Скан страницы из итальянского журнала «Панорама» со статьей В. Белоцерковского, 1979 г.
От редакции
В массовом сознании период советской власти не ассоциируется с протестными выступлениями рабочих. Общим местом считается, что после репрессий 30-х годов, единственно кто позволил себе открыто выступить против советской власти – это диссиденты из числа интеллигенции. На самом деле выступления рабочих были, но так эффективно замалчивались, что о них не знали современники, и даже историки наших дней предпочитают эту тему не трогать. Известная многим забастовка в Новочеркасске в 1962 г . – не единственное протестное выступление рабочих, были и другие, проходившие в конце 50-х – начале 60-х годов прошлого века во многих городах СССР. Все они были жестоко подавлены. О них предпочитали ничего «не знать» даже в кругах российской диссидентской эмиграции.
Публицист, писатель, общественный деятель Вадим Белоцерковский, эмигрировавший из СССР в 1972 г., один из немногих советских и российских интеллигентов, который интересовался протестным рабочим движением в СССР, изучал его и пытался донести информацию о нем до мировой общественности.
В эмиграции В. Белоцерковский продолжал собирать по крупицам сведения о восстаниях рабочих в СССР, но собранный им материал не желали публиковать в эмигрантских русскоязычных изданиях. Опубликованы они были в иностранных журналах: «Сучасность», США, октябрь 1978 г.; «Панорама», Италия, май 1979 г.; «Критик», Англия, №- 10-11, 1979 г.; «Альтернатива», Франция, №- 3, 1980 г.
В 1983 г. в Мюнхене у Вадима Белоцерковского вышел сборник статей на русском языке под говорящим названием «Из портативного ГУЛАГА российской эмиграции», в котором был опубликован полный вариант его статьи «Рабочие волнения в СССР в начале 60-х годов».
С разрешения автора вестник CIVITAS публикует эту статью из мюнхенского сборника, ставшего в наши дни библиографической редкостью.
Автограф В. Белоцерковского, 2011 г.
ТЕМИР-ТАУ (Казахстан) В этом городе осенью 59-го года произошло, видимо, первое серьезное выступление рабочих.
По слухам, восстание началось 3 октября в палаточном лагере, где жило около трех тысяч молодых рабочих, занятых на строительстве. Эта молодежь, прибывшая сюда главным образом из Украины и Белоруссии, была недовольна чрезвычайно плохими жилищными условиями и низкой заработной платой, которая была к тому же гораздо ниже зарплаты рабочих, привезенных в Темир-Тау из Болгарии, Польши и Румынии.
Рассказывают, что группа из 50-ти, приблизительно, человек подожгла помещение столовой в знак протеста против плохой пищи. Затем эти рабочие отправились в Восток (новый район Темир-Тау), где захватили на базаре съестные продукты. Когда милиция попыталась остановить их, рабочие послали в лагерь за подкреплением, а сами соорудили баррикады и стали бросать в милиционеров камнями.
Более полутора тысяч рабочих из лагеря присоединились к стоящим на баррикадах.
На следующий день из Караганды было прислано несколько грузовиков с солдатами регулярных частей. Но рабочие захватили машины и отобрали у солдат оружие, так как солдаты не решились пустить его в ход.
После этого происшествия власти поняли, что восстание принимает серьезный оборот, и стали перебрасывать в Темир-Тау большие войсковые подразделения.
Местные власти послали к рабочим группу партийных активистов города, которые пытались вступить с ними в переговоры, взывая к их «коммунистической сознательности», но успеха не имели. Армейским частям был отдан приказ начать наступление. В Гюю было убито, по слухам, свыше сотни рабочих. Остальные и даже многие просто наблюдавшие со стороны люди, были погружены в грузовые машины и увезены в неизвестном направлении.
АЛЕКСАНДРОВ (Владимирская область, Р.С.Ф.С.Р.) О событиях в Александрове, имевших место летом 61-го года, я слышал от многих людей, в том числе, и от одного моего близкого знакомого, находившегося во время волнений в городе. Его рассказ я беру за основу. В главных пунктах он совпадает с другими версиями.
