В конце жизни Лев Толстой неоднократно завещал похоронить себя там, где «Николенька» закопал палочку.

Во время похорон Леопольд Сулержицкий (в будущем поставивший вместе со Станиславским «Синюю птицу» Метерлинка) рассказал присутствовавшим историю о зелёной палочке, объясняя, почему похороны происходят в столь необычном месте. Поскольку церковная служба в соответствии с завещанием Толстого и в связи с известным конфликтом отсутствовали, именно рассказ о зелёной палочке заменил речь священника.

То, что я отрёкся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрёкся я от неё не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить Ему. Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я, по некоторым признакам усомнившись в правоте Церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение церкви: теоретически — я перечитал всё, что мог, об учении Церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же — строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям Церкви, соблюдая все посты и посещая все церковные службы. И я убедился, что учение Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же — собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения.<…>

То, что я отвергаю непонятную троицу и не имеющую никакого смысла в наше время басню о падении первого человека, кощунственную историю о Боге, родившемся от Девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо. Бога же — духа, Бога — любовь, единого Бога — начало всего, не только не отвергаю, но ничего не признаю действительно существующим, кроме Бога, и весь смысл жизни вижу только в исполнении воли Бога, выраженной в христианском учении.

Ещё сказано: «Не признаёт загробной жизни и мздовоздаяния». Если разуметь жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с вечными мучениями, дьяволами, и рая — постоянного блаженства, то совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни; но жизнь вечную и возмездие здесь и везде, теперь и всегда, признаю до такой степени, что, стоя по своим годам на краю гроба, часто должен делать усилия, чтобы не желать плотской смерти, то есть рождения к новой жизни, и верю, что всякий добрый поступок увеличивает истинное благо моей вечной жизни, а всякий злой поступок уменьшает его.

Сказано также, что я отвергаю все таинства. Это совершенно справедливо. Все таинства я считаю низменным, грубым, несоответствующим понятию о Боге и христианскому учению колдовством и, кроме того, нарушением самых прямых указаний Евангелия. В крещении младенцев вижу явное извращение всего того смысла, который могло иметь крещение для взрослых, сознательно принимающих христианство; в совершении таинства брака над людьми, заведомо соединявшимися прежде, и в допущении разводов и в освящении браков разведённых вижу прямое нарушение и смысла, и буквы евангельского учения. В периодическом прощении грехов на исповеди вижу вредный обман, только поощряющий безнравственность и уничтожающий опасение перед согрешением. В елеосвящении так же, как и в миропомазании, вижу приёмы грубого колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах, молитвах, заклинаниях, которыми наполнен требник. В причащении вижу обоготворение плоти и извращение христианского учения. В священстве, кроме явного приготовления к обману, вижу прямое нарушение слов Христа, прямо запрещающего кого бы то ни было называть учителями, отцами, наставниками (Мф.23:8-10).

Сказано, наконец, как последняя и высшая степень моей виновности, что я, «ругаясь над самыми священными предметами веры, не содрогнулся подвергнуть глумлению священнейшее из таинств — Евхаристию». То, что я не содрогнулся описать просто и объективно то, что священник делает для приготовлений этого, так называемого, таинства, то это совершенно справедливо; но то, что это, так называемое, таинство есть нечто священное и что описать его просто, как оно делается, есть кощунство, — это совершенно несправедливо. Кощунство не в том, чтобы назвать перегородку-перегородкой, а не иконостасом, и чашку — чашкой, а не потиром и т. п., а ужаснейшее, не перестающее, возмутительное кощунство — в том, что люди, пользуясь всеми возможными средствами обмана и гипнотизации, — уверяют детей и простодушный народ, что если нарезать известным способом и при произнесении известных слов кусочки хлеба и положить их в вино, то в кусочки эти входит Бог; и что тот, во имя кого живого вынется кусочек, тот будет здоров; во имя же кого умершего вынется такой кусочек, то тому на том свете будет лучше; и что тот, кто съел этот кусочек, в того войдёт Сам Бог.

Ведь это ужасно!

Верю я в следующее: верю в Бога, которого понимаю как дух, как любовь, как начало всего. Верю в то, что он во мне и я в нём. Верю в то, что воля Бога яснее, понятнее всего выражена в учении человека Христа, которого понимать Богом и которому молиться считаю величайшим кощунством.<…>

«Тот, кто начнёт с того, что полюбит христианство более истины, очень скоро полюбит свою церковь или секту более, чем христианство, и кончит тем, что будет любить себя (своё спокойствие) больше всего на свете», — сказал Кольридж.

Я шёл обратным путём. Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своей церкви, теперь же люблю истину более всего на свете. И до сих пор истина совпадает для меня с христианством, как я его понимаю. И я исповедую это христианство; и в той мере, в какой исповедую его, спокойно и радостно живу, и спокойно и радостно приближаюсь к смерти.

