Чем дольше живу, тем больше жалею о моём реально счастливом детстве. Оно было бедным, но у меня было всё, что нужно мальчишке: старинный кованый гвоздь, который я нашёл на развалинах снесённого дома, настоящий кожаный мяч, который ещё не был нипельным, а имел шнуровку, и её надо было как можно сильнее затягивать; фруктовое мороженое в стаканчике за 7 копеек; младший брат, с которым мы садились на 39-й автобус и долго ехали, разумеется, бесплатно, куда-то очень далеко, на последнюю остановку, смотрели всё вокруг, это было так интересно и познавательно! У меня была мама, которая приносила в авоське молоко и "калорийные" булочки за 10 копеек, и это было счастьем. И ещё мама спасала нас от папиного гнева, утаивая наши с братом двойки... Но зато отец умел так рассказывать страшные истории про пиратов... И так артистично читал "Ночь перед Рождеством", что мы хохотали в голос. У меня были школьные друзья, с которыми мы лазали по заборам, а после школы дразнили "Злого Дядю" - айсора, чистильщика обуви. Мы слегка стучали по его будке, а он выскакивал и с диком злобой пытался нас догнать и иногда швырял в нас своей палкой, чем приводил озорников в полный восторг. Чем больше он злился, тем чаще нам хотелось постукивать по его будке. Почему-то весь "бизнес" по чистке обуви, все эти обувные будочки со шнурками, ваксами, кремами и набойками был отдан именно ассирийцам... До сих пор не понимаю почему и каким образом этот "бизнес" спокойно процветал в СССР.

Огромным счастьем было ходить с папой и мамой в гости. То к Шишкину - внуку знаменитого художника, у которого была дочь Елена - писаная красавица, то к фантасту Ефремову, то к отцовским друзьям, с которыми он сидел в лагере, и везде велись умные разговоры, к которым я прислушивался и самое важное наматывал на ус.

Самыми торжественными были походы на концерты... Меня облачали в костюм из комиссионки за десять рублей, гладили мне белую рубашку, клали в нагрудный карман пиджака небольшую хризантему, пахнущую поздней осенью, и мы шли в дом-музей Чехова, где надо было очень культурно себя вести, ибо зачастую там собирались те, кто "из бывших". Ещё мы ездили на выходные в Купавну, где по воскресеньям проходили футбольные битвы "Верх" на "Низ". Верх и низ определялись просто: то, откуда текли весной ручьи, было верхом, соответственно, мы именовались низом. Быть дачником и сыном писателя среди купавинской шпаны было зазорным. Но своим умением стоять на воротах я как бы получал право стать "почётным местным" - как отличившийся негр в старой доброй Южной Родезии получал право именоваться "почётным белым".

В нашем классе учились мальчики и девочки. Нас воспитывали учителя, которые спокойно могли ставить нас в угол, выгонять из класса и даже (о ужас!) давать подзатыльники особенно отличившимся личностям вроде меня. И наши родители, узнав о таком наказании, давали нам дома добавку, а не бежали в РАЙОНО и суд. Мы эти шлепки мужественно переживали и радовались, что нас при этом забывали лишать гуляний.

А какой радостью были морозы! Аккурат перед "Пионерской Зорькой" диктор пафосным голосом извещал:
- "Ученики первого... второго... третьего"... (тут мы замирали, боясь поверить своему счастью!) - и наконец, раздавалось: "И четвёртого классов"... После слова "четвёртого" я хватал своего шестилетнего брата, и мы мчались во двор кататься на санках!

Мы с братом не любили пьяниц - сказывалось домашнее негативное к ним отношение. Но и милосердие иногда стучало в наши сердца, и мы понимали, что упавший пьяница может замёрзнуть. И приступали к спасению таковых, лучше любого вытрезвителя приводя в чувство любую подзаборную пьянь. Когда замечали лежащего без признаков жизни пьяницу, то подходили к нему и начинали теребить, обсыпать снегом его физиономию, трясти, даже слегка пинать - чтобы тот хотя бы очнулся. Когда он, наконец, раскрывал глаза, то смутно видел как два бесстыдника суетятся вокруг него и как могут издеваются: то пнут, то толкнут, то пробегут по нему, и при этом смеются и обзывают его алкоголиком. Пьяница начинал рычать, бухтеть, ругаться, в конце концов, умудрялся сесть. Это было первой победой. Остальное - дело техники! Снежки, летевшие в пьяницу со всех сторон, односторонняя игра в салочки и язвительные шуточки относительно недопустимости пьянства, делали своё дело. Мужик начинал несвязно отвечать, реветь и всё более приходить в ярость. Он то и дело пытался встать, но смешно поскальзывался, шлёпался, и на наше предложение о пари, что он вообще сегодня не встанет, всё же рано или поздно оказывался на ногах. Понимая, что если мы уйдём, то он опять шлёпнется и уснёт, мы начинали бегать вокруг него как волчата вокруг медведя-шатуна и в конце концов заставляли его бежать за нами. Это было полной победой. С криками "Позор пьяницам!" "На работу сообщим!" мы удалялись, зная, что после такой терапии мужик точно отрезвел окончательно. На полное и, заметим, бесплатное отрезвление уходило не более десяти минут.