События в Александрове начались с того, что в милиции умер рабочий одного из заводов города. (Название завода я, к сожалению, не запомнил). Он был задержан, якобы, за пьяное хулиганство и умер, как сообщила милиция, от инфаркта. Но по городу поползли слухи, что рабочий скончался от побоев. В маленьком городе люди хорошо знают друг друга и часто связаны родственными узами с местной милицией. Здесь необходимо отметить, что жестокое избиение людей в милиции с тяжелыми, порой смертельными исходами было и раньше широко распространено, однако, это не приводило к серьезным возмущениям.
В данном же случае произошло иначе. На заводе, где работал умерший в милиции рабочий, люди стали требовать от администрации расследования. Директор, сравнительно молодой человек, потребовал произвести эксгумацию трупа в присутствии врача завода. И ему каким-то образом удалось этого добиться. Выяснилось, что рабочий умер действительно от побоев. Директор завода потребовал привлечь виновных к уголовной ответственности. Милиция обратилась за защитой в Москву, к своему высшему руководству. Оттуда нажали, и местная прокуратура не дала санкции на расследование и привлечение виновных к ответственности.
Рабочие завода, где работал убитый, объявляют забастовку протеста и идут к городскому отделению милиции. К ним присоединяются рабочие и с ряда других предприятий города. У многих в руках плакаты, требующие привлечь к суду убийц из милиции и положить конец произволу и беззаконию. Как потом выяснилось, плакаты эти были накануне сделаны заводским художником. (Ему положено заниматься оформлением так называемой наглядной агитации и пропаганды.)
Демонстранты подошли к зданию милиции и стали требовать начальство. Существует версия, что была выделена делегация рабочих для переговоров, и ее арестовали, когда она вошла в здание. По другой версии «просто» из окон милиции раздались выстрелы, или кто-то сначала бросил камень в окно. Толпа штурмовала здание милиции. Милиционеры бежали. Здание было разгромлено и подожжено.
Толпа рабочих и жителей двинулась к тюрьме, за стенами которой укрылись милиционеры и руководящие партийные кадры города. Подойдя к тюрьме, стали требовать руководителей на переговоры и освобождения арестованных рабочих, кидали камни через стену. Но открылись ворота тюрьмы и пропустили солдат с автоматами. Последовал приказ к толпе разойтись. Затем - предупредительный залп в воздух. Толпа качнулась назад, потом обратно — на солдат. Солдаты не стреляли и перемешались с демонстрантами. Солдат не трогали, их агитировали, объясняли им, в чем дело. Но раздался звук рожка на сбор, и солдаты стали выбираться из толпы к воротам. Ворота открылись - солдаты ушли внутрь.
Через некоторое время солдат снова вывели из ворот тюрьмы, на этот раз было объявлено, что огонь будет открыт по толпе, если люди не начнут расходиться. Толпа не расходилась. Последовал приказ стрелять, но солдаты вновь стреляли лишь в воздух, и вновь толпа смешала их строй. По призыву рожка они опять сгрудились у ворот и отступили внутрь. Больше солдат не выводили.
Рассказывали, что некоторые люди уже сами начали расходиться от тюрьмы, когда увидели, что к площади подходят части совсем других солдат, сплошь из «нацменов», только офицеры - русские. Солдаты из Дивизии Особого Назначения, сокращенно: ДОН, которых впоследствии в народе хлестко окрестили ДОН-скими казаками! И эти открыли огонь по людям! Началась паника, давка и гибель людей под пулями и под ногами толпы.
Мой знакомый, который в это время гостил в городе у своих родственников (он жил и работал в Москве), услышав выстрелы и крики, выскочил из дома и увидел, что по улице бегут люди, а за ними — милиционеры, на бегу стреляя из пистолетов. Озверевшие, вырвались они из тюрьмы, когда толпа побежала под очередями «Донских казаков». Мой знакомый рассказывал: на его глазах молодой парень, почти мальчишка, бросился от милиционеров через забор, но на самом верху забора один из них срезал его выстрелом из пистолета. Парень свалился за забор, и милиционер этот выстрелил в него еще раз сквозь штакетник, в упор.
Город был несколько дней оцеплен войсками, по улицам ходили патрули, ночами производились аресты. Рассказывали, что демонстрантов фотографировали, и из милиции, и из тюрьмы, и потом брали всех, кого засняли и опознали. Говорили, что число погибших доходило до сотни. Родственникам не разрешили их хоронить. Некоторых арестованных выпустили, некоторые исчезли. Объявлено было о суде над тремя людьми, точнее о приговоре. Это были: директор завода, с которого все началось, врач и художник. Все трое были расстреляны!
