Каково было политическое настроение К.Ф.Рылеева после 14 декабря 1825 г. до казни.

Вопрос этот решается перепиской Рылеева с женою из крепости, напечатанной г. Ефремовым в 1872 году с библиографическими примечаниями в собрании сочинений благороднейшего из декабристов.

21 декабря жена писала Рылееву:

«Друг мой! не знаю, какими чувствами, словами изъяснить непостижимое милосердие нашего Монарха. Третьего дня обрадовал меня Бог, и вслед за тем 2000 рублей и позволение посылать тебе белье... Наставь меня, друг мой, как благодарить Отца нашего Отечества... Настенька про тебя спрашивает, и мы всю надежду возлагаем на Бога и на Императора».

На обороте этого письма рукой Рылеева набросано:

«Святым даром Спасителя мира я примирился с Творцом моим. Чем же возблагодарю я Его за это благодеяние, как не отречением от моих заблуждений и политических правил? Так, Государь, отрекаюсь от них чистосердечно и торжественно; но чтобы запечатлеть искренность сего отречения и совершенно успокоить совесть мою, дерзаю просить Тебя, Государь! будь милостив к товарищам моего преступления. Я виновнее их всех; я, с самого вступления в Думу Северного общества, упрекал их в недеятельности; я преступной ревностью своею был для них самым гибельным примером; словом, я погубил их; через меня пролилась невинная кровь. Они, по дружбе своей ко мне и по благородству, не скажут сего, но собственная совесть меня в том уверяет. Прошу Тебя, Государь, прости их: Ты приобретешь в них достойных верноподданных и истинных сынов Отечества. Твое великодушие и милосердие обяжет их вечною благодарностью. Казни меня одного: я благословляю десницу, меня карающую, и Твое милосердие и перед самой казнью не престану молить Всевышнего, да отречение мое и казнь навсегда отвратят юных сограждан моих от преступных предприятий противу власти верховной».

Неизвестно, было ли переписано и передано Императору Николаю I это письмо. Тем не менее, набросок его все-таки составляет важный документ для биографии Рылеева, характеризующий нравственный и политический переворот, происшедший в его душе после неудавшегося бунта и под влиянием тяжелых дум узнического уединения.

На вопрос жены и вообще на ее первое письмо Рылеев писал 23 декабря:

«Милосердие Государя и поступок Его с тобою потрясли душу мою.

Ты просишь, чтобы я наставил тебя, как благодарить Его. Молись, мой друг, да будет Он иметь в своих приближенных друзей нашего любезного Отечества и да осчастливит Он Россию своим царствованием».

В письме от 26 декабря H. M. Рылеева писала мужу между прочим:

«Неизъяснимы милости, вновь оказанные. Добродетельнейшая Императрица Александра Феодоровна прислала мне 22 числа, то есть в именины Настеньки, 1000 рублей. Чем я могу, несчастная сирота, возблагодарить Милосерднейшую Монархиню? Бог видит слезы благодарности: они проводят меня до могилы».

В ответ на эти строки Рылеев писал:

«Молись Богу за Императорский Дом. Я мог заблуждаться, могу и вперед, но быть неблагодарным не могу. Милости, оказанные нам Государем и Императрицей, глубоко врезались в сердце мое. Что бы со мною ни было, буду жить и умру для них».

Жена отвечала:

«При всей несчастной участи я еще могу ходить, говорить, ви­деть и слышать, и кто благодетель сему, как не Всевышнее суще­ство и милосердие Монарха, Отца нашего?

Ты мог заблуждаться и можешь впредь, но быть неблагодарным не можешь: эти слова Твои, как истинного христианина, чистое раскаяние.

Молись, мой друг, Всевышнему, - да укрепит тебя в добром намерении; я знаю чистую душу твою, надеюсь, что ты постараешься загладить поступок свой и возвратить милость и любовь Отца Отечества нашего».

Жена Рылеева старалась поддерживать в муже надежду на помилование и сама питала ее.

7 января 1826 года она писала мужу:

«Милый мой друг, страдание мое не прекратится до тех пор, как я увижу тебя свободным и достойным верноподданным Отца Оте­чества нашего».

Десять дней спустя H. M. Рылеева в таких выражениях писала мужу об основаниях своей надежды:

«Милосерд Творец! Неужели приемлющий образ Его на земле не подобен Ему? Нет! скорее поверю, что будет вечная тьма на земле, нежели правосудие Божие и чадолюбивого Огца нашего Отечества не будет существовать! Мы не на словах, но на самом деле видим милосердие его к нам».

25 января 1826 г. H.М. Рылеева так успокаивала мужа:

«Сделай одолжение, мой друг, не унывай, положись на Бога и милосердие нашего Монарха. Ты спрашиваешь, мой друг, кто меня лечит? Кто может лечить от душевной скорби, кроме Бога? Твои письма - мое лекарство. Ежели бы не царское милосердие над нами, то, верно, я уже не могла бы этого перенесть. С каждым твоим письмом я получаю новые силы и надежду. И теперь я здорова, молюсь Богу с Настенькой за Императорский Дом и надеюсь на милосердие».

