Точно ! И предлагал всяческие услуги Сталин Гитлеру в ходе личной встречи во Львове, как о том поведал миру первый президент Украины Леонид Кравчук. А уж он то врать не будет !

Для маскировки Чтоб никто не догадался

Повторение - мать учения.
Рассказывает Валентин Бережков (работавший переводчиком в советском посольстве в Берлине):
"21 июня 1941 года получили телеграмму от Сталина. Он опять предлагает встречу с Гитлером. Он понимает: война принесет несчастье двум народам, и, чтобы избежать этого, нужно немедленно начать переговоры, выслушать германские претензии. Он был готов на большие уступки: транзит немецких войск через нашу территорию в Афганистан, Иран, передача части земель бывшей Польши."
viewtopic.php?p=946371#p946371

Алексей Пушкарев ответил вам в соседней ветке - viewtopic.php?f=21&t=8449&start=2475#p969811

От себя попрошу - а можно ссылку на этот рассказ Бережкова ? Не, не на себя наимудрейшего, а прямую цитату Бережкова, а желательно - еще и ту саму телеграмму ?

Ну как же, была такая книга названного Бережкова - "Я мог убить Сталина". Только написал он её почему-то примерно в 80 лет и ездил с ней с лекциями по Америке. А в первоначальных своих воспоминаниях "С дипломатической миссией в Берлин" написано иначе:

"В субботу 21 июня в Берлине стояла отличная погода. Уже с утра день обещал быть жарким, и многие наши работники готовились во второй половине дня выехать за город — в парки Потсдама или на озера Ванзее и Николасзее, где купальный сезон был в полном разгаре. Только небольшой группе дипломатов пришлось остаться в городе. Утром из Москвы пришла срочная телеграмма. Посольство должно было немедленно передать германскому правительству упомянутое выше важное заявление.

Мне поручили связаться с Вильгельмштрассе, где в помпезном дворце времен Бисмарка помещалось министерство иностранных дел, и условиться о встрече представителей посольства с Риббентропом. Дежурный по секретариату министра ответил, что Риббентропа нет в городе. Звонок к первому заместителю министра, статс-секретарю барону фон Вейцзеккеру, также не дал результатов. Проходил час за часом, а никого из ответственных лиц найти не удавалось. Лишь к полудню объявился директор политического отдела министерства Верман. Но он только подтвердил, что ни Риббентропа, ни Вейцзеккера в министерстве нет.

— Кажется, в ставке фюрера происходит какое-то важное совещание. По-видимому, все сейчас там, — пояснил Верман. — Если у вас дело срочное, передайте мне, а я постараюсь связаться с руководством…

Я ответил, что это невозможно, так как послу поручено передать заявление лично министру, и попросил Вермана дать знать об этом Риббентропу…"

Ни слова о содержании о содержании телеграммы. И передать её надо было не Гитлеру, а в германский МИД. Точно также в советское посольство телеграммы передавал не лично Сталин, а через Наркомат иностранных дел. Так что, это сказки, ребята.

А о чем, интересно, было это упомянутое выше важное заявление ? Ну уж точно не о совместном германо-советском турне в ближневосточный регион.

Зондаж намерений Гитлера со стороны Сталина имел место 13 июня в хорошо всем известном Сообщении ТАСС, в котором тоже нет ни слова про Ближний Восток, хотя сказано и про переброску германских войск, и про сборы Красной Армии.

Зато есть про Англию и её посла г-на Криппса. Очевидно, что адресаты этого Сообщения ТАСС - и Гитлер, и английские джентльмены, а цель - вынудить Гитлера как-то отреагировать на это Сообщение, что-то заявить в ответ. Гитлер в ответ промолчал, чем должен был убедить Сталина в неизбежности нападения в ближайшие дни.

Видимо, упомянутое выше важное заявление - последняя попытка Сталина убедиться в неизбежности нападения Германии.

Алексей, раньше такого буквоедства я за Вами не замечал. Ну какая разница: передать телеграмму Гитлеру или Риббентропу? Если передать Риббентропу, то он непременно доложит о ее содержании Гитлеру. Точно так же и Молотов, если чего и прислал, то разумеется под диктовку Сталина.
Конечно, правильнее было бы сказать: "донести содержание телеграммы через Риббентропа Гитлеру".

