<Font face=Times size=4 color=red>-Золотой век- Екатерины Второй</font> † 14 † Статьи † Чёрная Сотня

В начале января 1768 года в город Ревель (ныне Таллин) в обстановке строжайшей секретности был доставлен узник, именовавшийся как Андрей Враль.

Находясь на пути в Ревель, ссыльный упросил охрану остановиться у ближайшей церкви для того, чтобы исповедоваться и причаститься. Как и был, в простой арестантской одежде, ссыльный прошёл в храм, прямо в алтарь. Вдруг присутствовавший в храме народ стал недоуменно перешептываться и кивать в сторону Царских врат. Посмотрев туда, конвоиры оцепенели. Вместо арестанта Андрея Враля, у престола причащался, как священнослужитель, человек в богатом, сверкающим золотом, архиерейском облачении. Предупрежденные об опасном и хитром арестанте, конвойные не на шутку перепугались случившемуся и чуть было не бросились в алтарь, но вскоре успокоились, когда увидели вновь Андрея Враля в прежней арестантской одежде, направлявшегося к выходу. Слухи об этом чудесном происшествии поползли по России, передаваясь народом из уст в уста; народ в молву о чуде верил и истолковывал происшествие, как заступничество Божие за невинно осуждённого.

Императрице Екатерине Второй было доложено о происшествии, она всерьёз его не приняла и отписала коменданту Ревеля, своему соотечественнику немцу Тизенгаузену:
"У нас в крепкой клетке есть важная птичка. Береги, чтоб не улетела. Надеюсь, что не подведёшь себя под большой ответ. Народ очень почитает его исстари, и привык считать своим. А он больше ничего, как превеликий плут и лицемер".

Во время отправки к месту его заключения охране было предписано: "секретно в закрытых санях, никому не показывать, разговоров с ним никаких не иметь, об имени и состоянии не спрашивать, и миновать Петербург как можно скорее".

Всё это время узника тщательно охраняли и никого к нему не допускали. Охране было строго настрого запрещено разговаривать с заключённым. При попытке узника заговорить, караульным было предписано вставить ему пыточный кляп, который для угрозы велено было держать на виду в каземате.

По приезде таинственный узник был заточён в каземате башни Гросштанпорт, который более был похож на сырую каменную могилу размером два на три метра. Здесь ему предстояло провести, заживо погребённом в каменном гробе, долгие пять лет.

Донесения, посылаемые в Петербург, о том, что «известный арестант» содержится по инструкции и ведёт себя тихо, совсем не успокаивали Императрицу. Напротив, её ненависть к узнику только усиливались.

С 1771 года Андрей Враль был фактически заживо погребён (поговаривали, что по высочайшему распоряжению из Петербурга) - дверь была заложена кирпичами, осталось только окошечко, в которое ему подавали пищу. Узнику отказали в одежде и сносной еде.

Лишь только в его предсмертный час (в феврале 1772 года) Екатерина Вторая разрешила допустить к узнику священника, с которого было предписано взять подписку, что он ничего не расскажет впоследствии под страхом смерти. Священник терпеливо ждал, пока охранники очищали дверной проём от кирпичной кладки и с трудом пытались открыть тяжелую железную дверь, не открывавшуюся более года. Когда, наконец, дверь со скрипом отворилась, и на священника из каменного каземата пахнуло сыростью и холодом, он ступил внутрь. Через мгновение он в страхе выбежал из камеры.

- Вы мне говорили, что надо исповедовать и приобщить преступника, а предо мною стоит на коленях архипастырь в полном облачении! - почти кричал он.

Через несколько минут, придя в себя, священник в сопровождении пристава снова вошёл в каземат. На койке лежал арестант. Он приподнялся и сказал духовнику:
- Сын мой, пред тобою не митрополит, а недостойный раб, идущий отдать отчёт Господу Богу в своей жизни. Виденное тобою чудо есть знамение Господне неизреченной милости Божией: это значит, что душа моя скоро отлетит от скорбного тела.

Напутствовав страдальца, священник попросил у него благословения себе. Умирающий дал ему молитвенник, на котором была надпись: «Смиренный митрополит Ростовский Арсений».

Через день земные страдания арестанта прекратились. В тот же день он был погребен в Русской Никольской церкви.

Одежду, оставшуюся после узника, было велено раздать нищим. Книги: Евангелие, Псалтирь и святцы - отдать духовнику почившего, Никольскому священнику Кондратову, который исповедовал узника перед смертью.

Затем со священника и всей команды была взята подписка - до конца жизни молчать обо всем этом под угрозою смертной казни.

