Хайдеггер Мартин(26.09.1889—26.05.1976), один из знаковых творцов XX в., немецкий мыслитель, раскрывший нигилистическую суть западно-европейского способа философствования и вставший на путь «двузначного», апофатико-катафатического логоса,
близкого русской православной традиции.
Хайдеггер учился на теологическом факультете Фрайбургского университета в 1909—11, перевелся на естественный факультет того же университета, начав интенсивные занятия философией, которые привели его в 1913 к защите докторской диссертации на тему «Учение о суждении в психологизме», а в 1915 к защите диссертации «Учение Дунса Скотта о категориях и значениях», после чего он получил звание приват-доцента в том же университете. В 1918—23 Хайдеггер стал ассистентом Э. Гуссерля, а в 1928 — его непосредственным преемником в качестве профессора там же, во Фрайбурге, вплоть до 1945, когда Хайдеггеру запретили преподавать за его годичное ректорство (1933—34) при нацистах и членство в их партии. Этот запрет (окончательно оформленный 19 янв. 1946) продлился 3 года, но реально свой первый послевоенный курс лекций Хайдеггер прочёл лишь в 1951—52. Начиная с 1962 Хайдеггер осуществил 4 путешествия в Грецию ради «праздника мысли». В 1966 он дал исповедальное интервью журналу «Шпигель» (с условием его публикации после смерти великого мыслителя), где прямо выразил надежду на пробуждение «в России или в Китае прадревних традиций такого “мышления”, которое позволит человеку достичь свободного отношения к миру техники».
В своём главном труде «Бытие и время» (1927), а также в примыкающих к нему лекциях по метафизике («Что такое метафизика?», «Основные понятия метафизики») Хайдеггер заостряет и по-новому ставит вопрос о смысле бытия, придавая ему трагическое и ужасающее значение подлинного Ничто, органичного для естественного человека, или, по Хайдеггеру, «вот-бытия» в его временности и смертности. В этой новизне сразу улавливаются святоотеческие, православные подходы с их законом отрицания всякого онтологического позитива для ветхого, падшего потомка Адама, которому ничего не остаётся, как осознать свою греховность, покаяться и устремиться навстречу Благодати, только и дающей нам бытийное и, в конечном счете, спасительное благо. Но Хайдеггер рассматривает «вот-бытие» в ницшеанском контексте «смерти Бога» и поэтому напрочь лишает его христианского исхода, призывая к «умиранию» как единственному способу «быть» и к мужеству перед своим Ничто, устремлённому «к смерти». Безусловно, этот антропологический максимализм далёк от православной веры и тем более должного понимания искупительной жертвы Христа, но не будем забывать, что тот же максимализм, пусть и косвенно, но полностью лишает естественного человека как такового любых позитивных и спасительных перспектив вне стяжания Благодати и обрекает его на исключительно трагическое, смертоносное и по сути греховное «самобытие» во всей его самодостаточности и … ничтожной подлинности. И именно это максималистское обстоятельство делает Хайдеггера не просто уникальнейшим мыслителем в истории западной философии и культуры, разработавшим принципиально новый взгляд на бытие, но и союзником русского Православия, наглядно и убедительно раскрывшим неизбежную, органическую нигилистичность любой замкнутой в себе греховно-непокаянной и падшей жизни.
Хайдеггер оттеняет этот православный вывод относительно естественного «вот-бытия», показывая его псевдопозитивные и псевдоспасительные попытки уйти в некую непротиворечиво-истинную «наличность», претендующую на преодоление своей подлинной трагической бытийности в «несобственном» безликом и, разумеется, греховном «Das Man». В работах 30-х и последующих годов («Слова Ницше», «Бог мёртв», «Учение Платона об истине», «Европейский нигилизм» и др.) Хайдеггер усиливает свою критику, распространяя «наличность», или «забвение бытия», на сам тип западно-европейского мышления с его нигилистическим искажением «сущего в целом» «по образу человека»: через «приравнивание» непротиворечивой «истины» и собственно бытия, через «волю к власти» над ним. Иначе придётся найти в себе мужество обратиться к своему подлинному Ничто, заглянуть в свою онтологическую бездну и с трудом, не без отчаяния выдержать её пустоту. Иной позитивной альтернативы для «человека», вернее естественного и как бы «самобытного» в его нераскаянности грешника, Хайдеггер не оставляет, косвенно призывая его не просто остаться самим собой, а по-православному сохранить свою подлинность как раз при помощи покаяния, т. е. апофатико-катафатической бытийности, — в духе учёно-монашеской школы митр. Платона (Левшина) — св. Филарета Московского.
Косвенное сближение Хайдеггера с православной и особенно учёно-монашеской традицией антиномического философствования последовательно сказывается в его стремлении к «двузначному», «совершенно проблематическому» «логосу» («Тезис Канта о бытии») или осмысляющему слову, которое молвится так, «словно ничего не сказано» («Записки из мастерской»), — ведь только такой способ мышления может адекватно выразить подлинное Ничто в его отрицательном и одновременно положительном «просвете», в его естественной «не-истине» — только так можно познавать Бога, мир и человека без их нигилистического и непротиворечиво-«истинного» «убийства», а наоборот, в философско-богословской, анагогической и просто живой определённости (см.: Анагогия; Православный рационализм).
Т. о., Хайдеггер в самых принципиальных вопросах, касающихся смысла бытия и его адекватного, не-истинного постижения, встал на путь православного типа философствования, а его критика западно-европейского способа мышления, пытающегося так или иначе оправдать греховно-непокаянного человека, приближается к православной.
http://www.hrono.ru/biograf/bio_h/haydegger.html
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
