|
Христианизация Руси, так же как и христианизация прочих европейских народов, была инициирована военно-аристократическим правящим слоем. Применительно к нашему Отечеству, самое понятие “Русь” имело первоначально не этнический, а социальный смысл, и обозначало собой сословие северных витязей, ту самую рекомую военную аристократию. “Повесть временных лет” так повествует о дружине Рюрика: “сице бо ся зваху тии варязи русь и от тех варяг прозвася Русская земля…”. Согласно “Русской правде” Ярослава Мудрого под “русью” подразумевались “гридин, любо коупчина, любо ябетник, любо мечник” (говоря современным языком: дружинники, купцы и представители княжеской администрации). И только лишь по завершении процесса христианизации имя “Русь” становится именем народа. Указанные перемены в именовании свершались не безпричинно и были преисполнены глубочайшего смысла. Христианское общество Средневековья (как на Руси, так и в Европе) с его Богоустановленной иерархической триадой: bellatores, oratores, laboratores – воины, молитвенники и работный люд – являло собой чудесный образ возрождения древнейшего Арийского идеального общественно-государственного устроения. Как верно заметил Ален де Бенуа: “Изучая истоки европейской цивилизации, мы знаем теперь, что все культуры в их основных составляющих (кельтской, германской, греческой, латинской и т.д.), не говоря о культурах Среднего Востока и Индии, восходят к общей индоевропейской модели, идеологию которой мы теперь хорошо знаем, “идеологию” в смысле духовной системы, ставшей основой идеальной организации индоевропейского общества и позднейших европейских обществ. Во Франции Жорж Дюмезиль посвятил основную часть своих трудов изучению этой индоевропейской “идеологии”, главный элемент которой – трёхфункциональная концепция общества. Это означает, что идеально организованное общество иерархически делится на три части: правителей-священников, воинов и производителей” (“Orientation” №11’1989). Тот же А. де Бенуа констатирует: “сегодня эта трёхфункциональная схема поставлена с ног на голову; богатство стало общим мiровым законом, деньги – мiровой религией” (вдобавок и держатели мiровых денег являются чужеродами для индоевропейских обществ). Имея в виду вышеприведённое, должно отметить, что ситуация на Руси накануне Крещения в чём-то напоминала своей ненормальностью сегодняшнее положение дел с европейской цивилизацией. С той разницей, что изъян в обрисованной выше трёхфункциональной схеме обнаруживал себя на “духовном” уровне – на уровне “жреческого” сословия, ибо таковое на Древней Руси пополняло свои ряды отнюдь не из Варягов-Руси или Словен, а из угро-финской корелы, веси, чуди и мери. Сии племена издревле считались обладающими особливой способностью к волхвованию. Расово-чуждые одинаково и нордической “варяжской” аристократии, и словенскому “работному люду”, будучи вдобавок представителями низшей расы, сии волхвы претендовали, однако, на роль высшей группы в социальной лествице древнерусского общества. Неудивительно, что именно представители этого инорасового, инородного слоя столь широко практиковали человеческие жертвоприношения (несвойственные, в общем, славянам), безжалостно закалая в жертву своим истуканам (как выразился некий историк-славянофил) “русоволосых юниц и юношей”. Напомним известный летописный рассказ об одном из последних случаев подобных жертвоприношений, произошедших при князе Владимире, в бытность его язычником – ведь далеко не случайно тогдашними волхвами были избраны в жертву именно варяги (святые мученики Феодор и сын его Иоанн). Таким образом, Крещение Руси предстаёт пред нами как великий религиозно-расовый триумф арио-христианской аристократической Русской Касты над чухонско-языческим “месивом Чуди и Мери”. Отнюдь неслучайно, что простонародье, побуждаемое примером Князя и дружины, быстро и охотно отреклось от идолов и обратилось в новую, “княжескую” веру, а практически все известные историкам факты сопротивления христианизации Руси связаны всё с теми же волхвами-чужеродами. Воспроизведём некую малую часть таковых свидетельств: “Множество чужеземных волхвов и кудесников обреталось тогда по стогнам Русским, соблазняя наивных фокусами, смущая неокрепших в вере Христианской. Один лжепророк пугал народ, что скоро Днепр потечёт вспять, а на месте Киева станет Греция. Двое обманщиков на Волге подстрекали людей к убийству невинных женщин, от “порчи” которых якобы случился голод. Преподобный Нестор повествует, что жители Новгорода ходили узнавать будущее у чудских (эстонских) гадателей, а те, конечно же, осуждали Христианскую веру. Некий финский чародей, понося епископа Новгородского, обещался пешком перейти через Волхов. Люди слушали его, не внимая увещеваниям епископа, и вот-вот готовы были взбунтоваться. Тогда, видя это, князь Глеб с секирою в руке встал перед толпой и спросил волхва, что будет с ним в сей день? Прорицатель важно отвечал: “Я совершу великие чудеса!” – “Нет!” – сказал князь и топором рассёк ему голову. “Вот, видите! – обратился Глеб к собравшимся,- обманул вас кудесник; не совершит он сегодня великих дел”. Народ постоял, помялся и понял, что князь прав, не стоит верить лжепророкам. В такой нелёгкой, порою кровавой, но мужественной борьбе приходилось князьям благочестивым отстаивать истину веры” (Г.Михайлов. Слава славян. СПб., 2001).
