СКАЗКИ ОБЪ ІОАННѢ ГРОЗНОМЪ.

Было время, когда у насъ, русскихъ, ни въ городахъ, ни въ селахъ совсѣмъ не было печатныхъ книгъ. Первая печатная книга (Дѣянія Апостольскія) появилась въ Россіи въ царствованіе перваго русскаго Царя Ивана Васильевича Грознаго, за триста слишкомъ лѣтъ до нашего времени. Когда не было еще печатныхъ книгъ, наши предки пользовались, правда, писанными книгами, которыя появляются на Руси около тысячи лѣтъ тому назадъ; но такихъ книгъ было очень мало, и ихъ можно было найти только въ болѣе значительныхъ русскихъ [4] городахъ. Что же касается до древнерусскихъ селъ и деревень, то ни писанныхъ книгъ, ни грамотныхъ людей въ нихъ обыкновенно не встрѣчалось. Такъ что въ тѣ давнія времена, когда почти всѣ жители селъ и городовъ, особенно небольшихъ, не знали грамоты, воспоминанія о прошедшихъ событіяхъ передавались отцами и дѣдами дѣтямъ и внукамъ изустно, и переданное (отсюда происходитъ самое слово преданіе) запоминалось. Преданія не могутъ вполнѣ вѣрно описывать событія прошлой жизни народа: одинъ, передавая, забудетъ что-нибудь, выпуститъ, другой, напротивъ, прибавитъ лишнее, чего и не было въ самомъ дѣлѣ.
Когда же случалось встарину замѣчательное событіе, то обыкновенно о немъ слагалъ кто-нибудь поэтическій разсказъ, который часто произносился нараспѣвъ, въ ладъ. Такого рода разсказъ называли былиною (отъ слова быль, т. е. что нибудь не выдуманное, а то, что въ самомъ дѣлѣ было).
Былины до сихъ поръ еще поются у насъ въ Россіи, въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Олонецкой и другихъ сѣверныхъ, а также сѣверо-восточныхъ губерній. Поютъ, или „напѣваютъ˝ ихъ большею частью старики, иногда слѣпые (народъ называетъ ихъ „сказатели˝). Эти былины поютъ о Владимірѣ Красномъ Солнышкѣ, объ Ильѣ Муромцѣ и о другихъ богатыряхъ кіевскихъ и новгородскихъ, о первомъ русскомъ Царѣ Иванѣ Васильевичѣ Грозномъ, о первомъ Императорѣ Всероссійскомъ—Петрѣ Великомъ. Тѣ былины, которыя излагаютъ событія, происходившія въ Россіи послѣ нашествія татаръ, особенно начиная съ царствованія Ивана Васильевича Грознаго, принято называть историческими пѣснями.
Для неграмотнаго, не имѣющаго книгъ народа эти былины и историческія пѣсни замѣняли, а отчасти и до сихъ поръ замѣ[5]няютъ исторію. Но отъ исторіи былины и историческія пѣсни отличаются, во первыхъ, тѣмъ, что какъ въ былинахъ, такъ и въ историческихъ пѣсняхъ наблюдается смѣсь правды и вымысла. Такъ, по словамъ былины, народный богатырь Илья Муромецъ, обладая необыкновенною силою, одинъ одолѣваетъ войско въ сто двадцать тысячъ. Также, по словамъ исторической пѣсни „Единоборство Кострюка˝, крестьянинъ Иванъ Ивановичъ одолѣваетъ иноземнаго богатыря Кострюка, который, когда бросился съ своего мѣста на царскій дворъ, гдѣ находился упомянутый мужичекъ, уронилъ три стола—

Кострюкъ бросился, всю силу помялъ,
Тридцать татариновъ, полторасто бояриновъ,
Семьсотъ Донскихъ казаковъ.

