"НГ" от 22.07.1992г.
"Полярность суждений о Горбачеве - от "величайшего политика" до "величайшего предателя" - ясно указывает и на масштаб, и на беспрецедентную духовную сложность личности этого человека.
В новейшей истории мало, да, скорее всего, просто нет людей, духовная сущность и практическая деятельность которых столь ярко, победно и драматически символизировала, воплощала собой дух времени, его основной смысл, заключающийся в преодолении фашизма* (см
http://users.iptelecom.net.ua/~zhistory/weingart.htm ).
Я сознательно использую этот режущий слух и глаз термин вместо академически округлого стилистически более благопристойного "тоталитаризм".
Фашистскими* ( богоборческими?- ред.), на мой взгляд, следует называть все режимы от древнейших времен до наших дней, - появившиеся как результат действий людей, одержимых властолюбием, развращенных властью, ставшей для них самоцелью. В этом смысле Нерон ничем принципиально не отличается от Пол Пота, Наполеон III - от Мао Цзедуна, "император" Бокасса - от Муссолини, Гитлер - от Сталина. Различия здесь лишь в идеологических конструкциях, которыми фашисты маскировали свое властолюбие, и в степени концентрации власти, которой им удавалось достичь.
Горбачеву в наследство достался наиболее "совершенный" фашистский режим из тех, которые знает история.
Паразитирующий на могучем интеллектуальном потенциале марксизма, благодаря чему режим долгое время мог делать вид, что знает ответы на все вопросы, диктуемые человеческим бытием, и способен вести народы к гармоническому общественному строю, впитавший и развивший тысячелетний опыт жестоковластия российской и среднеазиатских феодальных деспотий, покоривших гигантские пространства с огромным населением, к 1985 году этот режим, не потерпевший ни одного стратегического поражения в свей внутренней и экспансии, был, казалось на вершине могущества. Опыт выживания, накопленный системой, позволял ей уверенно смотреть в будущее и эту уверенность не могли поколебать тревожные признаки экономического неблагополучия: не первый раз режим сталкивается с проблемами, и еще не было случая, чтобы ему не удавалось решить их или с пользой для себя, или, во всяком случае, без таких потерь, которые грозили бы основам его незыблемости.
Примерно так оценивал режим сам себя, из такой оценки исходил и Горбачев, предпринявший весной 1985-го первые шаги с целью модернизировать систему.
На самом деле она была обречена.
Политические системы фашистского типа в конечном счете неустойчивы, несмотря на иллюзию их несокрушимости. Построенные на подавлении свободы, они тем самым создают условия для собственной гибели, поскольку человек, созданный богом по его "образу и подобию", устремлен в конечном счете к свободе, и именно по этому фашизм в конце концов начинает отступать. К 1985-му фашизм в Советском Союзе в общем и целом находился уже в обороне. Запаса прочности ему хватило бы максимум на 10-15 лет, после чего был неизбежен взрыв, подобный "пражской весне" или восстанию против Чаушеску.
Но с гораздо более тяжелыми последствиями. Ибо в СССР "карма" неисчислимых преступлений фашизма неизбежно вызвала бы соответствующий по силе и неумолимости обратный накат маятника народного гнева. Страшно представить, в какие жертвы вылилось бы у нас лобовое столкновение режима с народом.
Предназначение Горбачева, грандиозность его подвига невозможно понять вне этого исторического и политического контекста. Феномен Горбачева может быть разгадан только через понимание фашистской природы строя, именовавшегося "развитым социализмом", и через уяснение масштабов и разрушительности последствий его неуправляемого краха.
Снимая со страны тяжелые оковы фашизма, Горбачев полагал, что реформирует "социализм", и, конечно же, не мог предвидеть, какую страшную пружину, сжатую уже почти до предела, он при этом высвобождает. Горбачев начал это понимать, видимо, к концу 1990-го, когда на его лицо внезапно легла сумрачная тень тревоги; за считанные месяцы генсек постарел на годы.
Выбор, перед которым оказался Горбачев, был мучителен. Дальнейшее продвижение к свободе уже совершенно ясно грозило распадом страны, локальными гражданскими и территориальными войнами, пожар которых мог захватить в итоге огромные регионы, потерей надежного контроля над ядерным оружием, экономическим коллапсом из-за разрыва межхозяйственных связей, потерей единого культурного, информационного пространства - в общем, утратой всех выгод и преимуществ, которые дает единое государство.
Предпреждения Горбачева на этот счет игнорировались, его постоянные напряженные усилия предотвратить крах государства наталкивались на упрямое сопротивление политиков "новой волны", стремящихся стать "демократическими" удельными князьями в своих "вотчинах" - под предлогом защиты национальных интересов своих народов.