Почему Бережков написал эту книгу в возрасте 80 лет, т.е. в 1996 году?
1996 год - это год переизбрания Ельцина на второй срок. То есть бывший переводчик в берлинском посольстве мог после этого не опасаться, что коммунисты вернутся к власти и расценят его откровения как предательство.

Ну вот как раз поэтому. Немцы передислоцируются, спокойно выгрузятся в Иране, сосредоточатся, развернутся. И далее вторгнутся в английские владения.

Здесь нельзя не вспомнить ввод советских войск в Иран летом 1941 года, когда немцы рвались к Москве. Если бы эта операция не была разработана заранее, Сталину после вторжения Гитлера в СССР было бы конечно не до нее.

Да, эта операция была осуществлена для нейтрализации прогермански настроенного иранского шаха. Но разрабатывалась она не для этого, а для поддержки союзных германских войск в их предполагаемых действиях против англичан на Ближнем Востоке.

А вот газета "Красная звезда" за 21 июня 1941 года приводит совсем другие данные:

"Морской транспорт, как и в войнах прошлого, обеспечивает переброску войск для вторжения с моря и маневра через море. Интересна переброска морем в Северную Африку до 1 600 танков и различного вооружения, произведенная германским командованием, несмотря на господство в Средиземном море военно-морского флота англичан…"

Алексей, как Вы думаете, верил ли Председатель Совнаркома тов.Сталин центральному органу Наркомата обороны?
http://indbooks.in/mirror1.ru/?p=569888

"В 22 часа нас построили и зачитали приказ фюрера. Наконец-то нам прямо сказали, зачем мы здесь. Совсем не для броска в Персию, чтобы покарать англичан с разрешения русских. И не для того, чтобы усыпить бдительность британцев, а потом быстро перебросить войска к Ла-Маншу и высадиться в Англии. Нет. Нас – солдат Великого рейха ждет война с самим Советским Союзом. Но нет такой силы, которая смогла бы сдержать движение наших армий. Для русских это будет настоящая война, для нас – просто Победа. Мы будем за нее молиться."

(Из воспоминаний ефрейтора Ганса Тойхлера о 21 июня 1941 г. )

Не было у Роммеля 1600 танков - и всё. Иначе бы он точно дошёл до Суэца.

Какая разница между Путным и Лавровым? Думаю, очевидная. Существуют писаные и неписаные правила бюрократического взаимодействия. Нельзя просто так прийти в администрацию Президента и сказать: у меня сообщение для Владимира Владимировича, как мне пройти в его кабинет?

Упомянутая Вами телеграмма не исторический документ. Никаких следов в архивах о предложении Сталина Гитлеру нет. Придумать ("вспомнить") можно, что угодно.

Дело не в том, сколько танков было у Роммеля на самом деле, а в том, верил ли в это число Сталин. Если верил, то и выводы делал соответствующие: что Германия основательно увязла в Северной Африке, и в ближайшее время нападать на СССР не будет.

Выстроены в три стратегических эшелона, и стояли без боеприпасов и с пустыми бензобаками, чтобы не провоцировать немцев?

"После молниеносных побед гитлеровской Германии в Европе и Африке Сталин, видимо, все больше стремился избежать военного столкновения с Германией или хотя бы оттянуть конфликт. В тот период Сталин, как известно, неоднократно подчеркивал, что надо готовиться к вооруженному конфликту с гитлеровской Германией, но вместе с тем он старался не допустить никаких действий, которые Берлин мог бы воспринять как «провокацию» и использовать в качестве повода для нападения на Советский Союз.

