороз, как это делали красные. Только в гораздо бОльших масштабах чем германцы. И, говоря твоим же языком, попытайся ты объяснить людям, с чьими близкими так поступили... (далее по тексту). Я это все к тому, что вопрос ОЧЕНЬ неоднозначный. Не стоило бы вот так на эмоциях шашкой размахивать.

1. В этой войне русские, воевавшие на стороне красных победили немцев и воевавших на их стороне русских (белогвардейцев). Так будет более точно.

2. С чего ты решил, что Германия «не менее хищный зверь» чем евреи? Язычник Гитлер строит в Берлине православный собор для РПЦЗ, а в это время красные в Москве взрывают храм Христа со словами «задерем подол матушке-России». "Если оккупанты советские в Кафедральном соборе г. Ростова-на-Дону устроили зверинец, а в Вознесенском войсковом соборе Новочеркасска – красноармейские конюшни (при этом прах атамана Платова и других атаманов был ими выброшен из храма на помойку), то на открытие немцами того же Кафедрального собора пришел весь православный Ростов. Немцы практически безпрепятственно разрешали открывать церкви, и есть точные данные по псковской епархии, в которой в 1917 году числилось 367 церквей и 424 священника, а в 1941 году перед изгнанием большевиков – 0 (ноль) священников и 0 (ноль) церквей. Через полгода после прихода немцев в губернии уже действовали 193 церкви, которые обслуживали 86 священников. (Гос. арх. Пск. обл. Ф. 1633. Оп.1; Д. 19; Л 32-33)". Чем ты объяснишь тот факт, что с отступающими немцами поднималось и уходило все местное население в иных районах? Разве СССР – это государство русского народа? Краснов, Туркул, и другие, боролись против него всю жизнь, и иудами их назвать ну никак нельзя. Это ложь. С тем же успехом можно было бы назвать иудами тех, кто одевал форму богоборцев с сатанинской символикой и стрелял в русских, воевавших за веру. Хотя и подобная позиция – крайность, но более близкая к истине, по-моему.

3. «Для того чтобы война была Отечественной недостаточно, чтобы она велась на русской территории и армией, состоящей из этнически русских людей». Одни русские взялись помогать немцам, другие – евреям-большевикам. Причем никогда в истории России не было такого количества т.н. «колоборационистов». Так что «некоторые русские» - это очень лукавая формулировка. «Некоторые» вполне могут быть предателями. Когда этих «некоторых» сотни – невольно возникает вопрос: что это за поганая нация, породившая такое количество иуд? А когда количество «некоторых» идет на десятки (а то и сотни) тысяч – любому здравомыслящему человеку ясно, что вопрос надо рассматривать совсем в другой плоскости.

4. Почему ты считаешь, что помогать «красному бесу» - это подвиг, а помогать «коричневому» - предательство?

1. А первый случай - это не "откровенная агрессия антирусских сил"? "Страной правила партия, которая свою «государственную» деятельность начала со шпионажа и пропаганды пораженчества, с убийства русских офицеров, с братания на фронте, с дезертирства, с предательства Родины, высшей точкой которого стало заключение Брестского мира, отдававшего врагу 20 губерний, все фронтовые запасы, захваченных военнопленных и т.д. С самого начала большевики показали себя как антирусская власть, для которой не существует понятий Родина, Отечество, честь и долг; у которой святыни русского народа вызывают ненависть; которая слово Россия заменила словом Интернационал, а русский национальный флаг – красным знаменем; которая и по своему национальному составу была, очевидно, нерусской".

2. Даже не беря в расчёт чисто боевые Русские формирования – одни только вспомогательные части Вермахта ХИВИ (сокр. от нем. hilfswilligs – «добровольные помощники») насчитывали до 670 тысяч (!) бывших советских граждан (например, во время сталинградской операции доля Русских в 6-й армии генерал-фельдмаршала Паулюса составляла около 30%! По оценкам германского историка Манфреда Керига, в 300-тысячной группировке Вермахта, окружённой в Сталинградском котле, каждый пятый был бывшим советским гражданином). К октябрю 1943 года, на момент битвы за Днепр, в каждой немецкой пехотной дивизии 15% личного состава – это Русские, получавшие обмундирование, паёк и денежное довольствие солдата Вермахта.
В письме генералу П.Н.Краснову атаман Общеказачьего объединения в Германской империи генерал-лейтенант Е.И.Балабин писал по этому поводу: «…почти во всех немецких ротах находятся Русские (без всяких русских отличий), и в некоторых ротах их до 40%. Иногда идет немецкая рота и поет русские солдатские песни».
Известны высказывания германских генералов о том, что если убрать всех Русских с Восточного фронта – фронт рассыплется. Кроме того, прибавьте сюда Казачьи части (первая из которых была сформирована уже 28 октября 1941 года), Русские части СС, формирования Русской эмиграции. Даже во время победоносного шествия Советов по Европе продолжался переход советских солдат к немцам. Так, с декабря 1944-го по март 1945 года через линию фронта для участии в РОА перешли 1710 солдат Советской армии. Да что там! – эскадрильями ВВС РОА командовали «Герои Советского Союза» майор С.Т.Бычков и капитан Б.Р.Антилевский. Приспособленцами и трусами их вряд ли назовёшь (см.: Назаров М.В., указ соч., Смирнов А.А.
Казачьи атаманы. СПб., 2002).