ДНЕПРОДЗЕРЖИНСК (Украинская ССР) Волнения в этом городе произошли летом 1962 года. Вот как они описаны в анонимном сообщении, циркулировавшем в Самиздате.
Это произошло буквально через несколько дней после пуб¬ликации Указа Президиум Верховного Совета Украинской ССР об усилении борьбы с пьянством. (23 - 25.6.62).
Был нерабочий день — суббота или воскресенье. После свадебного ужина в одном из домов подвыпившие гости и новобрачные вышли гулять на улицу, как это обычно принято в провинциальных городах. Через весьма короткий промежуток времени гулявшие были задержаны патрулем милиции и им было предложено пройти в отделение милиции. Не столько сам факт задержания, сколько грубость милиционеров вызвали возмущение задержанных и прохожих. Они плотным кольцом окружили милиционеров и требовали отпустить людей. Милиции пришлось срочно вызвать специальный автомобиль. Скандал разрастался. Четверо из задержанных сами согласились войти в автомобиль, поскольку многие из прохожих вызвались следовать за машиной, с тем чтобы на месте, в отделении милиции свидетельствовать в пользу задержанных.
Приблизительно на середине пути милицейская машина, столкнувшись с грузовиком, загорелась. Машину окружила толпа. Спасаясь от огня, из кабины выскочили милиционеры. Прохожие обнаружили, что эти милиционеры были в нетрезвом состоянии, и стали требовать, чтобы они выдали ключ от кузова. Милиционеры ключ выдать отказались, уверяя, что внутри машины никого нет. Огонь охватил между тем уже весь автомобиль, и милиционеры, опасаясь взрыва, попытались скрыться. Но в это время к месту происшествия подоспели отставшие от машины свидетели и закричали: «Товарищи, там, внутри, люди!». Кузов машины вскрыли.
Двое из находившихся в кузове уже были мертвы. Один скончался сразу же после того, как вскрыли кузов, еще один вскоре после этого — в больнице. Разъяренная толпа с криками: «Фашисты! Бей их! Пьяницы!» — бросилась к отделению милиции и разгромила его. Дежурный офицер успел сообщить по телефону в горком КПСС о случившемся.
Толпа кинулась к горкому КПСС. Дежурный по горкому (был выходной день), уже предупрежденный о появлении толпы, вышел на крыльцо и попытался вступить в переговоры с людьми, однако вскоре, раздраженный язвительными репликами, стал угрожать людям тюремным заключением и расправой.
Тогда толпа принялась бить стекла в горкоме и устроила погром внутри здания. Дежурный по горкому, запершись в здании, звонил в это время к первому секретарю горкома на квартиру.
Первый секретарь немедленно связался с войсками (род войск не установлен), и около трех полков прибыло приблизительно через час к зданию горкома. После первого предложения разойтись по домам солдаты открыли огонь из автоматов.
Число жертв осталось неизвестно.
ОДЕССА Я был в Одессе примерно через год после беспорядков, но уже не помню, в 61-ом году они там произошли или в 62-ом. Повод к возмущению был весьма специфичен для Одессы.
В городе должны были состояться какие-то выборы, и в это же время шло следствие по крупному уголовному делу, связанному с бандитизмом и грабежом. В ходе расследования выяснилось, что в деле этом был замешан высокопоставленный чиновник города, выдвинутый кандидатом на выборах! Однако судебные власти попытались замять его дело, и он, главное, остался в списках кандидатов! Об этом стало известно в городе. Перед зданием суда собралась большая толпа. Люди пытались организовать демонстрацию, но были разогнаны милицией и войсками. В этом случае обошлось без стрельбы. Беспорядки вспыхивали в тот день и во многих других местах города перед официальными учреждениями.
Интересно, что одной из мер, взятых впоследствии перепуганными властями, было запрещение продавать в городе вино в розлив, в ларьках! Одновременно это и дискредитация протестовавших граждан: спьяну, мол, ударились в политическое хулиганство!
