Уолтер Уайт: Кто привёз рабов в Америку?

История рабов в Америке начинается с Христофора Колумба. Его путешествие в Америку было профинансировано не Королевой Изабеллой как это думают многие, а Луисом Де Сантангелом, который предоставил ему заём в размере 17000 дукатов (около 50 тысячи фунтов стерлингов сегодня) для финансирования этого путешествия, которое началось 3 августа 1492 года.
Его сопровождали пять «маранос» (евреи, которые отказались от своей религии и якобы приняли Католицизм, но втайне продолжали практиковать Иудаизм): Луис де Торрес, переводчик, Марко, хирург, Бемал, врач, Алонзо де ла Калле и Габриел Санчез (см. История евреев Доминиканской Республике. Английская Википедия.).
Габриель Санчез, при помощи других четырёх евреев, убедил Колумба в идее поимки 500 индейцев и продажи их в рабство в Севилье, Испании, что и было сделано. Колумб не получил никаких денег от продажи рабов, но зато позже стал жертвой заговора, подогретого Бемалем, корабельным врачом. Он, Колумб, получил в награду заточение в тюрьму. Он был таким образом предан мораносами (евреями), которым он доверился. Так началось рабство на Американском континенте.

Аарон Лопес, недатированый портрет.

Евреев изгнали из Испании 2-го августа 1492 года, из Португалии в 1497 году. Многие евреи эмигрировали в Голландию, где они основали Голландскую Вест-Индскую компанию для эксплуатации мира.
В 1654 году, первый еврей, Якоб Барсимсон, эмигрировал из Голландии в Новый Амстердам (ныне Нью-Йорк) и в последующее десятилетие многие его соплеменники последовали за ним туда, осев по Восточному Побережью, главным образом в Новом Амстердаме и Ньюпорте, штат Род Айленд. Приказ губернатора Питера Стайвесанта запретил им заниматься делами отечественной экономики, но они быстро открыли для себя просторы для деятельности на Индейских территориях. Не существовало законов, запрещяющих евреям тороговать с Индейцами.
Первый еврей, начавший торговать с Индейцами был Хайман Леви, который занимался импортом дешёвых стеклянных бусин, текстиля, серёжек, браслетов и других дешёвых украшений из Голландии, которые он обменивал на дорогие меха и шкуры. К Хайману Леви скоро присоединились два других еврея Николас Лови и Иосиф Симон. Лови пришла в голову идея продавать Индейцам ром и виски, и он открыл ликёроводочный цех в Ньйпорте, где он и стал продавать свой алкоголь. Через короткое время в Ньюпорте уже было 22 ликёроводочных цеха, все они принадлежали евреям. Они производили и распространяли «огненную воду». История спаивания Индейцев, которые опьянев шли резать белых поселенцев, сама по себе стоит отдельного рассказа.
Но важность портового города Ньюпорта на этом не заканчивается. Его важность больше в том, что он подтверждает роль евреев в работорговле. Было время, когда этот город именовали «Еврейский Ньюпорт — Мировой центр работорговли». В то время в Северной Америке было шесть мест компактного проживания евреев: Ньюпорт, Чарльстон, Нью-Йорк, Филадельфия, Ричмонд и Саванна. Так же было ещё множество разных евреев разбросанных по всему восточному побережью Америки. Хотя Нью-Йорк держал первое место по количеству еврейскив поселенцев, Ньюпорт был на втором.
Нью-Йорк был также одним из главных поставщиков кошерного мяса, обеспечивая евреев Северной Америки, Запдной Индии (Каррибы) и также Южной Америки. Но затем Ньюпорт перехватил это лидерство и стал крупным торговым узлом Северо Американского побережья. Сюда прибывали суда из других портов для обмена грузами. Ньюпорт, как было сказано выше, представлял главный пункт торговли ромом, виски и ликёрами. И в довершение он стал главным центром работорговых дел. Из этого порта суда уходили через океан, собирать чёрных рабов в Африке, чтобы выручать за них крупные суммы денег.
Оригинал документа отчёта местных властей, например, сообщает, что из 128 работорговческих судов, разгрузивших свой «груз» в Чарльстоне в течении одного года, 120 были записаны на имена евреев из Ньюпорта и Чарльстона. Что касается остальных, то можно предположить, что хотя они и были приписаны к Бостону, Норфолку и Балтимору, их настоящие владельцы тоже были еврейские работорговцы из Ньюпорта и Чарльстона.
Чтобы оценить долю евреев во всех сделках Ньюпорта, можно рассмотреть препринимательскую деятельность одного только еврея португальского происхожднеия, Аарона Лопеса, который сыграл важную роль в общей истории еврейской работорговли.
Что касается всей торговли в Колониях во время её расцвета с 1726 по 1774 годы, и позже штата Род Айленд (включая Ньюпорт), то многие грузовые списки, концессии, квитанции и портовые пропускные списки несут на себе подпись еврея Аарона Лопеса. Он в общем и целом был ответственнен за контроль над 50 % всех сделок этого периода расцвета, торговли хотя родился в 1731, а умер в 1782. Помимо того были и другие корабли, принадлежавшие ему, но плававшие записанными на имена других владельцев.
В 1749 году была основана первая масонскай ложа в Америке. 90 % всех членов первой ложи, из 14 человек, были евреями. И как известно туда принимали только «знатных» граждан. Двадцать лет позже была основана другая масонская ложа — «Король Давид». Там все члены были евреи.
Позднее еврейское влияние в Ньюпорте достигло такого размаха, что президент Джордж Вашингтон решил навестить еврейскую знать. Когда он к ним пришёл, обе масонские ложи выслали посланника — еврея Моисей Сейхаса — для того, чтобы он передал президенту прошение, в котором евреи Ньюпорта заявляли: «Если вы позволите детям Авраама приблизиться к вам с просьбой, сказав, что мы чтим вас, и ощущаем единение …» а далее :"До сих пор ценные права свободных граждан нам не были даны. Однако, теперь мы видим новое правительство, основанное на Величии народа, правительство не санкционирующее ханжество и преследование по отношению к евреям, а наоборот, позволяющее свободу мысли, которой все наделены независимо от нации и языка, как часть этой великой машины правления".
Теперь необходимо раскрыть, кто именно получил эту легендарную свободу в Америке во время основания страны в колонии Род Айленд, будущем штате США. Конечно провинция откололась от Британии и добилась независимости от английской юрисдикции. Однако, мы можем увидеть из прошения, поданного Моисеем Сейхасом президенту Вашингтону от имени евреев Ньюпорта, что это не та свобода, которую они хотели бы для себя. Их беспокоили только они сами, и их собственные «гражданские права», которых им не хватало. Таким образом, последовавшая Революционная Война за независимость США дала евреям равные права, и освободила их от всех ограничений. А негров? Несмотря на независимость они остались рабами. В 1750 году шестая часть населения Нью-Йорка была неграми, и пропорционально в южных частях страны они численно превосходили белых, но прокламация независимости их не затронула. Об этом позже.