Итак, налицо чрезвычайно чёткая религиозно-расовая дихотомия: Христианство – есть вера “Руси”, вера “княжеская”, предельно аристократическая и ариократическая; тогда как язычество – это лжевера черни, одурманенной волхвованиями кудесников-унтерменшей из чуди-веси-корелы-муромы-мери. В связи с сугубым аристократическим характером первоначального Христианства на Руси чрезвычайно показательны свидетельства иностранцев (в большинстве своём относящихся ко времени более позднему – каковы книги Флетчера, Олеария, Герберштейна и проч., но эти более поздние данные тем более свидетельствуют о степени укоренённости на Руси взгляда на Христианство как на религию господ). Означенные иностранцы более-менее согласно утверждают, что “простые мiряне не знали ни евангельской истории, ни сvмвола веры, ни главнейших молитв, в том числе даже “Отче наш” и “Богородице Дево”, и наивно объясняли своё невежество тем, что “это очень высокая наука, пригодная только царям да патриарху и вообще господам и духовным лицам”…”. При всей преувеличенности степени невежества русских простолюдинов в истинах веры, думается, нечто важное в приведённых свидетельствах отражено верно. По-своему разделяет наши оценки маститый советский автор-антирелигиозник (начинавший (и неплохо начинавший) ещё в Царской России как историк Церкви):
“сказывается также и в религиозных представлениях. Новый христианский Бог мыслился князьями именно как их специальный княжеский Бог, заменивший собою прежнего Перуна. Он – верховный повелитель князей, дающий им власть, венчающий их на княжение, помогающий им в походах, принимающий их души в свои чертоги; для сношения с этим Богом князья не нуждаются обязательно в услугах духовенства,- напротив, клирики мыслятся скорее как слуги князей, чем как слуги Бога.Это первенство княжеской власти отражается также и в культе святых.
В числе заимствованных из Византии святых самыми популярными стали Дмитрий Солунский и Георгий, оба, по словам их житий, солдаты, замученные за веру Диоклетианом. Из них первое место занял Дмитрий, культ которого особенно выдвинулся с XIII в., в эпоху борьбы с татарами. Ещё любопытнее тот факт, что первыми русскими святыми, первыми новыми богами новой церкви были провозглашены не клирики и не монахи, а князья Борис и Глеб, убитые после смерти Владимира во время усобицы, возникшей между его наследниками. Сказания о Борисе и Глебе не дают ответа на вопрос, какие мотивы были у великого князя Ярослава, когда он провозглашал своих убитых братьев святыми, но зато вполне отчётливо вырисовывается роль митрополита и других представителей клира в этом деле: они донесли Ярославу, что тела князей “присно все целы”, что лица их светлы, как лица ангелов, и что от них исходит благоухание, а затем, когда прошёл слух о чудесах от новооткрытых мощей, тот же митрополит научил князя построить в честь Бориса и Глеба большую церковь и объявить их святыми и покровителями русской земли. Другими словами, церковные специалисты с величайшей готовностью и рвением хлопотали об апофеозе княжеской власти, скромно отодвигая на второй план своих собственных кандидатов в святые. И в последующее время сохраняется эта же тенденция: из восьми остальных святых, канонизированных в Киеве и Новгороде, пять были княжеского происхождения (в том числе княгиня Ольга) и только три клирика – Антоний и Феодосий Печерские и новгородский епископ Никита” (Н.М.Никольский. История Русской Церкви. М.-Л., 1931).
При всей утрированности формулировок Н.Никольского, общий аристократический “тонус” Христианства на Руси он передаёт совершенно адекватно. Кроме того, надобно заметить, что и в дальнейших судьбах Русского Христианства примечается вышеотмеченное противостояние “княжеского”, варяжско-арийского и “волховского”, чухонско-евразийского элементов. Церковный Раскол, спровоцированный непродуманными реформами патриарха Никона, ставший великим потрясением основ Православия на Руси, может быть рассматриваем в координатах противостояния “князей” и “волхвов”. Причём Никон (бывший, как известно, мордвином), предпринявший попытку “подмять” под себя Царя, восхитив себе прерогативы Царесвященства, извращая тем самым как православные догматы и каноны, так и индоевропейскую трёхфункциональную цивилизационную парадигму, обнаружил своё несомненное духовно-расовое сродство с “волхвами” языческих времён. То же самое можно сказать и о другой роковой фигуре Русской Истории – “красном волхве” Бланке-Ленине (родом из евреев и калмыков), яром ненавистнике как Христианства, так и Царской власти и вообще аристократических принципов. Один из сподвижников последнего, тоже своего рода “волхв”, главарь воинствующих безбожников в Совдепии, Емельян Ярославский-Губельман, будучи “общественным обвинителем” на “суде” над бароном Унгерном, заявлял, что суд над Унгерном – это не суд над личностью, а “над целым классом общества – классом дворянства”, “приговор должен быть приговором над всеми дворянами”… Зловещий “эпиграф” к программе расовой антиселекции, планомерно проводившейся все годы “советской власти”, направленной на истребление всех расово-ценных элементов в Русском народе.
И в настоящее время на Руси, ещё далеко не оправившейся от последствий богоборческой тирании, вновь зашевелилось “волхвовское подполье”. Вновь баламутят народ, невежественный и простодушный, монголоподобные волхвы своими чарованиями и обаяниями, обещая сегодня же совершить “великие чудеса”… Вновь настоит нужда вмешаться Русской Касте – белым витязям Севера. Добрый удар Арийской Секиры (подобный описанному выше удару новгородского князя Глеба) ничуть не менее сакраментальных “кадила и кропила” потребен для нового Крещения Руси.
Иерей Роман Бычков
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Нет никакого иерея Романа Бычкова, а есть некий самозванец.