Весной 1941 года стало очевидным, что Германия не собирается совершать вторжение на Британские острова. Это, конечно, настораживало. Однако, с другой стороны, нельзя исключать, что, по мнению Сталина, прежде чем ввязаться в войну на Востоке, Гитлер должен был постараться понадежнее обеспечить свой тыл на Западе. Дальнейший ход событий показал, что отсутствие германо-английского политического сговора привело к тому, что правящие круги Лондона сочли более выгодным объединиться с Советским Союзом против «третьего рейха». Это сделало войну для Германии на два фронта реальностью. Однако, исходя из представления о Гитлере как о деятеле, умело планирующем свои дипломатические ходы, Сталин мог предположить, что он попытается оформить такой сговор за счет Советского Союза. На это, конечно, требовалось определенное время. Полет заместителя фюрера Рудольфа Гесса в Англию указывал именно на такое стремление берлинского руководства. Но миссия Гесса дала осечку, и можно было ожидать дальнейших попыток в том же направлении, причем подобного рода зондажи и переговоры могли бы тянуться многие месяцы, особенно учитывая внутриполитическую борьбу в самой Англии и сильные антигитлеровские настроения широких кругов британской общественности. Ее надо было как-то нейтрализовать, прежде чем реакционные силы Британии решились бы пойти на сделку с Гитлером.

Все это, возможно, подводило к выводу, что Гитлер не решится напасть на Советский Союз в ближайшее время, а скорее начнет войну лишь весной или летом 1942 года. Имело, по-видимому, значение и то, что ранее называвшиеся даты гитлеровского [59] вторжения в нашу страну (в апреле и мае 1941 г.) проходили одна за другой, а нападения не состоялось. Миновала весна, наступило лето — гитлеровцы потеряли несколько благоприятных для них месяцев и вряд ли решатся начать военные действия, когда осень уже не за горами. На такого рода вывод накладывалось, как уже сказано, и страстное стремление Сталина избежать войны, побуждавшее все больше склоняться к данной версии. Именно исходя из всего этого Сталин, видимо, и утвердился во мнении, что в июне 1941 года, когда Англия еще твердо стояла на ногах и ее поддерживала мощь США, гитлеровского нападения на Советский Союз не будет. Об этом он сам впоследствии говорил Гопкинсу. Сталин допускал, что войны хотят генералы вермахта, что они пытаются нас спровоцировать, но, по-видимому, полагал, что Гитлер не пойдет на столь самоубийственную акцию, как война на два фронта. В действительности дело произошло по-иному.

В своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков подчеркивает, что просчет в оценке возможного времени нападения фашистской Германии на Советский Союз крайне негативно сказался на положении нашей страны. Этот отрицательный фактор, пишет Жуков, «действовал, постепенно затухая, но крайне остро, усугубив объективные преимущества врага, добавил к ним преимущества временные и обусловил тем самым наше тяжелое положение в начале войны». Маршал Жуков признает также, что «в период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить И. В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость проведения в жизнь срочных мероприятий, предусмотренных оперативным и мобилизационным планами». Вместе с тем Жуков указывает, что в донесениях начальника разведывательного управления генерала Ф. И. Голикова и народного комиссара военно-морского флота адмирала Н. Г. Кузнецова, основывавшихся, в частности, на информации военного атташе советского посольства в Берлине генерала Туликова и военно-морского атташе капитана 1-го ранга Воронцова, содержались исключительной важности сведения относительно сроков вторжения гитлеровской Германии на территорию нашей страны. Однако выводы, которые делались из этих донесений, по существу, снимали все их значение, ибо приписывали приводимую информацию измышлениям «гитлеровской разведки», распространяемым с целью дезинформации и дезориентации советской стороны.

Даже в самый последний момент, вплоть до фактического начала гитлеровского вторжения в ночь на 22 июня 1941 г., Сталин не хотел верить, что война неизбежна, и, судя по всему, продолжал считать, что военные провокации исходят от генералов-милитаристов, а не от Гитлера. Когда вечером 21 июня Сталину доложили о сообщении немецкого перебежчика о том, [60] что германское наступление начнется на рассвете, он засомневался:

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?

После начала вторжения, прежде чем подписать приказ об ответных действиях, Сталин распорядился связаться с германским послом в Москве графом Шуленбургом. Он все еще надеялся, что действия на границе и налеты авиации на советские города — это провокация немецкой военщины и что разговор с послом, связанным непосредственно с германским правительством, прояснит ситуацию. Но ответ посла был не тот, какого ждал Сталин. Вернувшись после разговора с Шуленбургом, нарком иностранных дел Молотов мог сказать только одно:

— Германское правительство объявило нам войну...