15 февраля 1826 года Рылеев ободрял и утешал жену в таких выражениях:

«Верю, друг мой; но надобно иметь более твердости и надежды на Создателя. Если сердце твое с надеждой обращается к Нему, как пишешь ты, то не унывай и будь уверена, что он ни тебя, ни малютки нашей не оставит и все устроит к лучшему. Я совершенно предался Его святой воле и с тех пор совершенно успокоился, как в рассуждении тебя с Настенькой, так и насчет участи, какую предназначает милосердие Государя. Тебе то же надо сделать».

Из письма жены Рылеева от 20 февраля 1826 года:

«Истинно ничем невозможно переменить участь нашу, кроме Бога и милосердного отца нашего, Государя. Да будет воля их. Со­вершенно полагаюсь: от них зависит жизнь и счастье, как твое, равно и мое, с невинною нашей малюткою. Молю Всевышнего, да сохранит и продлит жизнь всему благословенному Дому Императо­ра нашего».

11 марта 1826 года Рылеев написал жене письмо, которое было задержано, вследствие чего два дня спустя он написал то же письмо в несколько измененном виде. Печатая письмо от 13 марта, г. Ефремов в примечаниях к нему указывает, чем оно отличалось от задержанного письма. Приводим это письмо в извлечениях, с примечаниями г. Ефремова:

«Пробыв три месяца один с самим собою, я узнал себя лучше, я рассмотрел всю жизнь мою и ясно вижу, что я во многом заблуждался. Раскаиваюсь и благодарю Всевышнего, что Он открыл мне глаза, жалею только, что я уже более не могу быть полезным моему отечеству и Государю, столь милосердному.

Ради Бога, и ты имей, мой милый друг, более твердости и надежды на благость Творца. Я знаю твою душу и совершенно уве­рен, что Он ни тебя, ни малютки нашей не оставит без Своего покровительства. Надейся на милосердие Государя и молись Богу не за одного меня, но за всех, кто пострадал вместе со мною.

В письмах Рылеева не раз повторяется, что он раскаивался в зле, которое им было причинено жене и дочери (13 и 20 апреля и 24 мая 1826 года). В одном из последних писем Рылеева выражается и сознание виновности перед Государем. В черновом наброске письма 27 марта говорилось:

«Я заслужил во всяком случае нищету и всякое страдание».

Рылеев готовился к казни, примиренный с Богом и людьми, совершенно спокойно, с теплым религиозным чувством, в истинно христианском настроении духа, что доказывается его письмом от 13 июля. Из этого письма видно, что в душе Рылеева после 14 декабря произошел крупный перелом и что он умер совсем не тем человеком, каким писал революционные стихотворения и затевал военный бунт.

«Бог и Государь решили участь мою: я должен умереть, и умереть смертию позорной. Да будет Его святая Воля. Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и Он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Ни ропщи ни на Него, ни на Государя: это будет и безрассудно, и грешно. Нам ли постигнуть неисповедимые суды Непостижимого? Я ни разу не возроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святой дивно утешил меня. Подивись, мой друг, в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О, милый друг, как спасительно быть христианином!

Благодарю моего Создателя, что он меня просветил и что я умираю во Христе. Это дивное спокойствие порукой, что Творец не оставит ни тебя, ни нашей малютки. Ради Бога, не предавайся отчаянию: ищи утешения в религии».

В брошюре профессора Харьковского университета прот. Т.И.Буткевича «Религиозные убеждения декабристов» (с. 64), приводится стихотворение Рылеева «Послание к жене», написанное, очевидно, в последние дни жизни, когда поэту уже был объявлен смертный приговор. Вот начало и заключительный стих «Послания»:

Ударит час, час смерти роковой

И погрузит меня в сон тяжкий, гробовой.

Виновную главу, без ропота, без страху,

.....................................................

Но время!., слышу зов... О друг мой! до свиданья!

«Послание» впервые появилось в печати в 1863 году во втором томе лейпцигского издания Брокгауза «Библиотека русских авторов» - «Собрание стихотворений декабристов» (с. 203). Составитель этой книги, подписавший свое предисловие тремя «Л», не сообщает источника, из которого он взял «Послание», а говорит только (с. 228), что оно было написано в Алексеевском равелине, в Петропавловской крепости, незадолго до казни. Сомневаться в подлинности этого стихотворения нет, однако, никакого основания. Его содержание вполне гармонирует с письмами Рылеева к жене, а язык и форма обличают автора «Дум».
http://ruskline.ru/analitika/2010/10/01 ... stianinom/

ИВАН СУСАНИН

"Куда ты ведёшь нас?.. не видно ни зги!"
Сусанину с сердцем вскричали враги:
Мы вязнем и тонем в сугробинах снега;
Нам, знать, не добраться с тобой до ночлега.
Ты сбился, брат, верно, нарочно с пути;
Но тем Михаила тебе не спасти!