Беспорядки в Одессе могут показаться несерьезными по сравнению с событиями в других местах в тот период, но если вдуматься: когда и где раньше люди в СССР пытались бы стихийно и в большой массе протестовать против выдвижения недостойного человека в органы власти?!
КУЙБЫШЕВ Я был в Куйбышеве в середине 60-х годов в командировке на одном из заводов. Попав в город, зашел в кафе и хотел выпить знаменитого жигулевского пива. Официантка в кафе посмотрела на меня с удивлением: «Вы что — приезжий? Пиво у нас можно достать только в магазине или в ресторанах». И тогда же в кафе посетители мне объяснили, что после беспорядков в городе, случившихся в 62-ом году, пиво больше не продается в розлив, в кафе или в ларьках. (Как и вино в Одессе!)
Потом от разных людей я узнал подробности об этих беспорядках.
Примерно за месяц до них в Куйбышев должны были пожаловать высокие гости: Хрущев и Д.Неру. Намеревались они посетить и знаменитую Куйбышевскую ГЭС им. Ленина, которая находится примерно в 60-ти километрах от Куйбышева. Но почти все избы в деревнях Куйбышевской области были крыты соломой. Как при царе горохе! Когда я впервые, помню, увидел там эти соломенные крыши повсюду, у меня глаза на лоб полезли от удивления. К тому времени я уже много поездил по стране, но нигде такого не видел и не предполагал увидеть!
Так вот, перед приездом Хрущева и Неру по высочайшему повелению из Москвы с заводских строек забрали дефицитный шифер и, сбросив солому, покрыли им крыши всех деревень вдоль шоссе из Куйбышева к ГЭС! Я потом ездил туда и видел, как в деревнях по шоссе среди свежих шиферных крыш изредка темнели пятна старого шифера. На остальных избах, значит, была солома.
Кроме этих «потемкинских» крыш соорудили в столь же спешном порядке на Куйбышевской плотине модерновое кафе «Отдых» с вогнутой к земле (!) крышей. После дождя воду с этой крыши приходилось откачивать насосами! Со всей области в кафе согнали самых смазливых официанток и навезли дефицитной снеди: икру, фрукты и т.д. Но приезд гостей сорвался почему-то. Девушек пришлось распустить по домам, а яства отправили в обкомовскую столовую!
Все это опять же не было новостью для советских людей. Где-нибудь каждый с подобным сталкивался. И никакой реакции не было, если только ворчание или анекдоты. На этот же раз в городе стало нарастать возмущение. И в этот момент приехал Хрущев, один, без Неру. Приехал и пожелал выступить на митинге. Его пытались осторожно отговорить, но Хрущев любил «побеседовать с народом».
На митинг людей собирали через парткомы, и в первую очередь партийных, «передовиков» производства и т.д. Но позаботились и о войсках, в дополнение к милиции и местным сотрудникам КГБ. Видимо, что-то чувствовали необычное в настроении людей. Солдаты стояли в переулках и дворах вокруг площади, на которой должен был состояться митинг.
Когда Хрущев появился на трибуне и начал говорить, на площади стал нарастать шум, дерзкие возгласы и даже свист. Хрущев сбился, оторопел и, забыв отстраниться от микрофона, с возмущением спросил кого-то из стоявших рядом «отцов» города: «Что за хулиганов вы здесь собрали?!» Вся площадь услышала его вопрос! Понеслись крики, улюлюканье, свист. Хрущев пытался еще что-то кричать в микрофон, по его увели с трибуны, и предложили всем немедленно расходиться, Из переулков вышли войска и стали рассекать и теснить толпу. Было много пострадавших от давки. После этого и запретили в Куйбышеве пиво продавать в розлив!
Помню, как в том самом кафе «Отдых» на плотине Куйбышевской ГЭС один посетитель, тоже, видимо, приезжий, захотел пива. Получив сердитый отказ, попросил вина, но и вина не оказалось. — Что же у вас есть?! — спросил он раздраженно. — Водка есть! - последовал ответ официантки. Водка, видимо, подумал я, по мнению властей, не способствует политическому хулиганству!
Между прочим, узнал я тогда от местных хозяйственных руко¬водителей, что при строительстве плотины (в сталинские времена) вода однажды прорвала временную дамбу, и под ней тогда погибло около тысячи человек, заключенных, строивших Куйбышевскую ГЭС им. Ленина.
