Реализация давней казахской идефикс меняет их отношение к нимИтак, как же, в действительности, казахи относятся к русским? Так же, как в советское время? Или уже как-то иначе? Вопрос не однозначный. И ответ на него должен, видимо, быть не однозначным.
Прежде всего, можно отметить то, что отношение к русским за последние полтора десятилетия изрядно изменилось. Оно не могло остаться без изменения постольку, поскольку за последнее время утратило силу большинство тех факторов, на которые в прошлом казахское сознание было приучено реагировать болезненно. О чем речь? Какие это факторы? Поговорим о них подробно.
История с численной диспропорциейФактор первый. Почти на всем протяжении советской эпохи в Казахстане русско-славянское и русско-европейское население составляло большинство, а казахское - меньшинство. В самый ее разгар – в конце 1950-х и начале 1960-х г.г. – доля казахов сделалось настолько маленькой, что не дотягивало даже и до 30 процентов от общей численности народа. Поэтому нет, думается, ничего удивительного в том, что казахов в то время тяготило осознание того, что в СССР Казахстан являлся едва ли не единственной такой союзной республикой, где представители коренной национальности составляют не большинство, а меньшинство. Конечно, тогда об этом официально казахи ничего не говорили и не писали. Но численная диспропорция их серьезно беспокоила.
Согласно итогам переписи, проведенной в 1989 году, казахи, составляли немногим более 39 процентов жителей республики. Тогда они обошли русских по численности в первый раз за последние полстолетия. Перепись, проведенная спустя десять лет после этого, выявила, что их доля выросла до 54 процентов.
А на первое января 2005 года казахи, по данным Государственного агентства по статистике, составляли уже 58,6% (“Доля казахов в национальном составе населения республики продолжает расти”, ИНТЕРФАКС-КАЗАХСТАН, 26.04.2006 ж.). К тому времени численность всего всех казахстанцев достигла 15 млн. 219,3 тыс. В том числе: казахов – 8 млн. 913,3 тыс., русских – 3 млн. 979,3 тыс., украинцев - 448,8 тыс., узбеков - 428,9 тыс., уйгуров - 229,8 тыс., татар - 229,6 тыс., немцев - 222,7 тыс., корейцев - 101,7 тыс. Следовательно, получалось, что общая численность представителей европейских наций, которые, согласно сложившейся у нас традиции, говорят только на русском языке (4 млн. 650,8 тыс. = 3 млн. 979,3 тыс.+448,8 тыс.+222,7 тыс.) почти в 2 раза меньше численности одних только казахов (8 млн. 913,3 тыс.). Такой результат получился вследствие не только естественного роста численности казахов, но и также выезда значительной части русскоязычного населения за пределы Казахстана. На стыке 2006 и 2007 годов прошла информация о рождении в Атырау 9-миллионного казаха в Казахстане и о предоставлении государством его родителям 2-комнатной квартиры. Получается, что теперь казахи составляют почти 60% или три пятых населения Казахстана. Следовательно, они больше не ощущают себя меньшинством рядом с русско-славянским и русско-европейским населением.
Города были русской жизненной средойФактор второй. Еще, скажем, с середины позапрошлого века до почти конца прошлого века казахи составляли меньшинство практически во всех крупных городах Казахстана. В советское время их было больше представителей других народов только в двух областных центрах – в Атырау (тогда он назывался Гурьев) и Кызылорде. Как такая ситуация сложилась? Мы тут имеем в виду этническое демографическое положение, которое сформировалось в городах Казахстана в послевоенное советское время.
К 1959 году, когда проводилась первая после Великой Отечественной войны общесоюзная перепись, доля казахов в составе населения республики сократилась до рекордно минимального уровня – до 28 процентов. При этом их численность не сократилась, а наоборот, возросла. Главной причиной того, что их доля уменьшилась, явилось взятие руководством державы курса на превращение Казахстана в мощную аграрно-индустриальную республику. Именно в этот период началось освоение целины, стало возникать множество новых городов и поселков городского типа при вновь поднимающихся градообразующих индустриальных предприятиях. Именно тогда Казахстан твердо укрепился на позиции четвертой по экономическому потенциалу союзной республики. Все эти перемены и обусловили резкое изменение этнической демографической картины Казахстана. В эти годы представители русско-славянских и других европейских народов стали в республике по всем статьям неоспоримо ведущей общиной.