Рассмотрим поближе этот результат дел еврейских рук, который дал им влияние и власть, чтобы мы могли понять лучше суть работорговли. С тех пор рьяные еврейские писаки столько много написали об этом предмете, так что теперь, за прошествием стольких лет, может естественно показаться, что всего этого не было.
Давайте проследим путешествие одного корабля, принадлежавшего работорговцу Аарону Лопесу, который много раз пересёк океан в сторону Африканского континента.
Например, в мае 1752 года судно «Абигаил» было нагружено 9000 галлонами рома, большим количеством ручных и ножных оков, пистолетами, порохом, саблями и множеством дешёвых украшений. Оно вышло из порта в Африку под командой еврейского капитана Фридмана. На корабле было два офицера и шесть матросов, вся командя. Через три с половиной месяца они причалили к берегу Африки. К этому времени там было уже построено Африканское Агенство еврейскими работорговцами, которые сгоняли рабов и готовили их к продаже. Эта организация достигла дальних точек Африки, на неё работали много людей, включая вождей племён и деревень. Их методы добычи рабов у этих вожаков для еврейской торговли были схожими с методами, которые они использовали против Индейцев.
Сначала им раздвали ром, и скоро они доходили до алкогольного опъянения. Когда у вождей кончалось золото и слоновая кость, евреи их подговаривали продать своих соплеменников. Сначала жён, затем молодую поросль. Затем племена натравливались друг на друга, евреями, и если они брали пленников, их тоже обменивали на ром, оружие и боеприпасы, чтобы воевать ещё больше и наловить ещё больше негров. Пойманных негров связывали по двое и везли через леса к побережью. Труднодоступные тропы требовали неделей для достижения берега, многие из пойманных часто заболевали, слабели от истощения, и не могли дальше идти несмотря на то, что их били бычьим хлыстом. Их оставляли подыхать и быть съеденными дикими зверями. Было обычным делом наткнутся на кости мертвецов, разбросанные под тропическим солнцем, что служило грустным и страшным предостережением тем, кто позже вновь шёл по этим тропам.
Было подсчитано, что на каждого негра, который выдержал трудности перехода к побережью, а затем перевозку через океан в Америку, девят из десяти не выжили! И если учесть, что каждый год вывозилось по миллиону чёрных рабов, только тогда можно оценить всю величину и ужас вывоза народа из Африки. Когда негров привозили на побережье, их сгоняли в толпы и одевали в кандалы в ожидании следующего судна. Агенты, которые до этого представляли интересы вождей, тут же начинали договариваться с капитанами. Каждого негра лично показывали. Но капитаны уже научились к этому времени проверять товар. Они заставляли негров двигать пальцами, руками, ногами и всем телом, чтобы удостовериться, что у него не было переломов. Даже зубы проверялись. Если зубов не хватало, то за него давали меньшую цену. Большинство еврейских агентов знали как обработать больного негра химикатами, чтобы он выглядел как здоровый. Каждый негр стоил примерно 100 галлонов рома, 100 фунтов пороха, или наличную сумму от 18 до 20 долларов. Одна из записей капитанов сообщает, что 5 сентября 1763 года, за одного негра дали почти 200 галлонов рома, после того, как агенты начали торговаться за него, и тем самым подняли цену.
Женщины до 25 лет, беременные или нет, стоили полную цену, а после 25 лет теряли четверть стоимости.
И надо заметить, что негров, купленных на Африканском побережье за 20 долларов, потом перепродавали в Америке за 2000 долларов.
Всё это даёт нам представление о том, как евреи смогли нажить огромные состояния. После сделок, капитан Фридман оплачивал счета товаром или наличностью. Сохранилась его запись, где он вспоминает совет, данный ему его еврейскими работодателями, когда он выходил из Ньюпорта в Африку: «Разбавляй ром водой как можно больше». Так негритянских вождей вдвойне надували евреи из Ньюпорта.
Следующим шагом было обрить наголо купленных рабов. Затем их сковывали и ярмили калёным железом, на спине либо на бедре, указывая, кто был их владельцем. Теперь негритянский раб становился полноценной собственностью своего еврейского хозяина. Если бы он сбежал, то при поимке сразу могли установить, кто хозяин. После всех этих процедур наступало прощание с Африкой. Было много случаев, когда целые семья привозились на побережье из глубины континента, а затем их разлучали — отца отправляли на одном судне, а детей на другом. «Прощальные» минуты часто были сопряжены со слезами и горечью.
На следующий день после таких прощаний на судно начинали перевозить в лодках рабов. Перевозили по 4 — 6 негров за один раз. Конечно же купцы понимали, как сильно негры любили свою землю, и их можно было только силой заставить покинуть её. Некоторые негры пытались прыгнуть в воду. Но на берегу стояли надсмотрщики с собаками, которые быстро настигали убегавших. Другие негры предпочитали утонуть. Всё, что удавалось доставить на борт корабля сразу же раздевалось. Тут пердставлялась ещё одна возможность прыгнуть за борт и доплыть до земли и свободы. Но работорговцы были безжалостны и жестоки; их только волновало доставить чёрный груз в Америку. Так что, пойманным беглецам отрубали ноги на глазах у остальных негров, чтобы восстановить «порядок».
На борту корабля негров разделяли на три группы. Мужчин загружали в один отсек. Женщин в дргой, в то время как похотливый капитан устраивался вместе с самыми молодыми и симпатичными девушками.
Детей оставляли на палубе, и накрывали брезентом во время плохой погоды. Таким образом корабль с рабами достигал берегов Америки. В основном, корабли эти были не очень большие и непригодны для перевозки людей. Они с трудом подходили для перевозки животных, к которым приравнивали негров. Часто палубы на которых они находились были один метр высотой и эти существа лежали там тесно прижавшись друг к другу. Большинство из них было приковано друг к другу. Так продолжалось по три месяца, пока корабль плыл. Редкий капитан проявлял к ним сочуствие, и тем более не испытывал никаких человеческих чувств. Время от времени их выводили на палубу подышать, закованных в кандалы.
Эти негры выносили много невзгод. Иногда, один из них начинал сходить с ума, убивая соседа. Им так же коротко подстригали ногти, чтобы они не могли разодрать друг другу кожу. Большинство драк возникало между мужчинами, когда они пытались разлечься немного поудобней. Тогда в дело шёл хлыст надсмотрищика. Не поддаётся описанию та грязь в которой они находились всё время пути.
В женском отсеке было похожая ситуация. Женщины рожали тесно прижатые дург к другу. Молодые негритянки часто подвергались изнасилованиям со стороны капитана и команды, и таким образом в Америке потом появлялся новый тип людей — мулатты.
