|
Алексей Величко
Византийские императоры и Православное вероучение
"(...)Уже со времен св. Константина Великого, Грациана (375–383) и св. Феодосия I Великого публичная власть предпринимала решительные шаги, направленные на воцерковление римского общества. Государственный аппарат постепенно заполнялся исключительно христианами, языческие культы пресекались, понятие «гражданин Империи» по истечении короткого срока стало отождествляться с понятием «православный». Не случайно еретики обычно называли православных «мелхитами», то есть «царскими». Все неправославные, инакомыслящие признавались людьми непубличными, стоящими как бы в стороне от государства и потому не имеющими политических прав.
Политика закрепления Православия в жизнь, быт и культуру общества в первую очередь реализовывалась византийскими самодержцами естественным путем через постепенное изменение самого законодательства Империи. Культ права в Старом и Новом Риме уже в те древние времена находился на недосягаемой высоте, и правовая регламентация жизни византийского общества играла существеннейшую роль. Исключительно через правовые акты царей епископы получали широкие властные и судебные полномочия, закреплялись имущественные льготы Церкви, ограничивались в правах язычники и еретики. Поэтому вскоре образовалась органическая взаимосвязь между единством вероисповедания и единством законодательства: первое являлось необходимым условием второго, и наоборот. Как глава государства, император являлся высшим законодателем Империи, и переложение тех или иных христианских принципов в правовые нормы, а также законодательное закрепление догматов Православия могло состояться только через его волеизъявление.
Как верховные законотворцы, императоры всегда были чрезвычайно чутки к возникающим догматическим спорам и при появлении новых ересей, как правило, созывали Соборы. Практика выявления актуальности соборного обсуждения была вариативна. В одних случаях императоры самостоятельно, исходя из собственной оценки ситуации, инициировали Соборы. В других, как, например, при императоре св. Льве I Великом (457–474), испрашивали письменное мнение на этот счет епископата, монашества и наиболее влиятельных и почитаемых в народе подвижников Православия. В последнем случае, в частности, император, удостоверившись в подавляющем большинстве сторонников Халкидонского Собора среди епископов, принял решение не собирать нового Собора. Следует отметить, что эта практика сохранилась и в позднее время, когда (...) Вселенские Соборы перестали уже созываться. В необходимых случаях императоры инициировали созыв соборов при Константинопольском патриархе, где обычно присутствовали и представители остальных Восточных церквей, сами цари либо их поверенные.
Вместе с тем далеко не все соборы, именовавшие себя «вселенскими» (а таковых было гораздо более семи), признаны в этом качестве Церковью. Само по себе принятие Соборами некоторой согласительной формулы не имело еще решающего значения. Все решала церковная рецепция этих догматов, то есть последующее принятие их Вселенной, Ойкуменой, всем православным миром как единственно верных. Власть епископов на местах была чрезвычайно велика, но отнюдь не безгранична. И помимо принятия соборных решений клиром требовалась аналогичная позиция православного общества.
Поэтому рецепция христианских догматов, засвидетельствованных Соборами, не могла начаться без косвенного участия, как минимум, в принятии их решений христианского мiра. Не случайно на заседаниях Вселенских Соборов обычно присутствовали рядовые клирики, монашествующие и миряне. И хотя они не имели права решающего голоса, но все же их мнением нельзя было пренебрегать. Наглядно это обстоятельство проявилось в ходе Эфесского (Третьего) Собора в 431 г.: местное население не только активно поддерживало св. Кирилла Александрийского, но и подвергло настоящему остракизму его противников, прибывших с Иоанном Антиохийским чуть позднее. И эта поддержка сыграла немалую роль при подведении итогов соборных дискуссий императором. В других случаях рядовые клирики или монахи непосредственно в соборных заседаниях склоняли сомневающихся епископов в пользу православной партии. Как известно, особенно влиятельны были их голоса на Седьмом Соборе, т.к. именно монастыри являлись самыми верными защитниками почитания икон. В свою очередь, царь выступал не только в качестве главы Церкви, но и как представитель гражданского общества, всех римлян, которые, как считалось по древней государственной традиции, и наделяли его всей совокупностью публичных прав.
Но и непосредственное участие царей в рецепировании вселенских актов имело важное значение. Поскольку ложные или откровенно еретические «догматы» так или иначе отвергались Вселенской Церковью, никакой акт императора, никакие самые решительные действия политической власти и ее союзников в лице епископата не имели шансов закрепить в православном сознании и практике решения лжевселенских соборов. Но в тех многочисленных ситуациях, когда православная Истина с громадным трудом преодолевала ереси, именно сила и авторитет императорской власти становились тем спасительным орудием Правды, за счет которого Церковь сохраняла свою целостность и единство Вероучения. Теоретически, как справедливо заметил один автор, в таких случаях все должна была решать церковная рецепция (то есть свободное усвоение и принятие этих догматов православным обществом), но на практике очень многое решала личная санкция императоров и их позиция.
Напротив, в тех редких ситуациях, когда византийские цари пытались все оставить на волю случая, результат оказывался плачевным. Так, в частности, император св. Феодосий II Младший (408–450), собравший Вселенский Собор в Эфесе, полагал тем самым свою задачу выполненной. Прибывший на Собор правительственный чиновник не имел от царя никаких конкретных инструкций по существу догматического спора. Как следствие, за всю историю Церкви не было такого Вселенского Собора, где бы так цинично попиралось мнение противной стороны и все отдавалось на откуп грубой силе. Это касается как самого Третьего Вселенского Собора под руководством св. Кирилла Александрийского, так и его антиподов: параллельного «соборика» под главенством Иоанна Антиохийского и «Разбойного собора» Диоскора (449 г.). Только вынужденное, хотя и запоздалое участие высшей политической власти позволило снизить накал страстей и урегулировать ситуацию. В последующем императоры уже более не позволяли себе столь легкомысленное отношение к собственным обязанностям перед Церковью. (...)"
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