Остановить развал союза можно было только ценой отказа от дальнейшего продвижения к свободе.
Отказ от свободы означал возвращение к тоталитаризму, и к такому повороту в любой момент были готовы силы, которые Горбачев, демократизируя страну, шаг за шагом оттеснял от власти.
Горбачев выбрал свободу и довел реформы до стадии необратимости.
Такова вкратце суть и внешняя канва событий, вместивших в себя период с апреля 1985-го по август 1991-го.
А теперь поговорим об их значении. О цене того, что совершил Горбачев.
Совершил он невозможное.
Действия Горбачева и их результат - разгром самой мощной фашистской империи, произведенный изнутри, - нельзя объяснить ни через политический опыт человечества, ни через призму самых современных политологический подходов.
Политическая история не знает аналогов тому, что удалось Горбачеву: никогда не существовало Фашизма, обладавшего столь изощренным идеологическим прикрытием, с таким уникальным опытом выживания и столь далеко зашедшего по концентрации власти; никто и никогда не мог, проникнув по ступеням подобной фашисткой иерархии на самый ее верх, назвать ей бой и выиграть его.
Мы должны ясно понимать, что проникновение в мир фашистских иерархий и восхождение по его уровням каждый раз на очередной ступени требует предъявления очередной порции доказательств полной и безусловной лояльности системе, ее вождям и ее идолам. Это означает, что человек каждый раз должен жертвовать частью своего нравственного начала, и чем выше ступень, на которую он поднимается, тем страшнее цена, которую он должен заплатить. К вершине власти над системой человек приходит уже нравственно и интеллектуально изуродованный, в противном случае он этот путь не пройдет - не позволят правила игры, соблюдаемые с железной, беспощадной последовательностью.
Каждый шаг вперед в ходе перестройки требовал от Горбачева отказа от еще недавно не подлежащих пересмотру догм, осмысления меняющейся реальности на таком интеллектуальному уровне, который принципиально недостижим для "хозяина фашистской империи.
И каждый раз Горбачев с поразительной уверенностью овладевал новым и совершенно непривычным, еще вчера интеллектуально враждебным материалом. Столь титаническая, сложная по содержанию и блестящая по результатам работа человеческого духа не имеет ни одного исторического аналога.
Определенно этого человека вели и охраняли какие-то могущественные, внешние по отношению к нам силы, обязанные в данном случае проявить себя более откровенно, чем когда-либо в политической истории. Как политолог, я другого объяснения этому феномену не нахожу. Здесь требуется "метаисторический", по определению Д. Андреева, подход, и только такой подход помогает прояснить загадку Горбачева.
Но еще невероятнее то, что продемонстрировал Горбачев в искусстве политической борьбы. Здесь вполне можно применить понятие "чудо", в том его значении, которое предполагает явление людям действа, не объяснимого ни с точки зрения обыденного человеческого опыта, ни с точки зрения науки. Горбачев, если исходить из этих, покоящихся на совокупном общественном опыте предпосылок, не мог, не должен был выиграть борьбу с фашизмом.
И тем не менее он выиграл.
У людей короткая память. Мы уже забыли то ощущение чуда, то боязливое неверие в реальность происходящего - когда с апреля 1985 года Горбачев начал действовать в совершенно непривычной, мягко говоря, для генсеков манере.
Затаила дыхание, не в силах поверить, интеллигенция. Вслушивались с робкой, усталой надеждой на перемены к лучшему, "рядовые труженики".
Насторожился всемогущий аппарат, мгновенно уловивший в поведении генсека угрозу для себя.
Примерно год - полтора Горбачев практически один вел "разведку боем", пока все увереннее и смелее не устремилась в пробитые им в бастионах идеологического официоза первые небольшие бреши творческая интеллигенция, прежде всего журналисты.
То, что последовало затем, изменило ход истории.
Горбачев, призывая аппарат поддержать реформы, столкнулся сначала с глухим, затем все более откровенным сопротивлением и, преодолевая противодействие спрута, как бы поневоле ввязался фактически в борьбу с ними.
А это уже было занятие смертельно опасное. Ибо аппарат явственно почуял угрозу, несравнимую с той, которая когда-то представляла для него новации Хрущева. Новый генсек шел настолько "не туда" и зашел - как минимум к концу 1986 года - так далеко, что реакция номенклатуры должна была последовать адекватная. По моим оценкам, с осени 1986-го и до конца 1987-го была весьма высока вероятность физического устранения Горбачева, ибо противники генсека к тому времени уже начали понимать, что другими методами они его остановить не смогут. Потому что Горбачев своим искусством "аппаратного боя" на голову превосходил самых матерых, самых умелых в делах такого рода партократов.