В Вирджинии, как и в любом другом южном портовом городе, рабов быстро перевозили на землю и тут же продавали. Аукционы шли постоянно, и напоминали методы покупки в Африке. Покупатель, дававший большую цену, получал «товар». Нередко, из-за грязных условий перевозки, некоторые негры заболевали по пути из Африки в Америку. Они становились нетоварными. В таком случае капитан соглашался на любую цену. Но их было трудно продать, так как никому не были нужны больные негры. И неудевительно, что и тут еврейские врачи нашли способ извлечь выгоду. Они придумали покупать такого негра за бесценок, лечили его, и продавали за полную стоимость. Когда же капитан не находил вообще никаких покупателей, он возвращался в Ньюпорт и продавал их евреям в качестве дешёвой домашней прислуги. Иногда еврейский владелец судна брал их себе. Таким образом в северном городе Ньйпорте в 1756 году появились 4697 чёрных рабов.
Рабство не получило распространения на Севере. Более того, во многих Северо Американских колониях, рабство было строго запрещено. Запрет начался обсуждаться в южном штате Джорджия, так же в Филадельфии. И тут опять евреи нашли лазейку, получив гражданскую свободу после Войны за Независимость, и начали искать пути легализовать работорговлю.
Надо только видеть имена тех людей, живших в Филадельфии, которые просили отменить существующие законы о запрете работорговли. Вот некоторые фамилии: Сандифорд, Лэй, Вулман, Соломон, Бенецет. Это многое объясняет. Но рассмотрим работорговческий корабль «Абигаил». Его капитан, как мы читаем в бортовом журнале, вёл прибыльное дело. Продавал негров в Вирджинии, инвстировал часть денег в табак, рис, сахар и хлопок, затем плыл в Ньюпорт, где складывал свой товар.
Мы также узнаём из записей капитана Фридмана, что «Абигаил» был небольшым судном и мог вместить только 56 человек. Однако с одной такой поездки он смог заработать 6621 доллар прибыли, которую он передал хозяину, некому Аарону Лопесу.
Еврейские судо владельцы заработали немыслимые суммы на своей работорговле, особенно если посчитать сколько лет они этим занимались. До 1661 года, в общем и целом в Колониях рабство не было узаконено. В тот год евреи получили достаточно влияния в обществе, чтобы добиться отмены этих законов, и начать заниматься работорговлей с полным размахом.
Евреи увидели, что колонистам нужна была дополнительная рабочая сила для расчистки полей для плантаций, строительства поселений, и для выращивания урожаев. Особенно это касалось южных штатов. На юге были обширные плодородные просторы для посадки риса, хлопка, табака и сахарного тростника. Сначала для этих целей завозили Европейскую бедноту. В Англии были октрыты двери тюрем и военнопленные из Англии и Голландии были отправлены в Колонии, где они должны были отработать стоимость переезда, а затем им давали свободу.
Евреям понадобилось недолго, чтобы научиться у своих собратьев, и группа евреев поселилась в Чарльстоне, штат Южная Каролина, где они открыли цеха по производству рома и виски. Ещё они поняли, что они могут торговать с туземцами на Западном Побережье Африки, обменивая безделушки на ценную слоновую кость. Они закупили несколько судов и отправили их Африку для обмена своих бусин и украшений на слоновую кость, после загрузки которой оставалось ещё много места на корабле. И вот эти еврейские купцы придумали, что они могут поставлять на плантации Юга «чёрную кость», которая очень подходила для болотистой и малярийной среды там, где Европейские работники изнемогали и болели. Эта кость не только могла заполнить полупустые суда, но и принести огромные прибыли. (Та же группа евреев за несколько лет до этого пыталась продать индейцев в рабство, но они для этого совсем не подошли, так как терпеть не могли никакой работы). Так в Чарльстоне зародилась идея новой торговли рабами, идея прибыльная и масшатабная. Несколько судов, гружёных чёрными рабами были таким образом отправлены Голландской Вест-Индской компанией в Манхэттен.
В это время уже были разбиты немало платнаций в регионе, называемом тогда Западной Индией, теперь район океанского бассейна около Кубы. И тогда-то два еврея Ейргер и Сэйер, близко связанные с Ротшильдами через Испанию, основали агенство под общим названием АСИЕНТО, которое вело деятельность в Голландии и Англии. Через эти связи евреи Голландии и Англии оказывали влияние и помощь евреям в доставке чёрных рабов колонистам.
Учитывая, что каждый год отлавливалось по миллиону чёрных рабов, нетрудно посчитать, что с 1661 по 1774 год (сто тринадцать лет) примерно сто десять миллионов рабов было поднято с мест их проживания. Примерно десять процентов, или 11 миллионов, чёрных рабов достигло берегов Колоний живыми.
Как уже упоминалось, маленький корабль «Абигаил», который мог вместить только 56 пассажиров, тем не менее приносил его владельцу огромный навар, при очень малом влаожении средств. Было очень много таких кораблей, и мы рассмотрим некоторые из них, такие как «Ла Фортуна», «Ханна», «Салли» и «Венью», которые заработали огромные прибыли. «Ла Фортуна», кстати вмещал примерно 217 рабов. Владелец заработал чистой прибыли не меньше $41,438 с каждой поездки. А за эти доллары тогда можно много что было купить.
Когда мы рассматриваем евреев Ньюпорта, то становится известно, что им принадлежали 300 работорговческих судов, работавших без продыха на пути Ньюпорт-Африка-Чарльстон-Вирджиния. На основании этого можно расчитать баснословные барыши, которые шли в карман еврейских судовладельцев. Сами евреи, признают в своих записях, что из 600 судов, уходящих из Ньюпортской гавани по всему свету «по крайней мере половина из них» направлялась в Африку, и мы уже знаем с какой целью туда шли эти суда.
Факт того, что Аарон Лопес контролировал в общей сложности больше половины всей торговли в колинии Род Айленд и Ньюпорте хорошо известен. Известный раббай Моррис Аарон Гутштейн в своей книге «История евреев Ньюпорта» пытается отрицать эти факты, утверждая, что нет доказательств того, что евреи были связаны с работорговлей. По этому важно доказать, что евреи были на самом деле связаны с работорговлей. Особенно это важно так как раббай настаивает, что они внесли большой вклад в развитие города Ньйпорта, и как «повезло» городу, что они там жили. Несомненно, раббай Моррис А. Гутштейн позволит нам представить факты, которые он не смог отыскать.
Обратившись к одному архивному документу Палаты Торговли колонии Род Айленд за 1764 год, мы узнаём, что, например, в 1723 году «некоторые купцы Ньюпорта» придумали идею посылать ром, изготовленный ими в Ньюпорте, в Африку. Экспорт этого товара пошёл так хорошо, что через несколько лет «тысячи бочек» рома ушли в том направлении. Но для чего они там?