В школу мы бегали через зоопарк. Он ещё не открывался, но мы знали ходы и выходы, дырки в заборах и добрых тётенек-сторожих. У меня в зоопарке был друг - Пират - рыжий пёс динго из далёкой Австралии. Он жил в открытом вольере, а ночью уходил спать куда-то внутрь "термитника" (здание в центре новой территории). Дружба наша была абсолютно бескорыстной. Стоило мне появиться и крикнуть "Пират!", как пёс выбегал и начинал бегать взад-вперёд - вместе с мной. Я снаружи вольера, он - изнутри. Несколько минут такой зарядки, и я уже махал ему рукой, а он стоял и грустно смотрел мне вслед.

Напротив нашего дома стоял киоск, где продавался свежий хлеб и булочки, запах от которых чувствовался аж на седьмом этаже. У нас не всегда водились деньги, чтобы побаловать себя восьмикопеечным ароматным чудом, но Добрый Дядя - продавец всегда готовил для нас неземное лакомство - кулёк с остатками посыпки, орешков и изюминок с лотков, на которых некогда лежали всевозможные сладкие булочки...

С пятого класса мы начинали собирать макулатуру и первым делом отправлялись в "высотку" на площади Восстания. Во-первых, жившие там академики-архитекторы-генералы не жалели книжек и журналов, но главное мы получали право спокойно пройти мимо злых консъержек, охранявших покой великих людей, и мчаться на скоростном лифте на последний этаж! А там! Вся Москва как на ладони, даже Кремль видно!

...Вот таким было моё детство, и любой мой сверстник жил приблизительно так же: с папой и мамой, с мальчишескими-девчоночными радостями. И мне до слёз жаль современных детишек, счастье которых заключается в том, чтобы покрасить волосы в зелёный цвет, получить лайки за глупое фото вконтакте и погрузиться с головой в смартфон... Но детство наших, Русских детишек, всё же не такое ужасное, как у многих их сверстников из прогрессивных стран. Вот какой репортаж я увидел утром 25 октября по первому каналу:
"Джеймс Янгер, мальчик из Техаса. Хотя… Стоп! Многие в Америке уверены, что Джеймс, которого вы сейчас видите, не мальчик, а девочка. Его мать Анна Горгулес - в суде доказывает: её сын на самом деле ... дочь. Мамаша переименовала Джеймса в Луну, наряжает его в платья, красит ногти и требует от суда запретить ребёнку видеться с отцом, с которым сама она находится в разводе.
Агрессивным поведением со стороны отца мать считает то, что тот коротко подстригает волосы ребёнка, отказывается одевать Джеймса в женскую одежду и называть его Луной. Анна привела сына к психологу. И тот не только подтвердил, что Джеймс - трансгендер, но и рекомендовал в возрасте восьми лет сделать мальчику операцию по смене пола.
Отец ребёнка настаивает: его сын слишком мал, чтобы разобраться, что к чему. Более того, во время встреч с папой Джеймс отказывается носить женскую одежду и ведёт себя как обычный мальчик.
Но суд уже проигнорировал здравый смысл - отцу мальчика запретили одевать его в мужскую одежду. И вопрос смены пола может решиться под нажимом толерантного общества! На страницах журналов "звёзды" то и дело демонстрирует своих детей-трансгендеров. Дочь Анджелины Джоли примеряет мужские наряды, а приёмный сын Шарлиз Террон - женские. Как и отпрыск Меган Фокс. Быть трансгендером в США модно настолько, что в Нью-Йорке разрешили в свидетельствах о рождении не указывать пол. А Обама на уровне федерального закона закрепил право трансгендеров использовать школьные туалеты как для мальчиков, так и для девочек.
Небольшой техасский городок Коппел, где проживает семья Джеймса, разделился на два лагеря: одни встали на сторону матери, другие защищают отца и ребёнка. В интернете создан сайт, где адекватные американцы собирают деньги на адвокатов для папы мальчика: его уволили с работы за то, что он "не разделяет современные ценности и ведет себя недостойно по отношению к своей семье".

...Пусть что угодно говорят про "ужасный совок", но за все сокровища мира я не променял бы своё детство на патологическую действительность США.

А.Р. Штильмарк

Оглавление №53