Маршал Г. К. Жуков, описавший эту сцену, добавляет: «И. В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза»."

http://militera.lib.ru/memo/russian/ber ... m2/01.html

 "Сегодня у Сталина была долгая беседа с прибывшим в Москву Гарри Гопкинсом, личным представителем президента Рузвельта. Сталин очень многого ждет от этого визита. Стремительное продвижение немцев в первые недели после вторжения вынуждает его искать союзников, и Соединенные Штаты, несомненно, самый желанный из них. Он приложил все усилия к тому, чтобы убедить посланца президента: Советский Союз не капитулирует и будет сражаться до полной победы над фашизмом. На следующей встрече с Гопкинсом Сталин обещал представить подробные данные о нуждах Советского Союза в военных материалах, и поэтому Молотов вместе с Микояном и военными экспертами сейчас готовил необходимую документацию.

С содержанием беседы с американским эмиссаром - первым высокопоставленным лицом, прибывшим из США в Москву после гитлеровского вторжения, утром должны быть ознакомлены члены политбюро. Мне поручено сверять текст подготовленного протокола с наскоро сделанными пометками Литвинова, переводившего эту беседу.

Одно место в записи коробит меня. Сталин сказал Гопкинсу, что нападение Германии на Советский Союз было неожиданным. Он, Сталин, полагал, что именно сейчас Гитлер не нанесет удара. И хотя для нас всех Сталин - непререкаемый авторитет, мне трудно согласиться с таким его утверждением. Как это могло быть? Ведь мы в нашем посольстве в Берлине имели достоверную информацию о готовящемся вторжении. Знали даже точную дату - в ночь на 22 июня. Все эти сведения посольство пересылало в Москву. Неужели Сталину этого не докладывали? Информация шла не только от посла в Германии Деканозова, но и от военного атташе Туликова и военно-морского атташе Воронцова. Каждый из них имел свой надежный источник, все данные совпадали.

Ставшие теперь достоянием гласности неоспоримые факты свидетельствуют о том, что Сталин располагал достовернейшими сведениями о готовящемся нападении. Помимо сигналов из Берлина к нему поступили предупреждение Черчилля, а также информация Рихарда Зорге из Токио. У него имелись подробные данные о завершении концентрации германских войск вдоль границ СССР и о том, что части вермахта полностью отмобилизованы и изготовились к атаке. Сразу же после того как заместитель Гитлера по нацистской партии Рудольф Гесс приземлился в Англии, Сталин получил еще одно подтверждение грозящей нашей стране опасности: советский разведчик Ким Филби, занимавший высокий пост в британской секретной службе, передал в Москву информацию о предстоящем нападении на СССР и о том, что Гесс, сообщив об этом, пытался добиться согласия Великобритании держаться в стороне от конфликта.

Наконец, ночью 21 июня на стол «хозяина» легло донесение о перебежчиках, которые, рискуя жизнью, переплыли Буг и Днестр, чтобы в последний момент предостеречь советское командование о начинающемся через несколько часов вторжении.

Ничему этому Сталин не верил. А когда то, о чем его предупреждали, свершилось, он сгорал от стыда: всезнающий и всевидящий «вождь народов» вдруг оказался слепцом.

Несомненно, Сталин понимал, что Гопкинс информирован, хотя бы в общих чертах, о предостережениях, которые поступали в Москву. Своим заявлением о «неожиданном нападении» он, видимо, хотел упредить возможные недоуменные вопросы американского гостя. Но что подумал об этой уловке такой проницательный человек, как Гопкинс? Не мог же он допустить, что в жесткой сталинской государственной структуре подчиненные осмелились скрыть от «мудрого вождя» столь важную информацию? Гопкинсу следовало бы поинтересоваться этим. Но он, проявив вежливость, промолчал."

Валентин Бережков. Книга "Как я стал переводчиком".