Зарегистрирован: Чт дек 07, 2006 3:00 am Сообщения: 190 Откуда: Урал
|
Константин Николаевич писал(а): к слухам ходящим в Верх. Совете стоит относится весьма скептически. Ибо слухи ходили самые разнообразные Сообщения Некрасова (и не только) относительно военных заговоров были не совсем слухами, а точнее сказать, совсем не слухами, т.к. Некрасов, отчасти, сам руководил этими военными заговорами через Гучкова или совместно с Гучковым (как будет удобнее). Вот что писал Некрасов следователю: "Но все же некоторую роль масонство сыграло и в период подготовки февральской революции, когда оно было своеобразным конспиративным центром «народного фронта», и в первые дни февральской революции, когда оно помогло объединению прогрессивных сил под знаменем революции. Незадолго до февральской революции начались и поиски связей с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг А. И. Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других), и с нею завязана организационная связь." (Вопросы истории 1998. №№11-12 с. 38. Из следственных дел Некрасова.) Гучков рассказывает: "Из беседы с Некрасовым выяснилось, что и он пришел к той же точке зрения о полной невозможности нормальными путями добиться коренной перемены правительственного курса, о неизбежности насильственного переворота, [явился] страх, что выполнение этой задачи возьмут на себя слепые стихийные силы улицы, рабочие, солдаты, тыл, и отсюда определенное сознание, что эту задачу должны принять на себя спокойные государственные элементы. Мысль о терроре по отношению к носителю верховной власти даже не обсуждалась — настолько она считалась неприменимой в данном случае. Так как в дальнейшем предполагалось возведение на престол сына государя — наследника, с братом государя в качестве регента на время малолетства, то представлялось недопустимым заставить сына и брата присягнуть через лужу крови. Отсюда и родился замысел о дворцовом перевороте, в результате которого государь был бы вынужден подписать отречение с передачей престола законному наследнику. В этих пределах план очень быстро сложился. К этой группе двух инициаторов в ближайшие дни присоединился по соглашению с Некрасовым Михаил Иванович Терещенко, и таким образом образовалась та группа, которая взяла на себя выполнение этого плана" (Вопросы истории», 1991, № 7—11. Александр Иванович Гучков рассказывает) Из этого всего видно, как тесно сложились связи Некрасова с Гучковым. По военным заговорам Гучков много чего "расказывает": "Наша тройка приступила к детальной разработке этого плана. Представлялись три конкретных возможности. Первая — захват государя в Царском Селе или Петергофе. Этот план вызывал значительные затруднения. Если даже иметь на своей стороне какие-нибудь воинские части, расположенные в резиденции государя, то было несомненно, что им будет оказано вооруженное сопротивление, во всяком случае, предстояло кровопролитие, которого хотелось избежать. Другая возможность была произвести эту операцию в Ставке, но это требовало если не прямого участия, то, во всяком случае, некоторого попустительства со стороны высших чинов командования. Не хотелось вводить этих лиц в состав заговора по многим причинам. Не только потому, что мы не были совсем уверены, найдем ли там сотрудников, но мы не хотели, чтобы эти лица, которые после переворота будут возглавлять русскую армию, чтобы они участвовали в самом перевороте. ............................. Требовалось, чтобы лояльные элементы им подчинились... В этой комбинации — в Ставке — мы встречали те же сомнения. Части могли быть на стороне [правительства]. Значит, опять гражданская война в пределах фронта. Если б цареубийство..., но мы были против этого. Третья возможность — и на ней мы остановились — это захват царского поезда во время проезда из Петербурга в Ставку и обратно. Были изучены маршруты, выяснено, какие воинские части расположены вблизи этих путей, и остановились на некоторых железнодорожных участках по соседству с расположением соответствующих гвардейских кавалерийских частей в Новгородской губ., так называемых Аракчеевских казармах. Вот эта последняя комбинация нам представлялась технически более простой. Надо было найти единомышленников среди офицерского состава этих полков. Имелось в виду совсем не трогать солдат, а сосредоточиться только на том, чтобы получить единомышленников в самом офицерском составе. Мы крепко верили, что гвардейские офицеры, усвоившие отрицательное, критическое отношение к правительственной политике, к правительственной власти гораздо более болезненное и острое, чем в каких-нибудь армейских частях, мы думали, что среди них мы в состоянии будем найти единомышленников. ............................. В то время примкнул к нашему кружку ценный сотрудник в лице кн. Вяземского (не помню, как это случилось). ............................ К нам присоединился Вяземский. Он был ценен тем, что не находился под наблюдением, как мы все; затем, в силу его общественного положения, семейных и других связей он был близок к гвардейским офицерским кругам На него была возложена миссия, завести те связи, которые могли бы выразить настроение офицерства среди этих запасных частей, затем, может быть, привлечь к нашему заговору каких-нибудь более высоких чинов, чем те офицеры запасных эскадронов, что были там. Мы высоко не шли — нам нужны были командиры полков из частей, которые на фронте, для того, чтобы эти командиры полков могли в порядке отпусков, командировок мало-помалу образовать группу единомышленников в этом деле. Через некоторое время к нашей группе присоединился один тоже очень ценный сотрудник. Знаю, что он был ротмистром одного из гвардейских кавалерийских полков, не то Кавалергардского, не то Конного полка. Вяземский и этот ротмистр взялись нащупать настроение этих эскадронов и привлечь нужных участников, а затем Вяземский должен был проехать в тот район, где был гвардейский корпус, чтобы уже в самих полках, у которых был эскадрон запасный, выразить настроение. ..................................... О некоторых успехах в этом направлении они нам докладывали, но все это были единичные присоединения и присоединения молодых, невысоких чинов. С одним из командиров гвардейских полков была беседа у Вяземского. Я его лучше не назову. Он играл некоторую роль в движении и был близок к монархическим кругам. Это важно только для характеристики настроения некоторых военных верхов по отношению к этому делу. Ему, в силу отношения Вяземского к нему, было раскрыто все, весь план, задача, способ осуществления. Он как порядочный, умный человек оценил все это правильно. Он был в большом отчаянии относительно всего, что совершалось и в стране и на фронте, он считал почти неизбежным положение развала власти, страны, фронта, со всеми последствиями. Он выразил большое свое сочувствие нашему плану, но одновременно наотрез отказался участвовать в его выполнении: то ли чувство тяжкой ответственности, страх кары, то ли просто известная лояльность (это было нарушение присяги) сказалась. Чувствовалась атмосфера сочувствия и [встречался] отказ от прямого ответственного участия. ................................... Лица не намечались. Претензий на захват власти не было. Просто крепко верили, что новая власть, в основе которой лежал бы некоторый революционный акт, при образовании правительства была бы вынуждена считаться с иными элементами, чем старая власть. Поэтому у нас не было ни списка министерства, ни лиц совсем не намечалось, по крайней мере, у меня не было. ............................... Отречение я считал актом несколько вынужденным, но все же вместе с тем полудобровольным" Вот что пишет Николаевский после беседы с Н. Д. Соколовым: "Из кругов, близких Некрасову, ему (Соколову – прим. моё) в начале 1917 г. сообщили, что готовится арест царя с вынуждением отречения в пользу Михаила, что руководят Гучков и Терещенко" (Русские масоны и революция с 97) Был ли Гучков масоном, я не знаю, но свои поступки и действия он согласовывал с масоном Некрасовым, и они, совместно, разрабатывали план государственного переворота. "Вопрос о его масонстве, по сути, является формальным" Константин Николаевич писал(а): Вобщем, если попытаться систематизировать различные слухи и показания очевидцев, то выходит довольно стройная картина военных заговоров до февраля 1917 года. Действительно стройная картина. Что у нас получается? С ген. Алексеевым налаживают связь масонские круги. Как говорит Гучков, у него с ним "были добрые простые отношения." Далее Александр Иванович вспоминает, что "Некоторые свои горькие наблюдения и советы я излагаю письменно и посылаю их Алексееву". Следует, наверное, принять во внимание и влияние Львова, производимые на Михаила Васильевича. Алексеев, начинает "понимать" дурное влияние Распутина и Александры Федоровны на Царя. Судя по рассказом Вырубова, Львов и Алексеев "пришли к твердому выводу, что необходимо покончить с влиянием царицы на государя положив тем самым конец давлению, которое через нее оказывала на царя клика Распутина". Но этим дело не ограничилось, Алексееву, уже на лечении в Крыму, предлагают принять главное участие в "отречении царя и даже более сильных мерах", на что, генерал, по видимому, не соглашается. Возможно поэтому, главную роль в отречении отвелась все-таки Рузскому. И слова Алексеева сказанные Деникину, что когда «те же представители вслед за ним посетили Брусилова и Рузского и, получив от них ответ противоположного свойства» - по-видимому, справедливы. Слова эти, некоторым образом подтверждаются Н. Д. Соколовым, с его слов Николаевский повествует: "Попутно Крымов говорил, что, конечно, то, что теперь творится наша, офицеров, вина. Мы слишком долго колебались, тянули, – а когда взялись, уже поздно было. И попутно рассказал кое-что о военных заговорах, что 9 февраля 1917 г. в Петербурге в кабинете Родзянко было совещание лидеров Государственной думы с генералами – был Рузский, Крымов. Решено что откладывать дальше нельзя, что в апреле, когда Николай будет ехать из ставки, его в районе армии Рузской задержат и заставят отречься."(Русские масоны и революция с 95-96.)
|
|