Немного про "горделивого мятежного Архиепископа Ивана":
Цитата:
Все дело Собора с осуждением Златоуста было перед глазами Императора, который и утвердил решение письмом, упоминаемым в актах. Но не было принято никаких мер для исполнения приговора, и Златоуст продолжал занимать епископский дворец и церковь. Это неопределенное положение продолжалось три дня. В течение этого времени Константинопольская церковь оставалась добычей беспорядков невыразимых. Члены клира архиепископского, отлученные и не отлученные, входили со всех сторон в церкви, причем первые – с нахальным вызывающим видом, но народ их выгонял или бежал от их службы. Пораженные соборным постановлением, епископы, до того времени верные, мало-помалу расходились, и триклиниум Златоуста вскоре опустел. Время от времени императорский чиновник с несколькими сторожами являлся во дворец архиепископа объявить ему, что он должен приготовиться к выезду, архиепископ отказывался, офицер удалялся, а Император запрещал употреблять силу. Собираясь густыми толпами вокруг церкви и архиепископского дворца, соединенных между собой галереей, народ держал стражу день и ночь, в колебании между надеждой и страхом. Но не было ни угроз, ни оскорбительных слов Государя и его чиновников. Один только клик слышался время от времени изо всех уст и раскатывался до самого дворца Аркадия: «Требуем Вселенского Собора! Нужен настоящий Собор для суда над архиепископом». Таков был лозунг народа; таков же был и лозунг Златоуста. «Меня осудил Собор ложный, – повторял он, – правильный Собор должен оправдать меня здесь, в моей Церкви, и рассудить меня с моими судьями».
Осажденный и словно в плену среди этих одушевленных стен, воздвигнутых вокруг него преданностью народа, на глазах которого было опасно прибегать к насилию, Златоуст непрестанно переходил из своего помещения в церковь и из церкви в свое помещение. Там ему нужно было утешить своих служителей и нескольких верных священников, здесь – растерянную толпу, которую его появление и слово исполняли горя и радости. Известия час от часу становились более зловещими. Рассказывали о депутациях епископов, приходивших одна за другой из Халкидона умолять Императора, чтобы он подкрепил силой приговор и значение Собора, – и императрица присоединилась к ним, испытывая все средства влияния на своего слабого супруга. Говорили, что идет речь уже не о ссылке, но о казни, колебались только между топором или мечом. Сам архиепископ помышлял о предстоящей смерти и проповедовал народу о покорности Провидению. Между тем, всю ночь по городу раздавались литании с усиленными рыданиями и молениями. Народ хотел на них увлечь и архиепископа, который, по-видимому, сначала на это согласился, но потом, отказавшись, сказал: «Идите и молитесь, я буду с вами духом моим, который соединяет главу и ее члены».
Один бесстыдный поступок Севериана вывел народ из этого вынужденного и скорбного спокойствия, в котором держало его влияние Златоуста. Феофил еще не имел духу показаться в Константинополе, но Севериан осмелился сделать это на другой день после приговора. Он даже дерзнул войти в одну церковь, взойти на кафедру говорить оттуда о событиях, только что совершившихся; он представил осуждение архиепископа наказанием за его гордость. «Одна его гордость уже оправдала бы этот приговор, – говорил он, – если бы даже он не совершил других преступлений». Все слушатели поднялись с такой силой против этого подлеца, что он едва успел ускользнуть и переправиться через пролив. Тем не менее, эта оскорбительная выходка хвастуна против прежнего его друга, оскорбленного покровителя, из уст которого так недавно Севериан слышал слово прощения и мира, вывела Златоуста из себя. Он увидел в этом оскорбление со стороны самой императрицы при посредстве придворного епископа, ее ставленника, и, не отделяя государыни от ее советника, архиепископ Иоанн в своей церкви произнес к народу речь, получившую всемирную славу и, по всей вероятности, решившую его падение, на время отсроченное.
....
Ночь его похищения была для Константинополя ночью траура и слез, история донесла до нас трогательную картину народного горя. Многочисленная толпа, недавно яростная и раздраженная, теперь вдруг умолкнувшая и угрюмая, спешила в церкви молить небеса и требовать от них отца, похищенного людьми. В церквах недоставало места; молились на уличных перекрестках, под портиками площадей, – наконец, повсюду, и, по словам самого Златоуста, «весь город обратился в одну церковь». Дома бедных были пусты: мужчины, женщины, дети, мастеровые, судорабочие, продавцы – все были на молитве, все хотели участвовать в этих молитвах, возносимых к небесному правосудию. Один лишь возглас, раздававшийся время от времени, напоминал о страстях земли: «Пусть соберут Вселенский Собор!» Это было единственным врачеванием, какое могли люди предложить теперь.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