Институт Карнеги в Вашингтоне даёт доступ к оригиналам документов под названием «Документы рассказывающие историю работорговли в Америке» («Documents Illustrative of the History of the Slave Trade in America»). Мы хотим рассмотреть некоторые факты в этом сборнике подлинников документов и изучить их поближе с целью доказать, что раббай Моррис А. Гутштейн ошибается. В этом сборнике, изданном, знаменитым американским учебным заведением, мы рассмотрим главу «Род Айленд», которая содержит большую долю документов по делам работорговли. Тут мы находим задокументированными имена получателей многочисленных корабельных сопроводительных списков, письма работорговцев, и переписку капитанов судов, из которых примерно 15 % евреи, живущие в Ньюпорте. Среди них мы встречаем, например, имя еврея Исаака Элизара. Он писал в письме капитану Христофору Чамплину, датированному 6-м февраля 1763 года, что он бы хотел стать агентом для перевозки рабов. Затем мы встречаем има еврея Абрама Перейра Мендеса, и одного из главных торговцев рабами, Якоба Родригеса Ривера — затя Аарона Лопеса. Ну и сам Аарон Лопес, и много других евреев. Хотя мы уже не раз упоминали имя Аарона Лопеса, размер этого исследования не позволяет написать про всех других авторов документов, назвать их имена и связанные с ними события и даты подробно. Для простоты рассмотрим документальную хронику самого Института Карнеги, на примере Аарона Лопеса. Мы рассмотрим, что искал этот главный еврей и какими делами он промышлял. Сделаем это ещё и потому, что раббай Моррис А. Гутштейн преподносит его как «возвышенного и примерного гражданина Ньюпорта», который был очень щедрым и «внёс вклад в благосостояние города».
В большом количестве опубликованных оригиналов документов от Института Карнеги, мы узнаём, что Аарон Лопес вёл обширную коммерцию ромом с Африканским побережьем в обмен на рабов. Эти подтверждающие документы таковы:

— 22 июня 1764 года, письмо капитана Уильяма Стеда к Аарону Лопесу.
— 22 июля 1765 года, письмо Аарона Лопеса к капитану Натаниелу Бриггсу.
— 22 июля 1765 года, письмо к капитану Абраму Аллу.
— 7 марта 1766 года, письмо капитана Уильяма Стеда к Аарону Лопесу.
— 4 февраля 1766 года, письмо капитана Уильяма Стеда к Аарону Лопесу.
— 20 февраля 1766 года, письмо Аарона Лопеса к капитану Уильяму Стеду.
— 8 октября 1766 года, писльмо капитана Уильяма Стеда к Аарону Лопесу.
— 9 февраля 1767 года, писльмо капитана Уильяма Стеда к Аарону Лопесу.

Помимо этих документов, существуют ещё письма Аарона Лопеса к капитанам Генри Крюгеру, Давиду Миллу, Генри Уайту, Томасу Долбере и Уильяму Муру. Например, одно из писем капитана Уильяма Мура к Аарону Лопесу и Ко. особенно интересно, и заслуживает упоминания того, что там написано: «Я хочу уведомить вас, что ваш корабль „Анна“ причалил сюда прошлой ночью со 112 рабами на борту, из которых 35 мужчины, 16 подростки, 21 мальчики, 29 женщины, 2 девушки, и 9 маленькие девочки. Я так же спешу вас уведомить, что это такой ромгруз (ром в обмент на рабов), которого я ещё не видывал. Вся группа почти как на подбор, за исключением пятерых».
Это письмо датировано 27-м ноября 1773 года. И это лишь выдержка из одного такого письма, а Институт Карнеги опубликовал их огромное количество, и мы просто не можем привести текст всех их в этом кратком исследовании.
29 ноября 1767 года, еврей Абрам Перейра Мендес — которого обманули свои же — писал из Чарльстона, где он пребывал для наблюдения за своим чёрным грузом, Аарону Лопесу в Ньюпорт:
«Негры, которых капитан Абрам Алл доставил мне, были в таком плохом состоянии из за неправильной перевозки, что я был вынужден продать 8 мальчиков и девочек за каких-то 27 фунтов, 2 других за 45 фунтов, и двух женщин за 35 фунтов каждую». Фунтов стерлингов.
Абрам Перейра Мендес был очень раздражён и обвинял Аарона Лопеса в «обмане». Это письмо нам намекает на то, что щедрый и возвышенный гражданин Ньюпорта обладал неутолимой жаждой к деньгам. И наверняка именно этот факт дал раббаю Моррису А. Гутштейну основания восхваливать благородство этого человека, Аарона Лопеса, несмотря на его сомнительное поведение. Это видимо объясняется тем, что негры были всего лишь товаром.
Во всех письмах опубликованных Институтом Карнеги, выделяется отсутствие человеческих чувств по отношению к неграм рабам. Такое отсутствие чучвств и сострадания к жалким и забитым неграм от рук их еврейских торговцев можно найти в дневнике капитана, который водил корабли, принадлежавшие Аарону Лопесу. Эти записи были сделаны во время путешествий из Африки в Чарльстон. Оригиналы этих документов были опубликованы Институтом Карнеги в Вашингтоне, и описывают дела, о которых мало кто знал до момента публикации; да и после их тоже никто не стал описывать в книгах и газетах. Это неудивительно, и скорее всего указывает на факт практически монопольного участия евреев в работорговле, о чём американцы неевреи ничего не знают, как и массы людей по всему остальному миру. Но и те, кто знают, держат язык за зубами, небезосновательно.
Капитан другого судна «Отелло», среди прочего пишет вот что в своём дневнике:

— 6 февраля: Один мужчина утонул во время погрузки.
— 18 марта: Две женщины бросились за борт, потому что не были прикованы.
— 6 апреля: Один мужчина умер от оспы.
— 13 апреля:Одна женщина умерла от оспы.
— 7 мая: Один мужчина умер от оспы.
— 16 июня: Один мужчина убит Капом Генри.
— 21 июня: Один мужчина убит Джеймсом Флуссом.
— 5 июля: Одна женщина умерла от лихорадки.
— 6 июля: Одна девочка, болевшая два месяца, умерла.

Это судно шло пять месяцев. Негров перевозили в неописуемых и ужасных условиях, сорвав целые миллионы с родного континента, из их хижин, согнав вместе как скот на пулубу, а затем продавали с меньшим интересом, чем продают голов скота. Неудевительно, что девять из десяти умерли, а те кто остались куплены за несколько долларов, чтоб затем быть перепроданными за $2000.
Некоторым неграм удавалось, подняв восстание, захватить судно и направить его паруса в сторону Африки. Команда одного из кораблей, «Три Друга» например, пытала чёрный груз так жестоко, что негры взбунтовались в кровавом восстании. Они убили капитана и весь экипаж и выбросили их заборт. Затем они поплыли в Африку, где с трудом спаслись от преследования.