Практически все крупные и средние города, а также вновь возводимые города были тогда по составу населения и в культурно-бытовом отношении русско-европейскими городами. Коренное население со всей присущей ему атрибутикой занимало там периферийное положение. Конечно, доля его представителей в партийно-советском аппарате и особенно в вузах уже тогда была достаточно большая.
Но города были в целом русской жизненной средой. Даже в столице долгое время доля казахов была меньше 10 процентов.
Такая ситуация в городской среде в общем и целом сохранялась вплоть до начала 90-х гг. Но при этом после 1959 года доля казахов в составе населения неуклонно увеличивалось: в 1970 году – 32%, в 1979 году – 36%, 1989 году – почти 40%.
А в Алматы за те же годы численность представителей коренного населения менялась в следующем порядке: в 1970 году – 80 тысяч (менее 10 процентов от общего количества), в 1979 году – 150 тысяч (свыше 15 процентов), в 1989 году – 252 тысячи (менее 25 процентов). Примерно так же менялась ситуация за этот период в городской среде Казахстана в целом.
В 1940-1980 гг. из областных центров, повторимся, только в Кызылорде и Гурьеве (ныне Атырау) казахи составляли большинство.
В дальнейшем давняя казахская идефикс о том, что надо перестать быть у себя на родине меньшинством, стала обретать реальные черты. Однако произошло это не столько за счет сохранения высоких темпов количественного роста коренного населения, сколько, в первую очередь, за счет резкого сокращения численности русско-славянских и других европейских народов в Казахстане. Да, за 1989-1999 г.г. численность казахов в стране увеличилась на 1 млн. 488,1 тысячи или на 23 процента и возросла с 6 млн. 496,9 тысяч до 7 млн. 985 тысяч. Но этого оказалось далеко не достаточно не только для дальнейшего увеличения населения страны в целом, но и даже для восполнения миграционных потерь. Потому что за счет заметного увеличения смертности и сокращения рождаемости их коэффициент прироста за эти 10 лет уменьшился в 1,6 раза. Другими словами, коренное население страны все больше и больше приспосабливается к демографическим стандартам постиндустриального общества.
Реальная экономика все также в руках у не коренных…А между тем того индустриального общества, при котором была база для утверждения в последующем такого рода постиндустриальных стереотипов, уже нет. Те, чьими усилиями и талантом в первую голову Казахстан был превращен в достаточно развитую аграрно-индустриальную страну со всей соответствующей материально-духовной атрибутикой, частью состарились, а частью уже умерли. Наиболее дееспособная часть наследников их опыта и знаний и их непосредственных потомков успела покинуть Казахстан. И того динамизма, который обеспечивался прежде ими, сейчас у нас в стране нет.
Осознание того, что такие коренные перемены уже необратимо и кардинально трансформировали образ жизни людей не только в городах, но и в стране в целом, меняет отношение казахского теперь уже большинства к сделавшемуся меньшинством русско-славянскому и русско-европейскому населению.
Сейчас города Казахстана перестали быть преимущественно русской жизненной средой. Но они при этом также перестали быть лидерами индустриального развития страны. Центр тяжести экономики Казахстана сместился к его редконаселенной и слабо развитой прежде западной части. Сейчас в полупустынных солончаковых нефтегазоносных западно-казахстанских участках и куется основное богатство страны. В самом же Западном Казахстане ни население особенно не увеличивается, ни города особо не растут.
Так что получается, что с изменением этнической демографической картины как в Казахстане в целом, так и в его городах изменился коренным образом и стиль жизни его населения. Теперь деньги главным образом куются в отдаленных окраинах, а тратятся же они в основном в больших городах и густонаселенных районов. В секторе реальной экономики роль первой скрипки так же, как и прежде, играют представители не коренного населения. Но это уже не сограждане русско-славянского и русско-европейского происхождения, а иностранцы из так называемого дальнего зарубежья.
