|
Полагаю, что лишь девственно чистое аполитичное сознание, не обремененное даже приблизительным представлением об идеологических трендах нашей текучей современности, станет объяснять появление на свет последнего фильма Квентина Тарантино намерением автора «постебаться», «поиздеваться» или — еще лучше – «переписать историю», предложив альтернативную интерпретацию хода Второй Мировой.
Концептуальная канва этого блестящего опыта препарирования базовых идеологем актуальной эпохи отнюдь не оригинальна. Европейские интеллектуалы еще в конце 40-х годов недвусмысленно обращали внимание на необходимость пристального изучения взаимосвязи и взаимообратимости фашизма и еврейства, «антисемитизма» и «антифашизма», Освенцима и иудейского Разума.
Так, Ж. Батай замечал, что для того, чтобы раз и навсегда предотвратить повторение «этого ужаса» (т.е. фашизма) недостаточно на каждом шагу клеймить национализм как страшную «ошибку ублюдков»: «Ибо таким образом мы лишь продолжаем воспроизводить риторику «козлов отпущения», диктуемую страхом перед антисемитизмом. Надо идти дальше и ставить вопрос о самом еврействе в его связи с Освенцимом». Для Батая уже тогда было очевидно, что в печах Освенцима еврейская плоть стала жертвой еврейской рациональности, сущностной чертой которой – от Спинозы до Бергсона — всегда были универсализм и демократизм: « Мы можем наблюдать великую историю Разума, наиболее яркие страницы которой были написаны евреями. Не в том ли дело, что история рациональной Истины с неизбежностью приводит к Освенциму?» И не в том ли дело – добавим мы — что бесславные фашистские твари – столь необходимы для обоснования необходимости «еврейской мести», что, если бы их не было, то их следовало бы изобрести? Что и показывает Тарантино.
Читателям Правой, похоже, и вовсе нет смысла подробно объяснять, почему у благородных воинов Третьего Рейха и карательного еврейского отряда дегенеративных макаронников, мучительно напоминающих кузенов Максима Галкина, в результате оказывается общий заокеанский Хозяин. Почему Жид-Медведь — страшный сон каждого немецкого солдата – выносит мозг последнему бейсбольной битой (именно-именно битой!) и при этом меньше всего желает, чтобы носители фашистских скальпов когда-либо иссякли или не дай Бог покаялись в своем антисемитизме. Ибо Освенцим легитимирует святое дело «еврейской мести», ибо бейсбольные биты сегодня выдают там же, где и сроки за недостаточный пиетет по отношению к Холокосту. Ибо в общественных палатах труждаются все те же потомки апачей, каждый из которых должен добыть не менее сотни фашистских скальпов. Ибо наша современность — эпоха мести — не имеет иного источника легитимации, кроме Освенцима.
Ибо, наконец, — и это главное – история страстной любви национального героя Третьего Рейха к недобитой — в буквальном смысле этого слова — французской еврейке Шошанне – это и есть наилучшая метафора романтической истории совокупления антисемитизма и антифашизма. А любить у Тарантино — также было в «Джеки Браун» и «Убить Билла» — всегда означает убить, точнее добить. Причем тот, кого не добили, обычно побеждает и выигрывает все, как бы пережив смерть и воскреснув к жизни вечной, как это было с исключительной силой явлено в пасхальном образе Черной Мамбы.
Однако, Шошанна и блистательный немецкий снайпер оба оказываются недобитыми – ее намеренно упустил обаятельный полковник абвера («Охотник на евреев»), предварительно дав команду подстрелить всех членов ее семьи; героя же пожалела она сама. Что лишний раз подтверждает подлинную любовную гомологию этих «таких разных» убивающих друг друга героев, воплощающих два лика Януса, имя которому – гуманизм.
И, кстати, о гуманизме. Известно, что пресловутый фашизм нередко определяют как «дурное» порождение гуманизма. Ж-П Сартр: «Культ человечества приводит …к фашизму. Такой гуманизм нам не нужен». А антифашизм и борьба с антисемитами естественно воспринимается как благой гуманизм, восстанавливающий самоценность человеческой личности, несводимой к расовой принадлежности.
Но есть еще и подлинный исконный гуманизм, пролегающий вне хорошего и ужасного и восходящий к истоку европейской Современности, которая еще не успела утвердить себя в качестве таковой. Именно он сегодня остается последним прибежищем европейской Традиции – более амбивалентным, чем выхолощенное схоластами и идеализированное традиционалистами Средневековье. Образ главной героини знаменитой тарантиновой трилогии («Убить Билла») восходит к излюбленному сюжету итальянских гуманистов, кочующему от одного автора к другому – истории блистательно схоластически образованной прекрасной девушки, в которой скрывается виртуозный убийца, автор самых жестоких преступлений своего времени. Уже гуманисты провозглашали критику схоластической рациональности и европейского субъекта – мертвого и расчленяющего. Последний и впрямь будет добит носительницами нового типа личности в фильме «Подтверждение смерти».
Вот в этом смысле Тарантино осуществляет весьма гуманистичную и непростую работу воскрешения человека к присутствию и смерти. Ибо, перефразируя известную фразу того же Сартра («Мы живем в пустыне, где нет ничего, кроме людей»), можно сказать, что мы сегодня живем в пустыне, где нет ничего, кроме трендов. Человек поглощен дискурсами и трендами – один гуманистичнее другого. Но, откровенно говоря, именно такой псевдогуманизм и приводит к фашизму. И такой гуманизм нам не нужен.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Вроде медведпутом не восторгаюсь, и жидка Утесова не слушаю в отличии от некоторых. Так кто из нас "жидопатриот"?