НОВОЧЕРКАССК Выступление рабочих в этом городе, расположенном в Донбассе неподалеку от Ростова на Дону, было, очевидно, самым крупным из всех и самым известным. Повод — повышение в стране вдвое цен на мясо и молочные продукты и одновременное понижение на 30% расценок за работу на электровозостроительном заводе Новочеркасска. Три дня город был фактически во власти рабочих. Железнодорожники, чтобы воспрепятствовать переброске войск в город, приварили к рельсам груженые товарные вагоны. Сообщение по одной из важнейших в стране магистралей – Москва-Ростов - было прервано почти на неделю. По многим версиям, начальник гарнизона покончил с собой, когда солдаты гарнизона не стали стрелять в рабочих. По другой версии, он покончил с собой как только получил приказ стрелять. «Умиротворили» город «донские казаки».
О том, как это происходило, по¬дробно написано в обращении группы правозащитников во главе с Сахаровым и Григоренко, выпущенном летом 1977 года в связи с 15-ой годовщиной Новочеркасских событий. Вот слегка сокращенный текст этого обращения, озаглавленный: «ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ... Проклятье и вечный позор»:
«По улицам Новочеркасска льется многолюдная демонстрация. Над колоннами красные знамена, портреты Ленина, транспаранты с мирными лозунгами. Внешне похоже на первомайскую манифестацию. Но это не она. Это народный протест.
Накануне Советское правительство вдвое повысило цены на мясные и молочные продукты. Одновременно на крупнейшем заводе города (электровозостроительном) были на 30% снижены расценки. И труженики не выдержали. Объявив забастовку, они вместе с семьями вышли на улицу.
На площади в центре города путь демонстрантам преградили пехота и танки. Длительная заминка. Затем затрещали автоматы. Стреляли в демонстрантов — в детей, женщин, мужчин. Сраженные разрывными пулями люди падали и умирали на мостовой — у подножия памятнику Ленина и вокруг него по всей огромной площади и на прилегающих улицах. Это произошло 2 июня 1962 года в стране, называющей себя социалистической.
И руководила подавлением этого выступления трудящихся группа членов ЦК Коммунистической партии Советского Союза во главе с двумя членами Политбюро — Фролом Козловым и Анастасом Микояном. Непосредственное руководство расстрелом было возложено на командующего Северо-Кавказским военным округом генерала Плиева и первого секретаря Ростовского обкома КПСС Басова. И они «блестяще» справились с этой задачей.
Когда на площади произошла заминка — а она была вызвана тем, что солдаты местного гарнизона отказались стрелять в безоружных людей, — генерал Плиев быстро подменил их солдатами нерусских национальностей из других частей округа. И те выполнили поставленную им задачу. После того, как они совершили свое черное дело, их тоже сменили. К чему рассматривать убитых и искалеченных тобою безоружных мирных людей! К тому же, прибывшей смене патронов с разрывными пулями предусмотрительно не дали, что позволило впоследствии утверждать, будто убийства на улицах города совершены вражескими агентами, поскольку у Советской Армии патронов с разрывными пулями на вооружении нет.
«ПРАВДА», да и ни одна другая из советских газет, словом не обмолвилась о Новочеркасских событиях. А власти приняли меры, чтобы не выпустить сведений об этом из города и погасить толки внутри него. Новочеркасск оцепили войсками. Ни в город, ни из него никого не пропускали. В городе шли повальные обыски и аресты. Отбирались поголовные подписки о неразглашении. Трупы и раненых убрали. И ничего до сих пор не известно ни о тех, ни о других. Семьи убитых и раненых выселены в отдаленные местности. Проведена серия судебных процессов. Два из них «открытые» (вход по пропускам!). На одном из этих процессов судили 9 мужчин (всех приговорили к смертной казни) и двух женщин (к 15 годам каждую).
И сейчас еще нет точных данных о количестве погибших. Только на площади осталось 70-80 трупов. Сколько умерло или добито раненых, сколько расстреляно по суду, продолжает оставаться тайной.
Жертвы эти нельзя ни забыть, ни простить!
Мы призываем объявить 2 июня днем памяти жертв произвола, днем борьбы против кровавого террора властей».