Пусть мы заблудились, пусть вьюга бушует:
Но смерти от Ляхов ваш царь не минует!..
Веди ж нас, — так будет тебе за труды;
Иль бойся: не долго у нас до беды!
Заставил всю ночь нас пробиться с мятелью...
Но что там чернеет в долине за елью?" -

— "Деревня! — Сарматам в ответ мужичок:
Вот гумна, заборы, а вот и мосток.
За мною! в ворота! — избушечка эта
Во всякое время для гостя нагрета.
Войдите, — не бойтесь!" — "Ну, то-то, Москаль!..
Какая же, братцы, чертовская даль!

Такой я проклятой не видывал ночи,
Слепились от снегу соколии очи...
Жупан мой — хоть выжми — нет нитки сухой!"
Вошед, проворчал так Сармат молодой.
"Вина нам, хозяин! мы смокли, иззябли!
Скорей!.. не заставь нас приняться за сабли!"

Вот скатерть простая на стол постлана;
Поставлено пиво и кружка вина,
И Русская каша и щи пред гостями,
И хлеб перед каждым большими ломтями.
В окончины ветер, бушуя, стучит;
Уныло и с треском лучина горит.

Давно уж за полночь!.. Сном крепким объяты,
Лежат беззаботно по лавкам Сарматы.
Все в дымной избушке вкушают покой;
Один, на стороже, Сусанин седой
Вполголоса молит в углу у иконы
Царю молодому святой обороны!..

Вдруг кто-то к воротам подъехал верхом.
Сусанин поднялся и в двери тайком...
"Ты ль это, родимый?.. А я за тобою!
Куда ты уходишь ненастной порою?
За полночь... а ветер ещё не затих;
Наводишь тоску лишь на сердце родных!"

— "Приводит сам бог тебя к этому дому,
Мой сын, поспешай же к царю молодому;
Скажи Михаилу, чтоб скрылся скорей;
Что гордые Ляхи, по злобе своей,
Его потаённо убить замышляют,
И новой бедою Москве угрожают!

Скажи, что Сусанин спасает царя,
Любовью к отчизне и вере горя.
Скажи, что спасенье в одном лишь побеге
И что уж убийцы со мной на ночлеге". -
"Но что ты задумал? подумай родной!
Убьют тебя ляхи... Что будет со мной?

И с юной сестрой и матерью хилой?"
— "Творец защитит вас святой своей силой.
Не даст он погибнуть, родимые, вам :
Покров и помощник он всем сиротам.
Прощай же, о сын мой, нам дорого время;
И помни : я гибну за Русское племя !" -

Рыдая, на лошадь Сусанин младой
Вскочил и помчался свистящей стрелой.
Луна, между тем, совершила полкруга;
Свист ветра умолкнул, утихнула вьюга.
На небе восточном зарделась заря:
Проснулись Сарматы — злодеи царя.

"Сусанин!" вскричали, " что молишься богу?
Теперь уж не время — пора нам в дорогу!" -
Оставив деревню шумящей толпой,
В лес тёмный вступают окольной тропой.
Сусанин ведёт их... Вот утро настало,
И солнце сквозь ветви в лесу засияло:

То скроется быстро, то ярко блеснёт,
То тускло засветит, то вновь пропадёт.
Стоят не шелохнясь и дуб, и берёза;
Лишь снег под ногами скрипит от мороза,
Лишь временно ворон, вспорхнув, прошумит,
И дятел дуплистую иву долбит.

Друг за другом идут в молчанье Сарматы;
Всё дале и дале седой их вожатый.
Уж солнце высоко сияет с небес:
Всё глуше и диче становится лес !
И вдруг пропадает тропинка пред ними;
И сосны и ели ветвями густыми

Склонившись угрюмо до самой земли,
Дебристую стену из сучьев сплели.
Вотще настороже тревожное ухо:
Всё в том захолустье и мертво и глухо...
"Куда ты завёл нас?" — Лях старый вскричал.
— "Туда, куда нужно!" — Сусанин сказал.

— "Убейте! замучьте! — моя здесь могила!
Но знайте, и рвитесь: — я спас Михаила!
Предателя, мнили, во мне вы нашли:
Их нет и не будет на Русской земли!
В ней каждый отчизну с младенчества любит,
И душу изменой свою не погубит". -

"Злодей !" закричали враги закипев:
"Умрёшь под мечами !" — "Не страшен ваш гнев!
Кто русский по сердцу, то бодро и смело
И радостно гибнет за правое дело!
Ни казни, ни смерти и я не боюсь:
Не дрогнув, умру за царя и за Русь!" -
"Умри же!" Сарматы Герою вскричали -
И сабли над старцем, свистя, засверкали!
"Погибни, предатель! Конец твой настал!" -
И твёрдый Сусанин весь в язвах упал!
Снег чистый чистейшая кровь обагрила :
Она для России спасла Михаила!