Вторымъ отличіемъ былинъ и историческихъ пѣсенъ отъ исторіи является невѣрное представленіе, особенно въ былинахъ, о времени того или другого событія. Напримѣръ, по словамъ былины, татары осадили Кіевъ въ княженіе Владиміра Св. Изъ исторіи же мы узнаемъ, что этотъ князь жилъ за 200 слишкомъ лѣтъ до нашествія татаръ.
По словамъ исторической пѣсни „Взятіе Казани'',—

Какъ онъ, Грозенъ Царь Иванъ Васильевичъ.
Скоплялъ силушку ровно тридцать лѣтъ,
Ровно тридцать лѣтъ, еще три года:
Сокоплемши свою силушку, воевать пошелъ
Онъ подъ славное царство Казанское.

Изъ исторіи же мы узнаемъ, что не 33 года собирался Іоаннъ IV въ походъ подъ Казань, а въ продолженіе пяти лѣтъ совершилъ три похода, изъ которыхъ первые оба были неудачны, а послѣдній окончился взятіемъ Казани. [6]
Третьимъ отличіемъ былинъ и историческихъ пѣсенъ отъ исторіи является та ихъ особенность, что между тѣмъ, какъ въ исторіи разсказывается о всѣхъ замѣчательныхъ государяхъ и отдѣльныхъ личностяхъ и о всѣхъ важныхъ событіяхъ, въ былинахъ и историческихъ пѣсняхъ упоминаются лишь тѣ князья и государи, тѣ народные герои и ихъ подвиги, которые произвели на весь народъ особенно сильное впечатлѣніе.
Любимымъ богатыремъ русскаго народа является не князь-богатырь Святославъ, который завоевалъ многія земли у сосѣднихъ народовъ, а крестьянскій сынъ Илья Муромецъ. Этотъ богатырь отличался, судя по описанію былинъ, своимъ безкорыстіемъ, безсребренностью, отсутствіемъ властолюбія и воинскаго задора, мягкосердечіемъ и великодушіемъ. Народъ надѣлилъ своего любимаго героя именно тѣми качествами души, какими долженъ былъ, по народному пониманію, обладать древнерусскій князь и бояринъ, любимецъ народа. Но такъ какъ подобныхъ князей и бояръ было мало, то и народная память сохранила воспоминаніе лишь о немногихъ князьяхъ и боярахъ.
Единственнымъ древнерусскимъ княземъ, который упоминается часто въ былинахъ, является Владиміръ Св. Изъ исторіи мы узнаемъ, что этотъ князь не походилъ на другихъ древнерусскихъ князей, которые жили раньше его. Эти князья—Олегъ, Игорь и Святославъ—заботились больше всего о завоеваніи земель сосѣднихъ народовъ. Не таковъ былъ Владиміръ Св., который заботился не о войнахъ, а о принятіи христіанства, объ установленіи постоянныхъ мирныхъ отношеній къ грекамъ, столь важныхъ для развитія древнерусской торговли и промышленности, а также для распространенія образованности на Руси; кромѣ того, одною изъ главныхъ заботъ этого князя была защита южныхъ границъ русской земли, устройство укрѣ[7]пленныхъ городовъ по сосѣдству съ поселеніями азіатскихъ кочевниковъ.
Русскій народъ постоянно отличался болѣе мирнымъ характеромъ, чѣмъ его западные сосѣди, нѣмцы и поляки,—поэтому жители древнерусскихъ городовъ, особенно селъ и деревень, не особенно цѣнили высокіе подвиги воинственныхъ князей и бояръ. Вотъ почему нашъ народъ забылъ многіхъ воинственныхъ князей и бояръ, жившихъ въ древнія времена и отличившихся военными подвигами, а запомнилъ хорошо одного древнерусскаго князя, болѣе миролюбиваго, именно Владиміра Св. Изъ древнерусскіхъ же бояръ въ народныхъ пѣсняхъ чаще другихъ упоминается Никита Романовичъ, шуринъ Ивана Васильевича Грознаго, за то, что, когда, по словамъ одной пѣсни, Царь сулитъ ему „города съ пригородками˝, то онъ, по примѣру любимаго народнаго богатыря Ильи Муромца, не хочетъ ничего для себя, а проситъ совершенно особаго права для своей вотчины: „Кто въ Микитину отчину ушелъ, того и Богъ, а не было бы ни иску, ни отыску˝.