Были приняты все меры, чтобы изгладить память о несчастном. Осталась только надпись, выцарапанная гвоздем на стене каземата:
"Благо, яко смирил мя еси, Господи!"

"Большие морские ворота". Здесь узник провёл последние пять лет жизни

***

Митрополит Арсений (Александр Иванович Мацеевич) родился в 1697 году во Владимире-Волынском в семье священника. «Личность Арсения до сих пор остается неразгаданной, - пишет Е. Сумароков в «Лекциях по истории Русской Церкви», - верно одно - это была исключительная личность и, как это часто бывает в Русской действительности, личность непонятная современникам и загадочная потомкам. Митрополит Арсений происходил из польской шляхты, образование получил в Киевской академии. При неиссякаемом запасе энергии, жизнь Арсения была сплошной горячкой дела, самого разнообразного. Сперва он выделился на поприще экзаменатора ставленникам по Московской епархии, затем был участником Камчатской экспедиции 1734 - 36 годов, сопровождая её в качестве судового иepoмонaxa.

В 1738 году был законоучителем Академии Наук... В 1741 году был назначен на Тобольскую кафедру, а на следующий год переведён в Ростов. Он участвовал в короновании на царство Императрицы Елизаветы Петровны, был назначен членом Священного Синода.

На Ростовской кафедре его деятельность также была весьма разнообразной. «Без всякого похлебства», борется он с расколом; будучи страстным любителем лошадей, которых у него было до шестисот, зорко присматривал за конскими заводами, не брезгуя никакой работой; объезжал епархию, «обирал серебрянныя и жемчужныя украшения на обогащение ростовской церкви».

Митрополит Ростовский Арсений

Архимандрит Константин (Зайцев), отмечая архипастырскую ревность митрополита Арсения, так определяет его: «Он, действительно, высоко поднимает уровень церковной жизни. Великое событие совершается при нём: открытие мощей святителя Димитрия Ростовского. Возникает при нём семинария Ярославская. Суровость его требований по отношению к духовенству сглаживается справедливостью этих требований, личной нестяжательностью Владыки и высоким строем его жизни. Много внимания уделяет он хозяйственной жизни епархии, обладательнице огромных вотчин».

"Теперь не трудно видеть, - пишет Е. Поселянин, - что в основе даже тех сторон его характера, которые вызывали к нему ненависть некоторых властных современников - лежит благородство, страстная преданность Церкви, служению которой он себя посвятил. Историки говорят о противоречивости личности Ростовского митрополита и практически все отмечают крутой нрав владыки. Но во многом благодаря своему жестокому, бескомпромиссному характеру, митрополит Арсений оказался в числе тех немногих архиереев, которые дерзнули возвысить голос в защиту Церкви, притесняемой светскими властями. И на пути отстаивания интересов Церкви ничто не могло остановить митрополита Арсения: ни лишение сана, ни ссылки, ни унижения, ни, наконец, заточение в каменном мешке Ревельского каземата. Народ, чуткий в различении людей, в особенности же Божьих людей, признал его великим страдальцем. А та сила воли, с какой он перенёс свой тяжкий крест, та тяжёлая драма души, которая из властолюбивого человека выработала терпеливого узника, начертавшего на стене своего каменного гроба бессмертные слова: «Благо, яко смирил мя еси, Господи!» - дают ему место не только среди замечательных, но и среди праведных людей своего времени".

                                                ***

Екатерина Вторая, также, как Пётр Первый, перестала считаться с мнением иерархов Православной Церкви и начала поступать так, как это ей казалось выгодным в целях укрепления власти.

"Императрица, прославившаяся внешними законами и внешним государственным строительством, по отношению к Церкви Православной, и особенно монастырям, была великой разорительницей и гонительницей, - пишет Епископ Серафим в книге «Одигитрия Русского Зарубежья». - В этом отношении она продолжала такую же политику Петра Первого, только в значительно большей степени".

В течение 10 лет (1763 - 1774 годы) два синодских обер-прокурора высказывали в высшей степени странное отношение к Православию. Первый из них, Мелиссино, ставил следующие вопросы по реформированию церковной жизни:
- об ослаблении и сокращении постов;
- об уничтожении суеверий касательно икон и мощей;
- о запрещении носить образа по домам;
- о сокращении церковных служб для «избежания в молитве языческого многоглаголания»;
- об отмене составленных в позднейшее время стихир, канонов, тропарей;
- о назначении вместо вечерен и всенощных кратких молений с поучениями народу;
- о прекращении содержания монахам;
- о дозволении выбирать из священников епископов без пострижения в монашество и разрешении епископам проводить брачную жизнь;
- о разрешении духовенству носить «пристойнейшее» (?!) платье;
- об отмене поминовения умерших, будто бы дающего простым людям лишний повод к вере в мытарства, а попам к вымогательству;
- о дозволении браков свыше трёх;
- о запрещении причащать младенцев до 10 лет, пока не научатся вере.
(Георгий Кочетков в своей красе! - ред.)