Борьба внутри фашистского аппарата - это сложнейший процесс, требующий предельных и, что важно подчеркнуть, ненормальных, противоестественных действий. Это борьба посредством различных наборов идеологических стереотипов, выдвигаемых с различной последовательностью, обеспечение, в тесной увязке с идеологической составной процесса, организационных позиций, необходимых для завоевания и удержания власти. Это искусство во владении ложью и полуправдой, "обманными движениями" и шантажом, умением привлекать сторонников, в том числе из тех, кто тебе, возможно, идеологически и нравственно чужд, способность просчитывать многоходовые комбинации - чтобы в каждый данный момент иметь уверенное большинство, которое проголосует как надо на пленуме, конференции или съезде.
Горбачев в этом искусстве, пожалуй, не уступает Сталину - и при этом в нравственном отношении противоположен "вождю народов".
Попробуем понять цену этого подвига через аналоги.
Проникновение агента правоохранительных органов в какую-нибудь мафиозную структуру с целью получить информацию о ней и улики- работа весьма сложная и опасная. Столь же трудна и работа разведчика, которая именно по этой причине окутана дымкой героики.
А теперь представим, что поставлена такая вот задача: проникнуть в руководство, допустим, мощной наркомафии, возглавить ее и затем путем борьбы с ее главарем разгромить изнутри. Или представим, что разведчику необходимо проникнуть в аппарат фашистского государства - с той же целью.
Фантастика, скажет читатель, и будет неправ.
Потому что даже у фантастов не хватило смелости последовательно смоделировать такую ситуацию в своих произведениях.
Наверное, было немало людей входивших в лабиринты тоталитарных иерархий с самыми благими намерениями, с тайной надеждой взойти на самый верх и своей волей, своей нравственной твердостью, сохраненной под панцирем внешних атрибутов лояльности, преодолеть порочность системы и ее неумолимые, подлые законы.
Открытое противоборство со злом, противостояние извне его организационно-идеологическим структурам - примеров такого рода в истории немало. Красота такого подвига достойна восхищение, и в этой связи достаточно вспомнить, например, Андрея Сахарова.
Однако слишком часто такая борьба заканчивается для человека духовной, но отнюдь не физической победой добра над злом, которое в физическом плане, в силу какой-то заколдованности исторического круговорота вещей, в итоге оказывается активнее, целеустремленнее, решительнее добра и в борьбе за "реальную", "земную" власть действует, как правило, успешнее.
И в этом смысле примеров тому, что совершил Горбачев, в истории нет вообще - кроме его собственного.
Горбачев - это воплощенная с беспрецедентной откровенностью воля Провидения. Это продемонстрированное с изумительным, потрясающим блеском превосходство добра над злом в той сфере, которая испокон веков считалась неотъемлемой вотчиной темных сил, - в сфере борьбы за физическую, организационную власть в тоталитарной системе. Оказывается, добро способно проникнуть в самое сердце фашисткой империи, в самый мозг Дракона, в самое логово Зверя, развернуть оттуда наступление, провести битву с невероятным, высочайшим искусством - и победить.
Феномен Горбачева, можно сказать, подвел итог сомнениям человеческого духа, который уже не одно тысячелетие терзаем сомнением: допустимо ли насилие в борьбе со злом? Возможна ли "правда с кулаками", или это вещи суть несовместимые?
Возможна, допустима, говорит пример Горбачева - если ты можешь. Если способен.
Для многих и по сей день остается загадкой, почему Горбачев до последнего момента относился к представителям старой номенклатурной гвардии с каким-то снисхождением, вроде бы медля с принятием решительных мер, пока дело не дошло до попытки переворота.
Замечу, что сугубо политически Горбачев действовал безупречно: в борьбе с аппаратом он не допустил ни одной сколько-нибудь серьезной ошибки. Если бы дело обстояло иначе, выиграл бы аппарат. Кадровые перемещения из числа тех, которые так раздражали демократическую оппозицию, были необходимы, чтобы не спровоцировать номенклатуру на жестокие контрреволюционные действия, чтобы выиграть время - именно это обстоятельство позволило перестройке достичь и пройти "точку возврата". И только ничего не смыслящие в законах борьбы внутри фашистского аппарата могут упрекать Горбачева в "нерешительности", "медлительности" и т.п. Немало и таких, кто осыпал Горбачева такими упреками с своих чисто спекулятивных целях.
Но здесь есть и другой аспект, который мало кто замечает. Горбачев и к номенклатурной категории относился как к людям, действуя в полном соответствии с христианской заповедью, требующей отделять грех человека от него самого. Это отношение генсека к "реакционерам" вызвало у нашей оппозиции, может быть, не до конца осознанный, по его глубинным причинам, протест, который можно определить лишь как признак духовной незрелости тех, кто в аппаратной элите был способен видеть только врагов, в полном соответствии с установками тоталитарного сознания.