Схожая судьба постигла работорговческий корабль «Амистад». Среди рабов был сын вождя племени. Как только корабль отчалил, он подговорил своих соплеменников напасть на комманду корабля. После кровавой схватки, они захватили капитана. Негритянский предводитель заставил его повернуть обратно в Африку, но тот под покровом ночи сменил курс и начал вилять, и вилял до тех пор пока не достиг американского побережья и не встретил правительственный корабль. Это имело место в 1839 году, когда работорговля уже была запрещена. Негров освободили, а капитана наказали. [Прим: при прочтении множественных документов и статей про случай с Амистад, перечисляются имена участников событий, судей, политиков и прочих причастных к этим событиям лиц. Единственное имя, которое не упоминается — это имя владельца. О нём везде говорят «владелец корабля».]
Торговцы живым товаром сами предпочитали оставаться в своих конторах, где подсчитывали барыши с каждого судна, как например это делал Аарон Лопес, который оставил одно из самых больших состояний в Новой Англии.
Как свидетельствую документы, редкий капитан мог похвастаться тем, что доставил товар без потерь. Не стоит забывать, что негры всё время пути лежали в своей собственной грязи, и не удивительно, что смертность среди них была так высока. Из 110 миллионов пойманных негров, только 11 миллионов добрались до Америки живыми. И после этого евреи имеют смелость рассказывать об ужасах Гитлера и 6 миллионах евреях во время Второй Мировой войны. Кто хочет знать правду, может найти её в архивах.
Технологическое отделение Института Карнеги находится в Питтсбурге, штат Пенсильвания. Когда это исследование получит распространение, оно в конце концов попадёт в руки евреев, все оригиналы документов вероятно будут изъяты и уничтожены до тех пор пока не останется компромата на евреев. Евреи такое делали на протяжении веков. Правду, однако, невозможно скрывать бесконечно, и она всё больше будет раскрываться тем из нас, кто намерен освободиться от этих сынов дъявола — от евреев.
Вот частичный список известных евреев владельцев и кораблей, принадлежавших евреям:
— «Абигаил» — Аарон Лопес. — «Корона» — Исаак Леви и Натан Симпсон. — «Нассо» — Моисей Леви. — «Четыре Сестры» — Юстус Бош и Джон Абрамс. — «Благоразумная Бетти» — Генри Крюгер и Якоб Феникс. — «Хестер» — Мордекай и Давид Гомес. — «Елизавета» — Мордекай и Давид Гомес. — «Антигуа» — Натан Марстон и Абрам Лиелл. — «Бетси» — Вм. Дивульф. — «Пуй» — Джеймс Дивульф. — «Белая Лошадь» — Ян Свивц. — «Экспедиция» — Джон и Якоб Розевельт. — «Чарлотте» — Моисей и Самуэль Леви, Якоб Франкс. — «Каракоа» — Моисей и Самуэль Леви.
Вот неполный список евреев, занимавшихся в Ньюпорте и Чарльстоне производством алкоголя или работорговлей, или всем вместе: Исаак Гомес, Хайман Леви, Якоб Малхадо, Нафталий Майерс, Давид Харт, Иосиф Якобс, Моисей Бен Франкс, Моисей Гомес, Исаак Диас, Бенджамин Леви, Давид Джешувум, Якоб Пинто, Якоб Тёрк, Даниель Гомес, Джеймс Лукана, Ян Свивц, Феликс де Суса (также известный как «Принце работорговцев», и уступал лишь в репутации Аарону Лопесу), Симеон Поттер, Исак Елизер, Якоб Род, Якоб Родригес Ривера, Хайм Исаак Каррегал, Абраам Туро, Моисей Хейс, Моисей Лопес, Юда Туро, Абраам Мендес и Абрам Алл.
Мы не можем рассматривать даже эту краткую часть истории евреев не заметив одного явления, с которым сталкивались разные народы на протяжении тысячелетий. Это свойство еврейского народа сохранять свою национальную идентичность, несмотря на века жизни, проведённые среди Христиан в их цивилизации. Любой изучающий Иудаизм, или самих евреев, видит, что это явление частично объясняется тем фактом, что Иудаизм это не только религия, и не только расовое предназначение, или даже дело государственной принадлежности. Скорее это совмещение всех трёх. Это некоторого рода триединство. Иудаизм можно описать как национальность, выстроенную на двух столпах расы и религии. Всё это тесно связано с другим аспектом Иудаизма, мифом преследования. С момента появления в истории, мы находим, что евреи распространяют идею о том, что на их угнетают и преследуют, и эта идея всегда была в центре еврейской мысли. Миф преследования это тот цемент, который скрепляет Иудаизм: без него евреи давно уже перестали бы существовать, даже невзирая на их расово-религиозную национальность.
Неопровержим тот факт, что еврейский народ перенёс много трудностей в течении истории. Но тоже можно сказать и о любом другом народе. Главная разница состоит в том, что евреи все свои страдания записывают. Они ведут счёт, они из своих страданий сделали традицию.
Убийства тысяч Христиан не помнят уже через 50 лет, а недуг посетивший нескольких евреев живёт вечно в исторической памяти еврейских историков. И они рассказывают о своих несчастьях не только своим соплеменникам, но и всему сочувствующему миру.

Спасибо. Очень интересный материал.

Мне тоже понарвился. Его надо будет где-нибудь использовать.

Тему вообще можно было бы назвать - Истоки белого расизма.

ПРОКЛЯТИЕ НАПИТУКИ
Не без труда переправившись через реку Санта-Фе, испанцы углубились во владения большого племени со «столицей» Напитука, которую и заняли 15 сентября. Верховный вождь бежал и Де Сото без церемоний расположился в его большом доме, построенном на искусственной насыпи посреди поселка. Перед домом вождя лежала небольшая утоптанная площадь, вокруг стояли хижины простых индейцев.
Постепенно в Напитуку стянулась вся армия. Подошел и де Москосо с главными силами, а также поклажей, рабами и индейскими наложницами. Де Сото стал подумывать о том, чтобы зазимовать в столь удобном и богатом месте. К этой мысли его подтолкнуло и послание от беглого касика, заверявшего, что он ищет дружбы с могущественными «Сынами солнца», как сами испанцы величали себя (потому что пришли оттуда, где восходит солнце). Де Сото был уверен, что вождь у него в руках и как только он явится, его удержат в лагере в качестве «уважаемого гостя», на самом деле – как ценного заложника. Эта хитрость всегда срабатывала.
До сих пор де Сото считал, что в совершенстве знает, как успешно вести войну с индейцами. Они почитали своих вождей как священных персон. Они были наивны как дети и не знали основ военной дипломатии. Они не требовали заложников, идя на переговоры. Если глава племени попадал в плен к испанцам, все его подданные сдавались на милость поработителей, лишь бы драгоценная жизнь вождя не пострадала.
Но де Сото ошибся в своих расчетах.
Кто знает, насколько дорого заплатили бы конквистадоры за свою беспечность, если бы они не прознали (вероятно, от одного из индейцев) о чем говорят жители индейской «столицы». Верховный вождь Напитуки стоит поблизости с войском, говорили они. «Сыны солнца» на самом деле такие же смертные. Скоро их кровь польется рекой. Их будут живьем сжигать на кострах, варить в кипятке, сдирать с них кожу.