Что же касается до другихъ древнерусскихъ бояръ, то народъ въ своихъ пѣсняхъ и сказкахъ или умалчиваетъ о нихъ, или же относится къ нимъ съ насмѣшкою, выставляя ихъ менѣе разумными, чѣмъ простыхъ крестьянъ.
Приведу нѣсколько народныхъ сказокъ, которыя покажутъ вамъ, какимъ представлялъ себѣ народъ и отчасти представляетъ до сихъ поръ перваго русскаго Царя Ивана Васильевича Грознаго и окружавшихъ его бояръ.
По словамъ одной изъ этихъ сказокъ, Грозный догоняетъ ѣдущаго по дорогѣ горшеню (то есть, продавца горшковъ), вступаетъ съ нимъ въ разговоръ и поражается его находчивыми, бойкими отвѣтами. Между прочимъ, горшеня говоритъ: [8]
„На свѣтѣ есть три худа: первое худо—худой сосѣдъ, второе—худая жена, третье—худой разумъ. Отъ всѣхъ уйдешь, а отъ худого разума не уйдешь,—все съ тобою!˝
— Ты мозголовъ,—говоритъ ему Царь.—Слушай! ты для меня, а я для тебя. Прилетятъ гуси съ Руси, перышки ощиплешь и по правильному покинешь!
— Годится, такъ покину, какъ придетъ! А то и на голо!
Царь заказываетъ ему 10 возовъ глиняной посуды, которую онъ долженъ представить къ извѣстному сроку. А самъ Государь пріѣхалъ въ городъ и приказалъ, чтобы на всѣхъ угощеніяхъ не было посуды ни серебряной, ни оловянной, ни мѣдной, ни деревянной, а была бы все глиняная.

Горшеня привезъ товаръ въ городъ. Выѣхалъ на торжище бояринъ и проситъ горшеню продать ему всю посуду. Тотъ сначала не соглашается, но потомъ сходится на условіи: отдать за каждыя двѣ посудины одну, полную денегъ. Сыпали, сыпали,—денегъ не стало, а товару еще много. Бояринъ съѣздилъ домой за деньгами, но ихъ опять-таки не хватило.
— Какъ быть, горшенюшка?—спрашиваетъ бояринъ.
— Нечего дѣлать,—отвѣчаетъ горшеня:—я тебя уважу, только свези меня до этого двора: отдамъ и товаръ и деньги.
Бояринъ мялся, мялся: жаль денегъ, жаль и себя. Но дѣлать нечего, выпрягли лошадь,—сѣлъ мужикъ, повезъ бояринъ; горшеня затянулъ пѣсню. Царь былъ въ гостяхъ у купца. Весело поетъ горшеня, противъ дома высоко поднялъ. Государь услышалъ, вышелъ поспѣшно на крыльцо и здоровается съ горшеней.
— Да на чемъ ты ѣдешь?
— На худомъ то разумѣ, Государь!
— Ну, мозголовъ, горшеня, умѣлъ товаръ продать! Боя[9]ринъ, скидывай строевую одежду и сапоги, а ты, горшеня, кафтанъ, и разувай лапти: ты ихъ обувай, бояринъ, а ты, горшеня, надѣвай его строевую одежду. Умѣлъ товаръ продать!.. Немного послужилъ, да много услужилъ; а ты, бояринъ, не умѣлъ владѣть боярствомъ. Ну, горшеня, прилетали гуси съ Руси?
— Прилетали.
— Перышки ощипалъ, а по правильному покинулъ?
— Нѣтъ, на голо, великій Государь, всего ощипалъ!