Меняется время – меняется и отношениеНынешнее отношение казахов в целом к своим соотечественникам русско-славянского и русско-европейского происхождения характеризуется куда большей открытостью, чем в советское время. Тогда реальные обиды и недовольство первых вторыми выглядели – уж во всяком случае - достаточно весомыми. Но о них говорить открыто, тем более - публично, не приходилось. Нынешние обиды и недовольство – если они и есть - не просто куда менее значительны. Они зачастую надуманны. Но в наше время о всех таких обидах - как обоснованных, так и за уши притянутых - определенная часть казахской общественности говорит открыто, публично. Говорит регулярно. Иногда даже возникает вопрос: о чем она, образно говоря, с высоких трибун еще говорила бы так часто и с такой весомостью, если бы не было, скажем, такого повода, как наша историческая обида на русских.
Обратим, к примеру, внимание на один из тех вопросов, по которым казахскоязычная и русскоязычная общественность, как считается, придерживается противоположных позиций. Имеется в виду тема языка. Вернее, казахского языка. Или государственного языка. Проблема эта – давняя.
Никто, наверное, не станет спорить с тем, что Казахстан (а также, может, еще и Беларусь, и Кыргызстан) является чуть ли не единственной постсоветской страной, где собственный государственный язык в сфере общественной жизни и официальных отношений до сих пор используется в постыдно минимальной мере. В казахскоязычной среде многие продолжают верить в то, что такое положение складывается как непосредственный результат сопротивления казахстанской русскоязычной общественности мерам по укреплению позиции государственного языка в общественной и государственной жизни. Уже и русских-то даже в некоторых из наиболее русифицированных прежде городов Казахстана остается все меньше и меньше. Но все равно это как бы их вина, что даже в таких случаях большинство тамошних людей при общении в сфере официальных и правовых отношений продолжают отдавать предпочтение русскому языку. Может, тут дело в привычке. Может – еще в чем-то. Но тень по-прежнему падает на русскоязычных.
Уменьшение численности русских как фактор тревогиКонечно, нельзя сказать, чтобы их такое положение не устраивало или чтобы они не способствовали сохранению такого положения. Но едва ли то, что большинство находящихся рядом с ними казахов, предпочитающих продолжать вести свои дела основываясь больше на русском, чем на казахском языке, есть следствие одной только их воли и их, скажем, упорного настояния на своем. Однако есть то, что есть.
Этот пример говорит о том, что недоверие к русским, допущение того, что они могут испытывать к казахам какие-то недоброжелательные чувства и поступать в отношении тех, руководствуясь ими, так же, как это было прежде, в советское и еще царское время, так или иначе сохраняется. Но уже – определенно в куда меньшей мере, чем тогда, десятилетия назад. Такая трансформация не в последнюю очередь происходит потому, что меняются и сами люди – как казахи, так и русские казахстанские. Изменяются и условия в среде их совместного обитания.
Можно сказать больше. Если раньше казахов в той или иной мере раздражала или, скажем, пугала чрезмерная многочисленность у них на родине людей русско-славянского и русско-европейского происхождения, то сейчас кое у кого из них, наоборот, начинает беспокоить или даже тревожить стремительное сокращение численности так называемого русскоязычного населения в Казахстане. И не без причины. Отрицательные последствия таких этнических демографических перемен особенно сильно ощущаются в той аульной глубинке, где и раньше-то русских было мало.
Cельское население в районах традиционного обитания казахского большинства уже подверглось такому сильному социальному потрясению, что его прежняя спокойная и размеренная жизнь вряд ли теперь вернется. Во многих далеких от городов аулах никакого центра общественной жизни, кроме школ, не осталось. Во многих случаях такой финал обусловлен не столько объективными, сколько субъективными причинами. Самой главной в ряду последних представляется то, что называется “человеческим фактором”.