Де Сото с изумлением осознал, что его едва не поймали на его собственную хитрость. Кто бы мог подумать, что дикари, эти дети наивные природы, могут лгать и плести столь изощренные ловушки!
Однако от встречи с вождем он не отказался, напротив, отправил ему вестника с выражением искренней дружбы. Но одновременно в назначенный день привел своих людей в полную готовность, поместив их за хижинами. Сигналом к общей атаке должен был послужить звук трубы. Вскоре ему донесли, что вокруг поселка скрытно собралось 400-500 воинов. Де Сото демонстративно вышел за черту селения в сопровождении лишь нескольких пеших телохранителей. Все выглядело так, как и предполагал вождь Напитуки: испанцы ничего не подозревают. По его плану специальный отряд воинов должен был схватить де Сото, затащить его в центр войска, где даже крепкие доспехи не спасли бы аделантадо от гибели.
Могучий боевой клич разогнал утреннюю тишину и сотни индейцев в яркой боевой раскраске, возглавляемые вождями, которых отличали пышные головные уборы из орлиных перьев, с разных сторон бросились к поселку, ожидая застать врага в полной растерянности и панике.
Де Сото дал им приблизится, затем вскочил на коня, и дал сигнал к атаке. С криком: «Вперед, рыцари Саньтяго!» испанцы бросили вскачь своих лошадей. «Сыны солнца», закованные в броню, с опущенными забралами, сверкая латами, с копьями наперевес устремились из-за хижин, образовав плотную конную массу, которая устремилась на поле, простиравшееся между лесом и поселком. Впереди с мечом в руке скакал сам аделантадо. Индейцы узнали его и встретили залпом из своих длинных луков. Кираса и шлем защитили де Сото, но его конь, Аквитано, рухнул как подрубленный, весь утыканный стрелами. Испанцы в азарте промчались мимо своего предводителя, предоставив его заботам оруженосцев, и врезались в бегущую навстречу толпу краснокожих воинов.
Столкновение было катастрофическим для полуголых, вооруженных лишь луками и дубинами индейцев, никогда раньше не сражавшихся с тяжелой, закованной в броню, кавалерией. В один миг до сорока воинов Напитуки легли мертвыми, пронзенные копьями и растоптанные копытами, остальные в панике бросились бежать. Помятый, но невредимый Де Сото поднялся с помощью пажа, который отдал ему свою лошадь. Но битва уже закончилась. Поле теперь устилали мертвые тела, сломанные луки, осыпавшиеся перья и стрелы. Часть уцелевших дикарей успела скрыться в лесу, другие бежали к двум небольшим озерам, попрыгали в воду и скопились в центре, их головы торчали над водой словно кто-то усыпал поверхность водоема множеством желудей. Окружив озера, испанцы с любопытством смотрели как «желуди» или навсегда скрываются под водой, не желая идти в рабство, либо неохотно начинают двигаться к берегу. К ночи большинство пловцов полностью выдохлись и отдали себя на милость победителей.
Испанцы ликовали – среди них не было убитых, только несколько легко раненных. Индейское же войско было частично истреблено, частично рассеяно, а 200 или более воинов, угодили в плен. Де Сото подарил их своим солдатам и каждый испанец в тот день получил раба, а то и двух.
Только с вождями обошлись милостиво. Связанных, их отвели в отдельную хижину, куда вскоре явился довольный аделантадо. Де Сото имел все основания считать, что отныне он полный хозяин в землях Напитуки, поэтому решил проявить милость. Воссев в кресло, которое принесли для него оруженосцы, он ласково заговорил с пленниками, объясняя, что хочет мира. Воевать с «сынами солнца», детьми великого Бога, говорил он, бессмысленно, в чем они сегодня наглядно убедились. Ему жаль, что погибло столько славных воинов, и он надеется, что вожди отныне приведут свой народ к повиновению.
С этими словами де Сото приказал освободить вождей от веревок, ожидая что они ответят ему изъявлением полной покорности. Разве они не разбиты? Разве их армия не обратилась в прах, а сами они попали в унизительный плен?
Он ошибся. Вожди считали себя побежденными, но не покоренными. Едва освободившись от веревок, они кинулись на своих поработителей, криками призывая воинов к восстанию. Де Сото сбили с кресла и он упал на земляной пол с разбитым лицом. В хижине закипела яростная схватка. Оруженосец заколол вождя, который ударил де Сото, та же участь постигла других, но искра уже была брошена в стог с сеном. Призывы вождей были услышаны. Новоиспеченные рабы, которых довольные хозяева, накинув петлю на шею, вели за собой, вновь ощутили себя воинами. Хватая все, что попадалось под руку: камень, головню от костра, палку, они с этим жалким оружием нападали каждый на ближайшего к нему испанца. Несколько конквистадоров нашли в ту ночь свою смерть, несколько десятков получили тяжелые раны. Почуяв запах свободы, индейцы дрались насмерть. Хроники донесли до нас яркие эпизоды той кровавой ночи. Испанца Франсиско Салдана его «раб», воин огромной силы, сгреб за воротник и штанину, поднял над собой и так грохнул о земь, что тот едва не испустил дух. Товарищи бросились выручать его, но индеец, схватив меч поверженного Салданы, бился один против многих, пока не пал тут же мертвым, но не побежденным.
Племянник аделантадо, капитан Диего де Сото, зарядив арбалет поспешил на шум побоища. Он увидел индейца, так ловко отбивавшегося копьем от целой группы конквистадоров, что те, не смели к нему приблизится. Индеец этот одним ударом кулака оглушил своего «господина», забрал его оружие и намеревался дорого продать свою жизнь. Диего навел на него свой арбалет, но воин, завидев это, с силой метнул копье прямо в молодого де Сото. Испанец уцелел чудом – копье скользнуло по его плечу, отчего дон Диего рухнул на колени, и на всю длину наконечника, дрожа, вонзилось в землю. В тот же миг упал и бесстрашный воин, пронзенный стрелой из арбалета.
Опомнившись, испанцы пришли в ярость, всех участников восстания безжалостно истребляли. После бойни в селении насчитали не меньше сотни трупов индейцев. Погибли все вожди и практически все взрослые воины. Только совсем юных индейцев и рабов, взятых в плен ранее, оставили в живых, но отныне держали только в цепях. Мрачный де Сото ходил, плюясь кровью – кулак вождя вышиб ему два зуба, разбил нос и разорвал губы. Много дней после этого аделантадо мог есть только протертую пищу и с трудом говорил.
Испанское войско покинуло залитую кровью Нипитуку, где прежде намеревалось зазимовать. Едва оно удалилось, индейцы сожгли селение. Своих мертвых сородичей, которых так много полегло здесь, они вопреки обычаю не стали хоронить, предоставив разлагающиеся тела на пир стервятникам. В умах индейцев, привыкших терять в войнах с соседями десяток-другой соплеменников, такие страшные потери просто не укладывались, и они сочли Напитуку «проклятым» местом, на которое пал гнев богов.