По словамъ другой сказки, ѣхалъ однажды Царь Иванъ Васильевичъ Грозный на охоту со своей свитою; видитъ мужика пашущаго и спрашиваетъ у него.
— Старъ ли ты, мужичокъ?
— Лѣтъ двухсотъ,—отвѣчалъ онъ.
— Что же ты самъ работаешь! Ты очень старъ, такъ ты бы всталъ.
— Ваше Величество,—отвѣчалъ старикъ:—я всталъ, да и опять упалъ.
— Ну,—говоритъ Царь:—ты бы опять всталъ.
— Я опять всталъ, да опять упалъ.
— Ну, ты бы еще всталъ,—говоритъ Царь.
Старикъ отвѣчаетъ:
— Я еще всталъ, да уже и самъ то старъ сталъ.
Тогда Царь спрашиваетъ мужика:
— Помнишь ли ты, старинушка, давно ли на горахъ снѣга стали?
— Помню, Ваше Величество, помню; кажется, уже годовъ со сто есть.
— Помнишь ли, какъ съ горъ вода потекла? [10]
— Помню, какъ не помнить, Ваше Величество! Этому ужъ лѣтъ съ 50.
Царь говоритъ:
— Смотри же, старичокъ, завтра полетитъ здѣсь стадо гусей. Такъ ты выдерни изъ каждаго гуся по перышку и за то не станешь работать.
— Слышу, Ваше Величество! ежели ты приказываешь, такъ я ж по два выдерну.
Царь, довольный старикомъ, уѣзжаетъ домой. По пріѣздѣ спрашиваетъ у бояръ, чтобы они растолковали, что онъ говорилъ со старикомъ. Въ противномъ случаѣ онъ лишитъ ихъ чиновъ и боярства. Бояре знали, что Царь шутить не любитъ, а загадки отгадать не могли. А онъ далъ имъ сроку на три дня. Вотъ они ѣдутъ къ мужику, находятъ его на полѣ въ то время, когда онъ пашетъ, и спрашиваютъ, что съ нимъ Царь говорилъ? Онъ отвѣчаетъ:
— Да вѣдь вы слышали, что я говорилъ Царю, что трижды всталъ и трижды палъ, а потому самъ работаю.
— Да что это значитъ, старинушка?
— А что пожалуете, чтобы я изъяснилъ вамъ это?
Они даютъ по сту рублей. Нѣтъ, онъ проситъ по двѣсти,—и они дали ему по двѣсти. Старикъ говоритъ:
— Царь спрашивалъ меня, отчего я самъ работаю? Я сказалъ, что некому за меня пахать. Царь сказалъ, чтобы я всталъ, то есть, чтобы я женился. Я отвѣчалъ, что я всталъ да и палъ, т. е. женился, и жена умерла бездѣтной; я въ другой разъ женился, и другая жена также умерла; я третій разъ женился, да уже старъ сталъ, такъ дѣтей не могъ прижить. На горахъ снѣга—это на головѣ волосы посѣдѣли лѣтъ [11] сто уже тому назадъ. Съ горъ вода—это слезы изъ глазъ; уже лѣтъ 50, какъ у меня онѣ потекли, ибо у всякаго старика глаза на старости слезливы.

По словамъ третьей сказки „О Грозномъ и старцѣ˝, Царь, побывавъ въ Сергіевѣ монастырѣ, обратилъ вниманіе на одного старца, который хорошо пѣлъ и отличался своею сообразительностью. И послалъ къ нему боярина своего вопросить: откуда старецъ? И пришелъ бояринъ, сотворилъ молитву, а старецъ отвѣтилъ: Аминь.
— Царь де Иванъ Васильевичъ велѣлъ тебя спросить: откуды старецъ?
И старецъ отвѣчалъ:
— Азъ де отвсюды старецъ,—и на себя окомъ окинулъ.
И пришелъ бояринъ, говоритъ.
— Государь, я не смѣю говорить тебѣ; старецъ говоритъ: „Азъ де отвсюду чернецъ, и спереди и сзади˝.