Это обращение подписали: В.Бахмин, Е.Боннер, Т.Великанова, З.Григоренко, П.Григоренко, К.Грауцкас, А.Лавут, М.Ланда, О.Лукаускайте, Н.Мейман, О.Мешко, Ю.Мнюх, А.Полищук, В.Пяткус, А.Сахаров, Ф.Серебров, В.Слепак, В.Турчин, Э.Финкельштейн, Т.Ходорович.
Здесь необходимо отметить одно чрезвычайно характерное обстоятельство. В СССР никогда не применялись против массовых демонстраций какие-либо иные средства, кроме пуль и танков. Никто в СССР никогда не видел грузовиков с водометами, оружия для слезоточивого газа или резиновых пуль. Возможно, они и не производятся. «Рабочее государство» предпочитает физически уничтожать своих недовольных трудящихся.
Живя в Советском Союзе, время от времени натыкаешься на какие-то факты, которые неожиданно открывают перед тобой всю глубину человеконенавистничества, имманентно присущего режиму. К таким фактам относится, например, применение психиатрии против диссидентов и, вот, пуль и танков против мирных демонстраций. Вдумаемся, что стоит за этим последним феноменом. Тут и поощряющее отсутствие гласности, и азиатское пренебрежение к человеческой жизни, и сталинский оскал послесталинского руководства. Физически уничтожая недовольных, Сталин исходил из принципа, что лучше уничтожить любое число невинных людей, нежели упустить одного виновного, т.е. недовольного. Действовать таким способом в обычное время современные вожди уже не могут. Но когда люди выходят на демонстрацию, власти перестают церемониться.
Сбить человека водой, газом, резиновой пулей, дубинкой, чтобы он потом поднялся, ушел живым, обозленным, и продолжал сеять смуту, и чтобы остальные не боялись вновь выйти на демонстрацию, — этого власти допустить не могут. Они готовы бить рабочих разрывными пулями и давить детей танками, как то было при разгоне молодежной демонстрации в Тбилиси в 56 году, лишь бы не допустить возникновения цепной реакции бунта. Ведь случись такое, властям в Москве не придут на помощь «братские» танки извне, а свои могут дрогнуть.
ВЛАДИВОСТОК В этом городе произошло в те годы событие чрезвычайное — восстание на флагманском крейсере Тихоокеанского флота. Формально оно не относится к категории рабочих выступлений, но важно для понимания психологических причин всей волны возмущений в начале 60-х годов, и, кроме того, следует иметь в виду, что рядовой состав военного флота в СССР формируется главным образом из рабочей молодежи.
Дело началось с того, что командир крейсера запретил показывать матросам привезенный на корабль советский фильм, посчитав его идеологически порочным. Командование в Советской армии имеет право на дополнительную цензуру произведений литературы и искусства перед их распространением в армии. В частности, в 60-е годы в армии была запрещена подписка на журналы «Новый мир» и «Юность», которые в те времена рассматривались политуправлением армии как идеологически опасные.
Когда на крейсере стало известно о запрещении кинокартины, несколько матросов пошло к командиру просить об отмене этого запрета. По уставу советской армии, существующему со сталинских времен, любое коллективное обращение может рассматриваться как бунт и, следовательно, виновные могут быть отданы под суд военного трибунала. И командир крейсера арестовал пришедших к нему матросов как бунтовщиков.
После этого уже большая группа матросов бросилась к командиру и стала требовать освобождения своих товарищей. Командир отдал приказ арестовать всю эту группу и при первом же признаке сопротивления приказал вооруженной охране крейсера стрелять. И крейсер восстал. Командир корабля и большинство офицеров были арестованы, часть офицеров присоединилась к матросам. Было принято решение прорываться в Японию и там просить политического убежища. По одной из версий восставший крейсер передал воззвание к экипажам других кораблей во Владивостоке, призывая их к солидарности и к протесту против произвола командования. Но экипажи других кораблей не поддержали восставших. Было, видимо, потеряно какое-то время, пока принималось решение идти в Японию, и командование на кораблях и на берегу успело прийти в себя. Восставшему крейсеру был предъявлен ультиматум: либо капитуляция, либо крейсер будет атакован с моря, с воздуха и с берега. В случае капитуляции всем восставшим, разумеется, была обещана пощада. И крейсер капитулировал.