ВОЙНА ВАН-КИФТА
Свое правление Ван Кифт начал с того, что обложил племена налогами, которые взимались мехами и зерном. Каждый год шлюп с солдатами на борту совершал обход побережья, под дулами мушкетов индейцы несли на его борт плоды своего урожая. Индейцев в окрестностях Нового Амстердама насчитывалось более 10 000, по десять каждого колониста, но неорганизованные и не имевшие единого вождя они смирились со своей участью голландских данников. Несмотря на эти поборы, долгое время между белыми и коренными американцами сохранялись мирные отношения.
Осложнились они на четвертый год правления Ван Кифта. Причина была ничтожная. Скот, который европейцы разводили для своих нужд, бродил где попало, топтал кукурузные поля индейцев и вторгался в их традиционные охотничьи угодья. В свою очередь, те забивали на мясо забредавших в лес свиней и коров, которых считали своей естественной добычей. Мелкие конфликты множились и напряжение вдоль границ Нового Амстердама постепенно нарастало.
После того, как пропало несколько свиней с фермы Ван Рейса, одного из основателей и старожила колонии, Ван Кифт обрушил свой гнев на племя раритан. Их владения простирались от низовьев реки Гудзон до острова Стайтен-Айленд, там, где сейчас находится Нью-Джерси, район современного Нью-Йорка. Выполняя приказ губернатора, отряд в 100 солдат выступил против раритан. Сам Ван Рейс и другие влиятельные колонисты возражали против акции устрашения, указывая, что она лишь вызовет ответный удар индейцев, но губернатор с их мнением не посчитался. Солдаты атаковали поселок раритан без предупреждениия, убили сашема и нескольких жителей. Обозленные индейцы взялись за томагавки и напали на ферму Рейса, спалив ее дотла, четыре фермера при этом погибли.
Кифта набег ничему не научил, только разжег его гнев, он строил планы новой военной экспедиции. За голову каждого раританина, которую ему принесут, он назначил плату в 10 фатомов вампума, но награда не возымела эффекта. Ему принесли только одну голову, да и то неизвестно чью. Более того, губернатор обнаружил, что даже в лице своих соотечественников он не встречает понимания. Против него сформировалась оппозиция, которую возглавил пастор Нового Амстердама Эвардус Богардус.
Самолюбие Ван Кифта дало трещину. Властолюбивый и гордый, он все же понял, что без поддержки поселенцев ему не обойтись и впервые в истории Новой Голландии разрешил сформировать совет, который бы решал вместе с губернатором важнейшие вопросы жизни колонии, в том числе войны и мира. В его состав вошли 12 самых уважаемых граждан, председателем единодушно избрали Ван Рейса. Хотя его фермы пострадали от нападения индейцев, Ван Рейс стоял за мир, большинство членов «Совета двенадцати» его поддерживали. Совет также разработал проект реформы управления колонией по парламентскому принципу.
Такой неожиданный поворот событий Ван Кифта, разумеется, не устроил. Своей властью он распустил строптивый совет и вновь стал править единолично.
Летом 1642 года на Манхэттен внезапно прибыл Миантономо, вождь наррагансеттов из залива Чесапик. Его сопровождало около 100 воинов. Миантономо искал себе союзников для войны с Ункасом и его могиканами. Кифт усмотрел в его визите заговор с целью поднять индейцев на восстание и уничтожить Новую Голландию. Ничего подобного, как мы уже знаем, вождь нарагансеттов не замышлял.
В Новом Амстердаме подняли тревогу, форт запер ворота, солдаты напрасно жгли фитили, ожидая нападения, которое так и не последовало. Миантономо ушел вместе со своими воинами, как и пришел, никак не проявив враждебности. Ван Кифт был, однако, сильно встревожен его визитом, его страх перед индейцами и ненависть к ним только усилились.
Зимой 1642 последовало новое «вторжение». Большая группа ваппинегров, 500 человек, перебралась на остров через узкий пролив и разбила два лагеря, один в местечке, которое называлось Павония, другой на мысе Корлер Хук. Для Ван Кифта этого оказалось достаточно, чтобы объявить военное положение. В форте бил барабан, лязгало оружие. Совет двенадцати был распущен, никто не смел удержать губернатора от неразумного и жестокого решения – уничтожить оба индейских лагеря.
На самом деле, миграцию ваппингеров косвенно вызвали сами голландцы. Прошло уже много лет, с тех пор, как завершилась война между могавками и магиканами за контроль на прямой доступ в
Форт-Орандж. Оба племени заключили мир между собой, но вели другие войны. Могавки возобновили свои набеги на север, на французские колонии и племена долины реки Святого Лаврентия, на юге они в союзе с племенем Сенека вели ожесточенную борьбу с саскуеханна, постепенно оттесняя их к границам английских колоний. Только теперь большинство их воинов были вооружены ружьями. Магикане тоже обзавелись мушкетами. Первые ружья стали поступать к ним от частных торговцев в небольшом количестве. Англичане, которые держали жесткое эмбарго на продажу мушкетов племенам залива Чесапик и Коннектикут-ривер, в то же время стали продавать огнестрельное оружие могавкам и магиканам, надеясь натравить их на голландцев. Видя, что индейцы с реки Гудзон так или иначе вооружаются, голландцы сняли свое оружейное эмбарго и сами стали поставлять им мушкеты и порох. К 1640 году только могавкам они продали 400 ружей.
Ружье стоило дорого, индейский воин выкладывал за него целый ворох первосортных шкур. Природные источники пушнины, однако, были не беспредельны и быстро истощились. Начались «бобровые войны», вооруженные мушкетами и стальными томагавками могавки и магикане получили преимущество над своими дикими соседями и принялись активно вытеснять их, захватывая новые охотничьи зоны.
Но шкур все равно не хватало. В оплату голландцы стали принимать вампум. У индейцев реки Гудзон его не было, вампум добывался на берегах океана, им были богаты прибрежные племена, но как раз им-то оружие голландцы и англичане не продавали по вполне понятным причинам. Лучше организованные и лучше вооруженные могавки и махикане понемногу стали давить на своих береговых братьев по крови, облагая их налогами. Налог взимался шкурами и вампумом. Большинство слабых и разобщенных береговых племен смирились с оброком, но племена покрепче, такие как ваппингеры и делавары, пытались оказать сопротивление.
Зимой 1643 года могавки выслали очередной отряд в 80 воинов, вооруженных мушкетами, чтобы собрать дань. Крупное селение ваппингеров отказалось ее платить, его воины, имея лишь луки и стрелы, напали на могавков, но потерпели тяжелое поражение. Потеряв 70 соплеменников убитыми, опасаясь массовой резни, ваппингеры всем селением снялись с места и пустились бежать к морю. Во всем заливе не нашлось бы племени, которое могло бы взять их под крыло, и, не зная, куда податься, в полном отчаянии беглецы устремились под защиту пушек Нового Амстердама.