Вот как ситауцию, которая в данном случае подразумевается, охарактеризовал выступавший однажды по одному из республиканских телеканалов ветеран войны и труда, которому выпало жить в одном из подобных аулов:
“Прежде, когда тут был руководитель-неказах, мы жили зажиточно и счастливо. Беда пришла с тех пор, как к руководству пришел свой единокровный казах. За прошедшие годы этот другой руководитель столько всего натворил, что и описать-то невозможно… Куда мы только не жаловались на него. До самой Генпрокуратуры дошли. Но безрезультатно. Что же касается районного начальства, так оно нас и за людей не считает”. В сюжете, который иллюстрировал это выступление, хозяйственные объекты названного аула производят совершенно удручающее впечатление. Такое представление, будто там недавно прошла война. Разруха полная. Перед камерой телевизионщиков выступило с десяток местных жителей - от стариков и женщин до малолетних детей. По их словам, о безобразиях у них в ауле говорили и по “Хабару”, и по “Казахстану”. Но толку никакого. То есть получается так: использованы практически все существующие в нашем обществе пути и механизмы воздействия на должностное лицо, вызывающее всеобщее недовольство в течение многих лет, но искомого результата нет. В передаче назывались имена районного и областного акима, а также депутата Парламента РК, представляющего, помимо других своих избирателей, и жителей этого аула…
В описываемой истории под “руководителем-неказахом”, как может догадаться и сам читатель, имеется в виду, разумеется, человек из числа казахстанских европейцев, которые все для коренных жителей “русские”. Чем дальше страна уходит по пути постсоветской истории, тем острей ощущается роль обобщенно воспринимаемого русского человека в обеспечении жизнеспособности и жизнедеятельности той системы, без тех или иных достижений которой жизнь казалась бы неполноценной.
Считается, что русский более нетерпим к несправедливостиСейчас, говоря о русском человеке как таковом, казах, прежде всего, указывает даже не на его зачастую более высокое профессиональное умение, а на то обстоятельство, что он более справедлив, чем, скажем, представители восточных и южных народов. И еще он обращает внимание на то, что-де русский бывает более нетерпим к несправедливости. Что он в случае проявления несправедливого отношения к кому-либо или чему-либо не смолчит, а, скорее всего, возмутится. И тем самым станет отстаивать не только свои права, но и права тех казахов, которые находятся рядом и по тем или иным соображениям предпочтут не высовываться.
Да, раньше среди казахов бытовало мнение, что в преимущественно русском коллективе и с русским начальником человек нерусского и неевропейского происхождения чувствует себя не в своей тарелке. Сейчас столь же многочисленное присутствие русских в такой же организации воспринимается ими же уже как наличие больших гарантий на то, что начальство не позволит себе неограниченного произвола. В сознании простого казаха сидит стереотип, что его сородич-начальник русских и вообще европейцев остерегается, даже если речь идет всего лишь о подчиненных ему людях. Он существует с советских времен.
А вот с новыми временами связан такой вновь появившийся стереотип – о том, что начальник-русский вполне может и не любить казахов, но при этом окажется к своим казахским подчиненным более справедливым, чем, скажем, такой же начальник-казах.
Такие суждения вытекают из опыта жизни. Можно было бы тут же назвать десятки и десятки историй, подобных той, которая приводится выше. Но это мало что меняет.
Ибо тут дело не в частностях, а в сложившейся в последнее время системе. В ней заключена новая реальность. О чем речь?
Привнесенная россиянами и основанная на европейских духовных ценностях система управления и организации общественной жизни с обретением Казахстаном государственной независимости стала постепенно отступать, уступая место другой системе. В ее основе - этно-психологические стереотипы феодальных времен. Идеализация той эпохи идеологией ретроградов, которая стремится избавиться от общественно-государственного наследия как царской колониальной эпохи, так и советского времени, но которая вместе с тем никакой иной социальной модели, соответствующей современным условиям, не смогла выработать, как нельзя лучше способствует их возрождению.
А они в свою очередь формируют адекватную себе систему управления и организации общественной жизни. В первую очередь это становится реальностью в сугубо казахских районах и аулах. Но процесс находится в развитии. И, надо думать, со временем охватит весь Казахстан, включая и большие города. Уже сейчас у нас, как свидетельствует вышеописанная история, практикуется реагирование в духе той реальности в случаях, когда речь идет о казахских общинах. Правда, народ, переживавший в этом смысле куда лучшие времена, даже в глубинке все еще не готов мириться с таким отношением к себе и взывает к справедливости. И он зачастую отождествляет такую справедливость с прошлым временем и теми, кто олицетворял ту эпоху.
http://www.zonakz.net/articles/16859
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