Лев Толстой.

4 апреля 1901. Москва

Вообще то, он пытался перед смертью покаяться, но не смог. Прожил сколько то времени в монастыре у сестры, пытаясь пойти в келью к старцу, но так и не смог (духовно).
Перед смертью позвал к себе священника, но "толстовцы" священника к своему вождю не пустили.
Видимо велик его грех, если даже желания покаяться оказалось недостаточно.

Начиная с февраля 1902 года, когда состояние здоровья Толстого ухудшилось, было предпринято несколько попыток убедить Льва Толстого покаяться, примириться с церковью и умереть православным христианином. По словам Софьи Андреевны, Толстой решительно отверг такую возможность: «О примирении речи быть не может. Я умираю без всякой вражды или зла, а что такое церковь? Какое может быть примирение с таким неопределённым предметом?»[40] Увещевания не прекращались до кончины писателя; почти за два года до смерти, 22 января 1909 года, после визита тульского архиерея Парфения, Лев Толстой записал в своём дневнике[41]:



Лев Толстой скончался в ноябре 1910 года. Софья Андреевна, желая провести церемонию отпевания мужа, нашла (несмотря на запрет Синода) некоего священника, который 12 декабря 1912 года на могиле графа совершил заказанную церемонию.[42] Сведения об этом проникли в печать[43], в связи с чем, в мартовском за 1913 год номере журнала Московской духовной академии «Богословский вестник» профессор Н. Д. Кузнецов напечатал «Ответ священнику, совершившему отпевание на могиле графа Толстого»[44], в котором он определил, что эта церемония не может считаться отпеванием и должна рассматриваться как частная молитва.[45]

Отклики в России XXI века

В связи со 100-летием отлучения, в конце февраля 2001 года правнук графа Владимир Толстой, управляющий музеем-усадьбой писателя в Ясной Поляне, направил письмо к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II с просьбой пересмотреть синодальное определение[49]; в неофициальном интервью на телевидении Патриарх сказал: «<> Не можем мы сейчас пересматривать, потому что всё-таки пересматривать можно, если человек изменяет свою позицию».[50][51] Официальный представитель Московской патриархии протоиерей Всеволод Чаплин тогда же подчеркнул, что синодальное Определение «должно восприниматься не как проклятие, а как констатация того факта, что убеждения писателя очень серьезно расходились с православным учением»[51]. Аналогичные аргументы приводились в письме архимандрита Тихона (Шевкунова), ответственного секретаря Патриаршего совета по культуре, адресованно председателю Российского книжного союза Сергею Степашину[52].

В 2009 году, в рамках судебного дела о ликвидации местной религиозной организации «Свидетелей Иеговы», была проведена судебная экспертиза, в заключении которой была приведена цитата из «Ответа Синоду» Льва Толстого: «Я убедился, что учение [Русской православной] церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения». Эта фраза была охарактеризована экспертами как «формирующая негативное отношение к Русской Православной Церкви»[53], сам Л. Н. Толстой назван «противником Русского Православия»[54]

20 ноября 2010 года, во время открытия отреставрированного здания вокзала станции Астапово, губернатор Липецкой области Олег Королёв, говоря о значении Толстого также отметил, что после отлучения «… классик становился ещё ближе к Богу»[55].

В ноябре 2010 года президент Российского книжного союза С. В. Степашин обратился с письмом к Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу[56]. В письме Степашин констатировал невозможность для Русской Православной Церкви пересмотреть решение об отлучении Льва Толстого от Церкви, но просит, при этом, проявить к Толстому сострадание[56]. В ответе на письмо Степашина ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре, архимандрит Тихон (Шевкунов) заявил, что «поскольку примирение писателя с Церковью так и не произошло (Л.Н. Толстой публично не отказался от своих трагических духовных заблуждений), отлучение, которым он сам себя отверг от Церкви, снято быть не может»[56].

Интересно, и в чём, сообственно, проблема сейчас для Толстого?

1) в том, что пытаются отменить отлучение
2) в том, что пытаются его идеологию выдавать за некую подобающую интеллигентности. Мол, интеллигент должен любить Толстого, а значит быть толстовцем.

фиг бы с ним, с непротивлением злу... но речь идет от кощунственном отречении от Христа

1) Отлучение... Не отлучение...
Это компетенция Церкви. Вот пусть духовенство и разбирается.
2) Извините. "Толстовщина" - абсолютно не синоним интелегенства. Кстати, сей граф, говорят, был вегетарианцем. И что ж теперь, всем интеллигентным людям про жаренного барашка забыть прикажите?
Да и ещё много чего у графа было через попу.
Но, вот только от проклятий по его адресу - ему ни тепло, ни холодно!