И въ другой разъ посылаетъ Царь того же боярина спросить старца: гдѣ постриженъ? И бояринъ спросилъ съ молитвою, по чину, гдѣ постриженъ; а старецъ поднялъ шапочку и сказалъ: „въ то постриженъ˝, и указалъ на голову.
И бояринъ сказалъ царю, и Царь замѣтилъ:
— Впрямь де онъ съ головы постриженъ.
Отправляясь изъ монастыря, Царь приказалъ архимандриту беречь упомянутаго старца и призвалъ его къ столу въ Александрову слободу; а быть ни конемъ, ни пѣшу, ни въ платьѣ и ни нагу. И тотъ старецъ пошелъ съ другими пѣвчими; и когда они были близъ Александровской слободы и двора церковнаго, велѣлъ надѣть на себя всѣмъ старцамъ рыболовныя сѣти и другъ друга нести, перемѣняясь. А Царь смотрѣлъ сверху, и дивился Царь старцеву разуму, и велѣлъ за столомъ [12] посадить, и, покоя гораздо, дать всѣмъ имъ вмѣсто ложекъ длинные стебли, такъ что нельзя бы самому себѣ въ ротъ попасть. И начали старцы ѣсть, другъ другу черезъ столъ въ ротъ подавать. И Царю сказали, и Царь дивился разуму его.
И послѣ многихъ кушаній велѣлъ Царь спросить, сыты ли, и они сказали: „Сыты де˝! И велѣлъ Государь принести къ нимъ пирогъ свой царскій, и они его съѣли. И Царь приказалъ (т. е. сказалъ): „Какъ де вы, старцы, лжете, сказавъ: „сыты˝, и пирогъ весь съѣли?˝
Тогда старецъ говорилъ:
— Какъ де бываетъ хоромина полна людей, а Царь идетъ и молвитъ: „всѣмъ тѣсно, а Царю пространная дорога˝? И такъ де и пирогъ царскій.
И Царь его призвалъ къ себѣ и спросилъ:
— Чернецъ, прикажи-ка архимандриту тебя чѣмъ жаловать?
Старецъ отвѣчалъ:
— Государь, немного старцу надобно, только въ трое: тепло, мокро и мягко.
И бояре дивились, что говоритъ чернецъ нелѣпо предъ Царемъ; а Государь замѣтилъ:
— Впрямь де онъ проситъ тепло—келья, и питья нескуднаго, и мягкаго хлѣба.
И приказалъ Иванъ Васильевичъ Грозный жаловать этого старца больше всѣхъ братій.
Изъ приведенныхъ мною сказокъ видно, что народъ не уважалъ древнерусскихъ бояръ и относился къ нимъ скорѣе враждебно, чѣмъ дружелюбно. Народъ не любилъ этихъ бояръ главнымъ образомъ за то, что они, управляя городами, селами и деревнями, злоупотребляли своею властью, продавали право[13]судіе, притѣсняли и угнетали мѣстное населеніе всевозможными поборами и налогами. Кромѣ того, народъ не могъ чувствовать расположенія къ тѣмъ боярамъ, которые измѣняли православію, своему Государю и народу, переходя на сторону католической Литвы и Польши. До насъ дошла одна народная сказка, которая утверждаетъ, что первый русскій Царь происходилъ не изъ княжескаго рода, какъ объ этомъ свидѣтельствуетъ исторія, а изъ крестьянскаго. По словамъ этой сказки, прежде на Руси Царей выбирали такимъ образомъ: умретъ Царь—сейчасъ весь народъ на рѣку идетъ и свѣчи въ рукахъ держитъ. Опустятъ эти свѣчи въ воду, потомъ вынутъ; у кого загорится, тотъ и Царь. У одного барина былъ крѣпостной человѣкъ Иванъ. Подходитъ время Царя выбирать, баринъ и говоритъ ему:
— Когда я царемъ стану, такъ тебѣ вольную дамъ,—куда хочешь, туда и иди.