Священный Синод к счастью, отклонил эти предложения, но сам факт их постановки говорит о многом.

Другого обер-прокурора, бригадира Чебышева, описывает Фонвизин:
"Он был совершенно неверующий человек и, служа обер-прокурором, решался открыто, например, пред публикою в Гостинном дворе, заявлять о своем неверии в бытие Божие; в присутствии членов Синода говорил «гнилые слова», и, пользуясь своею властью, задерживал издательство сочинений, направленных против распространяемого тогда модными писателями неверия. И эти люди были поставлены государством для управления Церковью!"

Но самыми ужасными проявлениями церковной политики Екатерины было отобрание в казну монастырских земель и введение монастырских штатов. Таким образом, от монастырей были отобраны их владения, а правительством было определено точно, сколько может быть в данном монастыре иеромонахов, иеродиаконов и монахов, которым было положено от государства жалованье, притом очень мизерное. Монастыри, оставшиеся за штатом за неимением средств к существованию, должны были закрыться.

До введения штатов в Великороссии было 732 монастыря мужских и 222 женских. Штатами же положены были 161 монастырь мужской и 39 женских. Из 954 раньше существовавших монастырей прочерком пера было осуждено на уничтожение 754, осталось двести, лишь пятая часть Русских монастырей! Тогда же без разрешения императрицы было запрещено открывать новые монастыри. Здания закрывавшихся монастырей обращались в казармы, госпитали, дома для сумасшедших и т. п. (Кто после этого кинет камень в большевиков? У них есть достойные учителя - «Православные» цари и царицы, правда, воспитанные на масонских идеалах).

"До сих пор нельзя без чувства величайшей скорби вспомнить об уничтожении 4/5 Русских монастырей! - восклицает Е. Поселянин, - запустели места, освященные подвигами и благодатью святых, ознаменованные стремлением к ним усердия народного. И если немногие из этих обителей потом были восстановлены, то большая их часть запустела навсегда".

Но ради чего нужно было устраивать такой разгром? Какую пользу получило от этого государство? Можно сказать, что никакую. Церковная, а вернее антицерковная, политика Екатерины стала приносить до 4 000 000 рублей годового дохода. Из них на содержание Церкви выделялась лишь одна восьмая часть. Но вскоре подавляющая часть монастырских имений была роздана фаворитам императрицы. Так что вышеописанные события вернее было бы называть ограблением Церкви группой частных высокопоставленных лиц с целью личного обогащения. Выражаясь современным языком - приватизация по Чубайсу.

Е. Поселянин пишет: «…Здесь было нарушено право собственности и воля тех отдельных лиц, из пожертвований которых сложились церковные имущества. Bсе эти имения были оставляемы большею частью по духовным, на помин души в излюбленном жертвователем монастыре; и эта последняя воля умирающих не подлежала никакому изменению. Между тем не только эти усердные жертвы Церкви были отобраны для целей мира, но и самый помин души не мог более продолжаться, за упразднением самих обителей».

Захват церковных имений, как верно определил Пушкин, «нанёс сильный удар по просвещению народа». Да и до просвещения ли и благотворительности было Церкви, если священники в штатных соборах и церквах получали по 20 рублей в год? Плата за исполнение треб была нищенская: 10 копеек за свадьбу, 10 копеек за панихиду, 3 копейки за крестины и т.д. Лишённая своих имений Церковь испытывала большую нужду в средствах. Строительство новых церквей, церковных школ и семинарий прекратилось, так как и существующие не на что было содержать. Церкви, соборы, школы, семинарии, архиерейские дома приходили во все большее разрушение. Воспитанники духовных семинарий жили впроголодь, преподавание в них было поставлено плохо, так как не было средств на оплату учителей и покупку учебных пособий.

Это было тогда, когда Потемкину по простой записке из Казначейства выдавалась сотня тысяч рублей на разные прихоти. Разбрасывая миллионы рублей своим любимцам, представителям знати, Екатерина скупилась отпускать деньги на духовные учебные заведения. Да и на религиозное воспитание учащихся в казенных школах не только не обращалось внимания, а, наоборот, ему власти, по указке сверху, препятствовали. Принимались меры и к тому, чтобы духовные лица не обучали детей на дому и при церквях.

