|
"Хлопоманы" - так польские паны презрительно называли украинофилов за их любовь к простому народу. По-моему это уже достаточно ясно говорит о том, что никакого отношения к украинофильству они иметь не могли.
В заключение вашей статьи, г. Падалица, вам угодно было обратиться к моей личности с эпитетом "перевертень". -- Я вам за это искренно благодарен -- не потому, чтобы я полагал, что моя личность особенно интересна для вас или для кого-нибудь из читающих, и не потому, чтобы я сам слишком о ней заботился, а потому, что разъяснение сказанного вами эпитета хоть сколько-нибудь поможет целой группе людей определить себе свое положение в Южнорусском крае. Да, г. Падалица, вы правы! Я действительно "перевертень", -- но вы не взяли во внимание одного обстоятельства, именно того, что слово "отступник" не имеет само по себе смысла; что для составления себе понятия о лице, к которому приложен этот эпитет, нужно знать, от какого именно дела человек отступился и к какому именно пристал; иначе слово это лишено смысла -- это пустой звук. Действительно, вы правы. По воле судьбы, я родился на Украине шляхтичем; в детстве имел все привычки паничей, и долго разделял все сословные и национальные предубеждения людей, в кругу которых воспитывался; но когда пришло для меня время самосознания, я хладнокровно оценил свое положение в крае, я взвесил его недостатки, все стремления общества, среди которого судьба меня поставила, и увидел, что его положение нравственно безвыходно, если оно не откажется от своего исключительного взгляда, от своих заносчивых посягательств на край и его народность; я увидел, что поляки-шляхтичи, живущие в Южнорусском крае, имеют перед судом собственной совести только две исходные точки: или полюбить народ, среди которого они живут, проникнуться его интересами, возвратиться к народности, когда-то покинутой их предками, и неусыпным трудом и любовью по мере сил вознаградить все зло, причиненное ими народу, вскормившему многие поколения вельможных колонистов, которому эти последние за пот и кровь платили презрением, ругательствами, неуважением его религии, обычаев, нравственности, личности, -- или же, если для этого не хватит нравственной силы, переселиться в землю польскую, заселенную польским народом, для того чтобы не прибавлять собою еще одной тунеядной личности, для того чтобы наконец избавиться самому перед собою от грустного упрека в том, что и я тоже колонист, тоже плантатор, что и я посредственно или непосредственно (что впрочем все равно) питаюсь чужими трудами, заслоняю дорогу к развитию народа, в хату которого я залез непрошеный, с чуждыми ему стремлениями, что и я принадлежу к лагерю, стремящемуся подавить народное развитие туземцев и что невинно разделяю ответственность за их действия. Конечно, я решился на первое, потому что сколько ни был испорчен шляхетским воспитанием, привычками и мечтами, мне легче было с ними расстаться, чем с народом, среди которого я вырос, который я знал, которого горестную судьбу я видел в каждом селе, где только владел им шляхтич, -- из уст которого я слышал не одну печальную, раздирающую сердце песню, не одно честное дружеское слово (хоть я был и панич), не одну трагическую повесть о истлевшей в скорби и бесплодном труде жизни... который, словом, я полюбил больше своих шляхетских привычек и своих мечтаний. Вам хорошо известно, г. Падалица, и то, что прежде чем я решился расстаться с шляхтой и всем ее нравственным достоянием, я испробовал все пути примирения; вы знаете и то, как были с вашей стороны встречены все попытки уговорить вельможных к человечному обращению с крестьянами, к заботе о просвещении народа, основанном на его собственных национальных началах, к признанию южнорусским, а не польским того, что южнорусское, а не польское; вы были ведь свидетелем, как подобные мысли возбуждали вначале свист и смех, потом гнев и брань, и, наконец, ложные доносы и намеки о колиивщине. После этого, конечно, оставалось или отречься от своей совести, или оставить ваше общество: -- я выбрал второе, и надеюсь, что трудом и любовью заслужу когда-нибудь, что украинцы признают меня сыном своего народа, так как я все готов разделить с ними. Надеюсь тоже, что, со временем, среди польского шляхетского общества, живущего на Украине, поворот к народу и сознание необходимости трудиться на его пользу -- раньше или позже станет нравственной потребностью не только отдельных лиц -- как теперь, а вообще всех, кто в силах будет обсудить свое положение и свои обязанности, и не предпочтет мечты насущному, вызванному собственной совестью, делу. Итак, г. Падалица, вы правы! Я перевертень, и я горжусь этим, так точно, как я гордился бы в Америке, если б стал аболиционистом из плантатора, или в Италии, если б, просветив свой образ мыслей, я из паписта сделался честным, трудолюбивым слугой общенародного дела.
Владимир Антонович
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
и кнехты приграничных восточных земель. Первое письменное упоминание термина «украинцы» датировано 1596 годом в связи с восстанием Наливайко. Его употребляет гетман коронный Станислав Жолкевский как название ПОЛЬСКИХ 