А Иванъ ему на это:
— Коли я, баринъ, въ цари угожу, такъ тебѣ безпремѣнно голову срублю.
Пошли черезъ рѣку, опустили свѣчи;—у Ивана свѣча и загорись. Сталъ Иванъ Царемъ, вспомнилъ свое обѣщаніе: барину голову срубилъ. Вотъ съ той-то поры за это его Грознымъ и прозвали.
По словамъ одного народнаго разсказа „Почему завелась на Руси измѣна˝, вздумалось однажды Ивану Васильевичу Грозному отправить пословъ въ иныя государства и требовать отъ королей и князей тѣхъ государствъ ежегодную дань Россіи. Послы объявили всѣмъ инодержавнымъ королямъ и князьямъ, коимъ было приказано, о царскомъ повелѣніи. Короли и князья всѣ собрались въ одно мѣсто и совѣтовались между собою, [14] слѣдуетъ ли дань давать Царю русскому. Наконецъ и придумали загадать Царю Ивану Васильевичу Грозному три загадки, съ тѣмъ, что если онъ, Царь Иванъ, ихъ отгадаетъ, то короли и князья тутъ же дадутъ ему двѣнадцать бочекъ золота и будутъ платить ежегодную дань; а если не отгадаетъ, то не только не будутъ платить ему дани, но и совсѣмъ откажутъ отъ царства. Всѣ короли и князья на это согласились и отправили къ Царю Ивану Васильевичу отъ себя пословъ съ грамотою, въ которой написали: „Ваше царское Величество! По требованію твоему дань давать Россіи мы согласны, и сверхъ того дадимъ тебѣ двѣнадцать бочекъ золота, но съ тѣмъ только условіемъ, если отгадаешь нашихъ три загадки: 1) что удалѣе всего на свѣтѣ? 2) что милѣе всего на свѣтѣ? и 3) что слаще всего на свѣтѣ? Если же этихъ загадокъ не отгадаешь, то не только дани не получишь, но и отъ царства будешь отказанъ; для отгадыванія долженъ пріѣхать самъ къ назначенному мѣсту на востокѣ, къ бѣлому камню и къ такому-то времени, гдѣ короли и князья будутъ всѣ тутъ собравшись˝. Царь Иванъ Васильевичъ Грозный, получивши эту грамоту отъ королей и князей и прочитавши ее, призадумался; затѣмъ, собравъ къ себѣ всѣхъ своихъ бояръ и князей и умныхъ людей, объявилъ имъ эту грамоту отъ инодержавныхъ королей и князей и совѣтовался съ ними, какъ отвѣтъ держать, какъ загадки отгадать. Кто чего не говорилъ,—но царю мало нравились боярскіе и княжескіе отвѣты. Наконецъ, общимъ совѣтомъ придумали отвѣтъ держать инодержавнымъ королямъ и князьямъ такой: „Удалѣе вѣтра ничего нѣтъ на свѣтѣ; для Царя никого не можетъ быть милѣе его сына; едва ли что найдешь на свѣтѣ слаще меда˝. Приходитъ срочное время, Царь отправляется[15] на востокъ къ бѣлому камню, со всею царскою свитою, для отгадыванія загадокъ и для полученія дани ежегодной. Ѣхалъ Царь Іоаннъ Васильевичъ долго ли, скоро ли, близко ли, далеко ли, только видитъ Царь, на одномъ пустомъ мѣстѣ мужичокъ строитъ церковь; и церковь уже вся построена, только обиваетъ главу щепой,—въ тѣ времена вездѣ вообще на церквахъ и на часовняхъ главы обивались щепою,—и за каждою щепкою и гвоздемъ съ самаго верху мужичокъ опускался на землю и поднималъ вверхъ по одной щепкѣ и гвоздю. Царь подъѣзжаетъ къ строенію и говоритъ плотнику: „Богъ въ помощь, старичокъ!˝
— Прошу пожаловать, добрый человѣкъ,—отвѣчаетъ старичокъ.