                                                         ***

Имя митрополита Арсения было известно Екатерине Второй ещё до её восшествия на престол. Ещё в царствование Елизаветы Петровны принципиальный и жёсткий характер Ростовского Владыки давал о себе знать. Всем был известен случай, когда, назначенный членом Священного Синода, он не являлся в Синод для принесения установленной присяги. Он находил несогласными с требованиями своей совести следующие входящие в неё слова: «Исповедаю же с клятвою крайняго судию духовныя сея коллегии быти самую Всероссийскую Монархиню, Государыню нашу». Митрополит указывал, что выражение это неправильно, так как единственный крайний судия и глава Церкви есть Христос. Он заявил Синоду, что «подал Императрице письменное справедливое, по христианской совести, донесение, к которому ничего прибавить не может». В нём пояснял, почему не может принять присяги. Набожная императрица Елизавета Петровна, с пониманием отнеслась к поступку владыки, и для него это не имело серьёзных последствий.

Вместе с митрополитом Амвросием (Юшкевичем) митрополит Арсений подал императрице Елизавете Петровне записку с проектом восстановления патриаршества - «О благочинии церковном», где доказывал, что Синод не имеет канонической основы без Патриарха. Записка явилась первым открытым протестом против синодальной системы.

На коронацию Екатерины Второй митрополит Арсений приглашён не был, хотя занимал одну из самых значительных кафедр - Ростовскую и Ярославскую. Это было первым выражением недоброжелательства со стороны Екатерины к владыке Арсению. С первых дней царствования императрица считает Ростовского митрополита своим личным врагом. По-видимому, она понимала, что против её антицерковной политики если кто-то и будет выступать, то в первую очередь, принципиальный и бескомпромиссный митрополит Арсений. Так оно и произошло.

Ростовский владыка считал своим долгом, хотя и без особой надежды на успех, ратовать за правду и, ценою собственной участи, стоять до конца за интересы Церкви. В пылу негодования, митрополит Арсений подавал в Священный Синод один протест за другим против отнятия у монастырей вотчин и вмешательства светских людей в духовные дела. Мусина-Пушкина, бывшего президента Коллегии Экономии, он называл «турком». «Горе нам, бедным apxиeреям, - писал он, - яко не от поганых, но от своих, мнящихся быти овец правоверных, толикое мучительство претерпеваем».

В Неделю Православия, когда предаются анафеме враги Церкви, он к обычному чиноположению прибавил «анафему обидчикам церквей и монастырей».

Все это не могло остаться незамеченным Императрицей, и в Синоде было назначено расследование дела о митрополите Арсении. Императрица сделала распоряжение, чтобы Синод сам судил «своего сочлена, как злонамеренного и преступника».
В середине марта у себя в Ростове митрополит Арсений, пришедши в свои покои от вечерни, сказал келейнику: «Не запирай ворота на ночь! Гости будут ко мне в полночь!» Келейник остался в недоумении.

Действительно, в полночь прибыл к нему офицер гвардии Дурново и попросил благословения.
- Я уже не архиерей, - ответил прозорливый владыка, - и не благословил его.

Митрополиту не позволили даже приложиться к мощам и иконам в соборе и спешно препроводили в Москву. В Москве он был, как государственный преступник, заключён под крепкою стражею в Симонов монастырь.

Вскоре в присутствии императрицы владыка был допрошен. При этом он говорил столь резко, что Екатерина зажала себе уши, а ему самому «заклепали рот». Некоторые церковные историки вскользь намекают на то, что возможно в обличении Императрицы Ростовский митрополит касался не только вопросов проводимой ей политики, и что среди причин ненавидеть владыку, были и причины подобные тем, по которым Иродиада через свою дочь испросила на блюде голову Иоанна Крестителя.

14 апреля состоялось заседание Синода, на котором владыку Арсения допрашивали вторично. И тут он был непоколебим и, вероятно, не стеснялся в выражениях. Окончательным решением суда, принятым при активном участии императрицы, - было снятие сана и ссылка в отдалённый монастырь без права письменного и словесного общения.

Сан с Ростовского митрополита снимали в Крестовых Патриарших палатах. Туда были допущены лишь монахи и белое духовенство. Толпы же народа запрудили пространство вокруг Синодальнаго двора, так что и солдаты не могли их разогнать.