Но недаром сказано: "возлюби врага своего", тот, кто не способен к этому, недостаточно окреп духовно.
Горбачев после того, как его глухое противостояние с аппаратом вполне отчетливо переросло в бескомпромиссную борьбу, относился тем не менее к своим политическим противникам как к людям.
Именно в силу этого различия нравственных позиций Горбачев пережил мятеж Крючкова и Язова и как свою личную драму, как предательство, в то время как многие демократы не увидели здесь ничего, кроме повода для торжествующих сентенций: "Мы предвидели!".
С другой стороны сегодня, наверное, многим должна быть понятнее и та известная сдержанность, с которой Горбачев относился к демократической оппозиции , не торопясь бросаться в ее объятия, хотя понукающий его на это хор возмущенных и раздраженных голосов становился все нетерпеливее и громче.
Горбачев уже тогда вполне отчетливо видел недостатки обоих противоборствующих лагерей, и его позиция, дистанцированная и от того, и от другого, была обусловлена не только необходимостью сохранить контроль над ситуацией, но и принципиальным неприятием оголтелого радикализма, который демонстрировали, на свой лад, и "консерваторы", и "демократы".
Чего стоят в этой связи, например, упреки Горбачеву в "медлительности", "непоследовательности"!
В общей сложности на разгром фашисткой империи ушло шесть лет. Это немного даже по масштабам одной человеческой жизни, а по историческим меркам - просто миг. Горбачев, в сущности, обеспечил мгновенно, по историческим масштабам, победу над самой мощной тоталитарной системой из всех когда либо существовавших. Не говоря уже о том, что ускоренный демонтаж прежних властных структур грозит обществу лавинообразным сползанием к хаосу, из которого в итоге может вырасти очередная диктатура. Именно такая перспектива все отчетливее вырисовывается сегодня перед Россией.
Предотвратив созревание революционной ситуации в стране и последующий неизбежный взрыв, Горбачев спас, как минимум десятки, возможно, сотни тысяч человеческих жизней. Если бы не перестройка, страна была бы обречена на гражданскую войну, которая разразилась бы максимум к концу 90-х годов.
К тому времени тлеющий под плитами репрессивной машины огонь социально - политического протеста взвился бы разрушительным смерчем, захватил бы отчасти и органы государственного управления. Попытки режима силой подавить очаги восстаний раскололи бы армию, КГБ, милицию. Политические столкновения переросли бы в вооруженные. Национальные и территориальные конфликты на этой почве в один прекрасный день обрели бы куда более чудовищные масштабы и формы, чем то, что мы испытали сегодня.
Подобные события в стране, напичканной ядерным оружием, располагающей разветвленной сетью атомных станций и множеством опасных химических производств, грозили бы катастрофой всему миру.
Если бы не Горбачев.
И сегодня те, кто через 5 - 6 лет убивал бы друг друга в страшной междоусобице, мирно и цивилизованно решают свои конфликты в конституционном суде. Потери, которые в ходе перестройки понесли и продолжают нести сегодня народы, населяющие территории бывшего Союза, в десятки, сотни раз меньше тех, которые были бы неизбежны при ином развитии событий."
(Эдуард Самойлов, Независимая газета от 22 июля 1992 года)
---------------------------------------------
* см
http://users.iptelecom.net.ua/~zhistory/weingart.htmP.S.
" - Кровь и слезы напоят сырую землю. Кровавые реки потекут. Брат на брата восстанет. И паки: огонь, меч, нашествие иноплеменников и враг внутренний - власть безбожная, будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить святыни ее, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей Русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от своего Богопомазанника. А то ли еще будет! Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в разум пришли. Две войны одна горше другой будут. Новый Батый на Западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени. Но от лица земли не истребится, яко довлеет ему молитва умученного Царя.
- Ужели сие есть кончина Державы Российской и несть и не будет спасения? - вопросил Павел Петрович.
- Невозможное человекам, возможно Богу, - ответствовал Авель, - Бог медлит с помощью, но сказано, что подаст ее вскоре и воздвигнет рог спасения Русского. -
И восстанет в изгнании из дома твоего Князь Великий , стоящий за сынов народа твоего. Сей будет Избранник Божий, и на главе его благословение...Пути бы иные сызнова были на Русское горе..." ( Выделенное - цитата из пр.Даниила 12.1 , в оригинале МИХАИЛ, князь великий)
Житие Преп Авеля-прорицателя, см
http://neofit.narod.ru/Russia/avel.html
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