— Что, братъ, церковь строишь?
— Точно такъ, ваша милость,—отвѣчаетъ мужичокъ, а Царемъ его, Ивана Васильевича Грознаго, не называетъ, какъ будто и не знаетъ. Царь говоритъ:
— Что же ты, старичокъ, какъ я вижу, за каждой дощечкой и гвоздемъ опускаешься внизъ и по одной дощечкѣ и гвоздю поднимаешь вверхъ? ты бы взялъ до десяти дощечекъ и гвоздей, и разомъ бы поднялъ ихъ: для тебя бы это было полезнѣе.
— Всякое дѣло знаетъ мастеръ,—отвѣчаетъ старичокъ:—а я же тебя спрошу, Царь ты русскій Иванъ Васильевичъ Грозный, куда ты ѣдешь и зачѣмъ? Вѣдь ты ѣдешь на востокъ къ бѣлому камню растолковать загадки, данныя тебѣ? Тамъ уже тебя короли и князья инодержавные ожидаютъ! Но загадокъ тѣхъ тебѣ не растолковать, да и царства ты лишишься. [16]
Царь Иванъ Васильевичъ сильно призадумался и спрашиваетъ старичка:
— Какъ же тому быть, не можешь ли ты мнѣ чѣмъ помочь?
Старичокъ отвѣчаетъ:
— Изволь, Иванъ Васильевичъ, Царь русскій, я тебѣ помогу, только съ условіемъ: тебѣ обѣщано, какъ отгадаешь, двѣнадцать бочекъ золота и ежегодная дань; только изъ двѣнадцати бочекъ если отдашь мнѣ одну, то изволь, я растолкую тебѣ загадки, и будешь впередъ царствовать; а нѣтъ, то царство твое кончится.
— Изволь, старичокъ,—говоритъ Царь:—любую бери изъ двѣнадцати бочекъ, но только разскажи мнѣ загадки.
— А вотъ что,—старичокъ начинаетъ:—тебѣ заданы загадки: первая—что удалѣе всего на свѣтѣ? такъ ли?—спрашиваетъ Царя.
— Точно такъ,—отвѣчаетъ Царь.
— Ты отвѣчай имъ,—удалѣе собственныхъ своихъ глазъ ничего нѣтъ: куда ни взгляну, в одно мгновеніе все вижу. Вторая загадка—что милѣе всего на свѣтѣ? Что у насъ милѣе краснаго солнца на свѣтѣ? оно засвѣтитъ, и всякая тварь веселится. Третья—что слаще всего на свѣтѣ? Слаще воды есть ли что на свѣтѣ? безъ нея совершенно никому и жить нельзя. Поѣзжай, скажи имъ сіе, все получишь.
Царь Іоаннъ Васильевичъ Грозный поблагодарилъ старичка и отправился на востокъ къ бѣлому камню. Пріѣзжаетъ къ назначенному мѣсту,—тамъ уже его ожидаютъ всѣ инодержавные короли и князья; устроили Царю подобающую встрѣчу, а потомъ стали просить его растолковать заданныя ими загадки. Царь Іоаннъ Васильевичъ начинаетъ такъ:
— Первая ваша загадка—что удалѣе всего на свѣтѣ? [17]
Удалѣе собственныхъ своихъ глазъ есть ли что на свѣтѣ? куда ни взгляну,—все вижу.
— Истинная правда,—отвѣчаютъ короли и князья.
— Вторая загадка—что милѣе всего на свѣтѣ? Можетъ ли что быть милѣе на свѣтѣ краснаго солнца? оно засвѣтитъ,—то вся тварь веселится.
— Это правда,—говорятъ короли и князья.