"Арсений явился на последний над ним земной суд, как на служение, - пишет Е. Поселянин, - на нём была архиерейская с источниками мантия, омофор, белый клобук, на груди панагия, в руке он держал архиерейский посох. Когда был прочтён указ, лишавший его сана - один за другим члены Синода стали снимать с него облачение: один - митрополичий клобук, другой - омофор, третий отобрал посох. Все жадно следили за ним, выражением лица его, словами его, чтобы донести императрице, которая чрезвычайно интересовалась всеми подробностями этого дела.

Негодующий митрополит тут же предсказал разоблачавшим его архиереям их плачевную участь. Димитрию Сеченову он предсказал, что тот задохнется собственным языком; Амвросию Зертис-Каменскому - смерть от руки мясника: «Тебя, яко вола убиют»; епископу Псковскому Гедеону: «Ты не увидишь своей епархии». Замечательно, что слова Арсения сбылись в точности над его судьями.

Митрополит Новгородский Димитрий, награждённый из числа отобранных тысячею душ, лелеявший в себе мечту о получении сана митрополита всероссийского, умер в ужасных страданиях: действительно, его задушила страшная опухоль языка. Архиепископ Московский Амвросий убит во время московской чумы взбунтовавшимся народом, от которого тщетно искал спасения в Донском монастыре. Епископ Псковский Гедеон, вскоре после осуждения Apceния, был удалён по Высочайшему повелению в свою епapxию и умер по дороге, не доехав до Пскова».

Вдобавок ко всему через два месяца после вышеописанных событий рухнула церковь Трех Святителей, смежная с Крестовой Палатой, где осудили владыку Арсения. Это событие окончательно утвердило в народе веру в неправедный суд над святителем.

Сослали митрополита Арсения под Архангельск в Никольский монастырь. В монастыре к нему относились с большим почтением: его считали мучеником, страдальцем за правду, монахи брали у него благословение, а архимандрит-настоятель относился к нему как к архиерею.

Однако в 1767 году два монаха составили донос императрице Екатерине Второй, в котором оговорили ссыльного владыку в том, что он бранил Синод. Делу был придан политический вид, и последовал соответствующий приговор - лишить монашеского чина, снять все монашеское облачение, расстричь, переодеть в мирскую одежду, переименовать оскорбительным именем (Андреем Вралем) и послать на вечное заточение в Ревель. Когда владыке Арсению объявили указ, лишавший его монашества, он не вымолвил ни слова. С него сняли иноческую одежду, клобук, и вместо них надели арестантскую сермягу и треух.

                                                         ***

Когда владыку Арсения на пути к месту его пожизненного заточения провозили через Москву, Императрица была в первопрестольной, и пожелала видеть этого человека, с такой страстью ею ненавидимого.

Екатерина Вторая

Устроили так, что арестованного провозили садом Головинского дворца, и сделали там остановку. Так в последний раз встретились эти два человека. Митрополит Арсений, теперь уже Андрей Враль, сидел на лавке и дремал, склонив голову на грудь. Императрица подошла к нему и пристально на него посмотрела. Арестант не поднял глаз, но произнёс какие-то слова. Императрица изменилась в лице, зажала уши и быстро отошла от него. Говорят, Государыня услышала, что она не удостоится христианской кончины.

***

Спустя почти четверть века после смерти митрополита Ростовского Арсения, Императрица Екатерина Вторая в свою очередь предстала на суд Божий. Вечером 4 ноября 1796 года Екатерина собрала интимный кружок в Эрмитаже, была очень весела весь вечер и смеялась шуткам Нарышкина. Однако она удалилась раньше обыкновенного, говоря, что у неё от смеха поднялась колика. На другой день Екатерина встала в свой обычный час, побеседовала с фаворитом, поработала с секретарём и, отпустив последнего, приказала ему подождать в прихожей. Он прождал необыкновенно долго и начал беспокоиться. Через полчаса верный Зубов решил заглянуть в спальню. Императрицы там не было; не было и в туалетной комнате. Зубов в тревоге позвал людей; побежали в уборную и там увидели императрицу недвижимую, с покрасневшим лицом, с пеною у рта и хрипящую предсмертным хрипом.

Екатерину перенесли в спальню и уложили её на полу. Она сопротивлялась смерти ещё около полутора суток, но так и не пришла в себя и скончалась утром 6 ноября.

***

Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917-1918 готов вынес Определение, отменяющее решение синодального суда о лишении митрополита Арсения епископского сана, а Юбилейный Архиерейский Собор 2000 года причислил Владыку к лику святых как «ревностного святителя Церкви, принявшего мученическую смерть за Христа и Его Церковь».

Собор в Таллинне, где лежат мощи Митрополита Арсения

Святитель Арсений значится в сонме святых Ростовских и святых земли Эстонской, память его совершается 13 марта.

Я.В. Ушаков