По слухам, часть матросов была расстреляна, а часть отправлена на урановые рудники, где и исчезла бесследно.
- Странные дела начали твориться, — сказал мне один молодой штурман торгового флота, от которого я впервые услышал об этом восстании. — Все, вроде, за Советскую власть, за социализм, а бунтуют то там, то тут?
В чем тут, действительно, дело? Попытаемся разобраться. Пришел XX съезд. Волна разоблачений сталинских зверств и уродств, как сверху, так еще больше снизу — от освобождавшихся заключенных, медленно распространялась по стране. Но через некоторое время вслед за ней стало распространяться и разочарование в послесталинском руководстве. Жульническая денежная реформа Хрущева в 60-ом году довершила это разочарование. В то же время отсутствие заметных политических репрессий способствовало некоторому уменьшению страха перед властями, кем-то воспринималось и как ослабление, одряхление власти. И начало устанавливаться к властям такое отношение: ладно, сидите там на своих теплых местах, пока у вас еще хватает силы их удержать, играйте в свою игру, в строительство коммунизма и т.д., но не заигрывайтесь! Не те времена. Хватит!
И когда власти, поощряемые хрущевской непоследовательностью, начали то там, то тут «заигрываться», переступать границы незримого соглашения — будь то убийство людей в милиции, или наглое наступление на материальные интересы рабочих, или, вот, военный трибунал из-за какой-то кинокартины, — то люди этого уже не выдерживали.
Но второй важный вопрос: почему схлынула волна рабочих выступлений, не вызвав цепной реакции, как, скажем, в Польше?
Укажем на две причины: необъятность страны и отсутствие информации. О волнениях в каком-либо месте слухи до других мест доходили с большим опозданием. И только слухи доходили, в которые всегда трудно полностью верить. Сравним, к примеру, с Ленским расстрелом в 1912 году, о котором вся страна узнала через один-два дня и прямо из газет: достоверно и с подробностями! Вряд ли и в Советской России все осталось бы по-прежнему, если бы и советские газеты стали хоть как-то сообщать в тот период об одном возмущении рабочих за другим, и о том, как их подавляли!
И думая об этом, вдруг вспоминаешь, что тогда — в начале 60-х — не существовало и зарубежной радио-информации о внутрисоветских событиях! Почему? Да потому, что еще не существовало тогда правозащитного движения в среде интеллигенции. И не существовало, стало быть, нынешней информационной цепочки: диссиденты — иностранные корреспонденты — «радиоголоса». Не говоря уже об отсутствии других возможных и важных формах поддержки рабочих со стороны диссидентов из интеллигенции.
Таким образом, мы приходим к неожиданному открытию, что столь третируемый многими диссидентами за свою пассивность «простой народ» (т.е., главным образом, рабочие) в Советском Союзе пытался подняться раньше интеллигенции. (Заметное правозащитное движение началось с 1965 года, с процесса над Синявским и Даниэлем.) Но на это обстоятельство никто не обра¬ил внимания, волна рабочих выступлений осталась незамеченной и не помешала появлению потом многочисленных заявлений в Самиздате о холопской пассивности советских рабочих и т.п. Сейчас правозащитное движение начало обращать внимание на рабочий вопрос лишь в результате нового пробуждения рабочих плюс польский пример.
Однако, вернемся к началу 60-х годов. Наткнувшись (в условиях безгласности) на жестокую реакцию властей, выступления рабочих, естественно, прекратились. Они оказали минимальное, близкое к нулю влияние на атмосферу в стране, а на самих рабочих произвели, пожалуй, даже негативный, деморализующий эффект. Я неоднократно наталкивался среди рабочих на высказывания такого рода, что в случае серьезном власти не преминут воспользоваться силой, «как то было в Новочеркасске». Среди рабочих о волне возмущений в начале 60-х знают и помнят лучше, чем в среде интеллигенции. Но память эта служит тормозом. Терпеть поражение и погибать без какой-либо поддержки общества, без какого-либо отзвука, без смысла — память о подобном никогда еще никого не вдохновляла. И кто знает, может быть, в начале 60-х из-за пассивности интеллигенции была упущена (на какое время?!) возможность «польского развития» в Советском Союзе.
ВАДИМ БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ
http://vestnikcivitas.ru/pbls/1720
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