— Третья загадка—что слаще всего на свѣтѣ? Можетъ ли быть что слаще воды на свѣтѣ? Возьмите себѣ въ примѣръ, когда кто нибудь изъ васъ мучается жаждою, а воды бы, вамъ сказали, нѣтъ, а потомъ узнали бы, что у такого то есть вода въ запасѣ, а вамъ бы нестерпимо пить хотѣлось, то, кажется, въ то время за одинъ глотокъ воды вы готовы были бы отдать, Богъ вѣсть, что, только бы дали вамъ попить, и пили бы вы съ какою жадностью?
— Истинная, истинная правда, Иванъ Васильевичъ, Царь ты русскій!—вскричали всѣ короли и князья и потомъ вручили ему двѣнадцать бочекъ золота и обязались платить требуемую имъ ежегодную дань.
Итакъ, распростившись съ инодержавными королями и князьями, Иванъ Васильевичъ Грозный отправился обратно на свое царство. Приближаются къ мѣсту, гдѣ старичокъ строитъ церковь. Царь говоритъ своей свитѣ:
— Что, господа, какъ вы думаете: отдать бочку золота старику будетъ очень много? У насъ есть армія и другія войска, нужно ихъ содержать; а у старика что есть, и куда ему золото класть? Лучше же мы сдѣлаемъ такъ: изъ бочки вынемъ двѣ части золота, а одну оставимъ, и вмѣсто двухъ долей вынутыхъ всыпемъ песку, чтобы не такъ было примѣтно, и отдадимъ ему. [18]
Всѣ на это согласились. Какъ сказали, золото вынули, а песку насыпали; а сверху песку одну долю золота положили и поѣхали впередъ. Пріѣзжаютъ къ тому мѣсту, гдѣ старичокъ строитъ церковь; Царь подъѣхалъ къ старику и говоритъ:
— Помогай тебѣ Господи, старичокъ! Покорнѣйше благодарю тебя за наставленіе: я все получилъ обѣщанное; теперь же поди и ты, старичокъ, получай и отъ меня обѣщанную тебѣ бочку золота.
Старичокъ говоритъ:
— Ну, Царь русскій, Иванъ ты Васильевичъ и Грозный! Самъ ты ввелъ измѣну въ Русь православную, и никогда ты ее съ этого времени не искоренишь, и ни другой кто либо; причиною всего этого ты самъ, Царь. Зачѣмъ тебѣ обманывать меня? Я спасъ тебя и жизнь твою; ты обѣщалъ мнѣ за это бочку золота, а вмѣсто золота платишь пескомъ.
Царь видитъ, что это человѣкъ не простой, и слезно проситъ взять любую бочку, кромѣ той.
Старичокъ отвѣчаетъ:
— Въ золотѣ твоемъ я не нуждаюсь, и жить буду безъ твоего золота, а нужна была правда; ты самъ измѣнилъ правдѣ, и измѣна эта, опять повторяю, на вѣки вѣковъ останется на Руси, и ни ты, и ни другой кто не можетъ искоренить ее: всему этому злу причиною Грозный Царь Иванъ Васильевичъ. Прощай, Царь, поѣзжай впередъ и царствуй!

И въ одно мгновеніе не стало предъ Царемъ ни церкви, ни старичка: все потерялось, и ни какого слѣда не осталось, Иванъ Васильевичъ Грозный заключилъ, что это былъ Самъ Богъ; поклонился тому мѣсту до земли и отправился царствовать. [19]
Изъ только что приведенной сказки видно, что народъ, не знающій исторіи, по-своему объясняетъ нѣкоторыя событія изъ своего прошлаго. Такъ измѣна, московскихъ бояръ, изъ которыхъ одни бѣжали въ Литву, напримѣръ, князь Курбскій, а другіе хотѣли, но не рѣшились измѣнить своему Государю, по народному пониманію, произошла отъ того, что самъ Царь подалъ примѣръ измѣны своему народу, больше заботясь о содержаніи своего войска, чѣмъ о благополучіи сельскаго населенія, живущаго среди лѣсовъ.

А кто Грозного не любит русофоб?

Уже на пути к русофобии.

Чушь. Кровавый тиран, многоженец не может быит святым. Цензура. А.Р.