Худшего убежища трудно было найти. Ван Кифт горел желанием поквитаться с индейцами за прошлые обиды: кражу скота и мнимый заговор Миантономо. Он также хотел преподать урок устрашения другим племенам залива, продемонстрировав им силу и мощь европейского оружия. Одним словом, весь смысл карательной экспедиции сводился к тому, чтобы показать, кто хозяин на берегах Манхэттена. Пастор Богардус тщетно пытался предотвратить побоище, губернатор, как и прежде, игнорировал чужие советы. На попытки помешать ему следовал ответ: «В этой стране хозяин я!»
В ночь на 23 февраля 1643 года из Нового Амстердама выступили два отряда. Одним командовали лейтенант Ван Тьенховен, он направился к Павонии, взяв с собой 80 солдат. Другой вел лейтенант Мариан Адриансен, который командовал городским ополчением (49 человек), он двинулся к мысу Корлер Хук. Ван Кифт всех запугал призраком индейского вторжения. Адриансен и его ополченцы считали, что защищают свой город, свои семьи. Ван Тьенховен слепо исполнял приказ, который каждый из двух офицеров понимал по-своему.
Отправляя их на бойню, Ван Кифт дал указание убить всех воинов, но не трогать женщин и детей. Андирансен так и поступил. Его отряд атаковал лагерь ваппингеров у Корлер Хук, перебил до 40 индейцев, взял 30 пленников, но не тронул женщин и детей. В Павонии же произошла форменная кровавая вакханалия.
Солдаты Ван Тьенховена не замеченные подобрались к индейскому поселку. Ваппингеры чувствовали себя в безопасности, с голландцами у них не было вражды, местные племена считались их союзниками. Они, к тому же, находились на острове и полагали, что пролив надежно охраняет их от врагов. Поэтому свой лагерь они охраняли крайне беспечно. Солдаты внезапно ворвались в поселок и февральский снег густо окрасился кровью. Пики и мушкеты разили без разбора: сонных воинов, женщин, детей, стариков. У кормящих матерей вырвали из рук младенцев, рубили их на куски, бросали в реку или нанизывали на шпаги. Мертвецам отрубали головы и гоняли ногами, словно футбольные мячи. Пошли в дело факелы, тростниковые хижины-времянки одна за другой охватывало пламя.
Довольный Ван Кифт со стены форта наблюдал отдаленное зарево. Не в силах сдержать радость, он лично встретил у ворот возвращающихся солдат, осыпал похвалами, совал в руки деньги и подарки.
Тьенховен убил в Павонии 80 человек и убил бы больше, если бы успел. Но обитатели индейского лагеря в ужасе бежали. Они не знали, кто на них напал, и часть из ваппингеров, решив, что их атаковали англичане или могавки, пытались искать спасения в Новом Амстердаме. Там их тоже ждала смерть - солдаты, которые остались охранять форт, безжалостно перекололи и перестреляли беглецов. После резни в Павонии уцелели лишь те, кто смог пробиться через частокол голландских пик, рассеялись по острову и нашли пристанище у дружеских племен.
Ночь длинных ножей 23 февраля вызвала эффект, прямо противоположный тому, на который рассчитывал Ван Кифт. Индейские племена сплотились на почве общей ненависти к бледнолицым. Против голландцев ополчились не только ваппингеры, но и все окрестные племена, даже такие, с которыми у них вообще не было контактов, или которых они считали традиционно дружескими. В 1643 году коалиция из 7 племен, насчитывающая 1500 воинов, вторглась с материка в Манхэттен.

ВТОРАЯ ВОЙНА С АБЕНАКАМИ
В конце 80-х годов между французами и абенаками сложился военный союз. Это племя занимало стратегически важный район, расселившись по побережью рек Кеннебек, Пенобскот и являлось своего рода буфером между французскими и английскими владениями в Америке. Абенаки постоянно угрожали английским колониям Мэн и Ню-Хэмпшир (последняя отпочковалась от Бостона в 1680 году), которые занимали земли, ранее им принадлежавшие. Из своей первой войны с англичанами 1677-1678 г. абенаки вышли победителями, нанеся им ряд поражений. Но к концу 80-х годов отношения между белыми и индейцами стали вновь ухудшаться. Французские миссионеры активно вели в селах абенаков свою религиозную пропаганду, французские торговцы, в обмен на пушнину, активно снабжали их порохом и ружьями. Ощутив за собой такую поддержку, абенаки решились на новое военное выступление.
У индейцев всегда была хорошая память на обиды, которые им когда-либо нанесли. В городке Дувр все еще жил 75-летний майор Уолдрон, который во время первой войны с абенаками обманом взял в плен около 400 их воинов и продал в рабство. Сейчас он вел жизнь преуспевающего плантатора, активно занимался торговлей мехами, владел большой мельницей. Как-то его спросили, не боится ли он, что индейцы рано или поздно отомстят? «Стоит мне пальцем пошевелить, и сто вооруженных солдат встанут за моей спиной», – хвастливо ответил Уолдрон.
Во вторник вечером 27 июня 1689 года отряд абенаков, которых привели вожди Канкамагус и Месандовит, скрытно подобрался к Дувру, лежавшему на самой границе большого лесного массива. Индейцы притаились в зарослях, а в город послали только несколько старых скво. Жалуясь на непогоду и усталость, они стали стучаться в ворота блокгаузов, прося их впустить на ночь. В Дувре было пять таких укрепленных домов, один из них принадлежал Уолдрону. Шел дождь и все блокгаузы, кроме одного, некоего Коффина, впустили старух. Ночью, когда белые заснули, скво тихо открыли двери изнутри, впустив ожидавших снаружи воинов.
Дувр пережил ночь ужаса, многие из его обитателей проснулись только для того, чтобы увидеть занесенный над своей головой томагавк и разукрашенное лицо дикаря, собирающегося нанести смертельный удар. Улдрон проснулся от шума в дверях его комнаты, куда ворвались абенаки. Старый майор выказал невероятную для своего возраста силу и отвагу. В одних панталонах, с голыми руками он накинулся на убийц и молотил их с такой яростью, что вышиб из спальни. Затем он рванулся в свой кабинет, где у него всегда хранились заряженный пистолет и мушкет, но, получив удар томагавком в затылок, весь в крови, рухнул на пол. Еще живого индейцы положили его на стол и подвергли жестоким пыткам. По одному они отрезали пальцы на его руках, вырезали на груди огромный крест и, наконец, кто-то из них, взяв собственную шпагу майора, добил его, уже умирающего.
Один только блокгауз, Коффина, который не впустил старуху- шпионку, пытался отстреливаться. Но индейцы привели под окна нескольких пленных колонистов, пригрозив проломить им головы, если защитники не сложат оружие. Блокгауз сдался.
Абенаки разграбили Дувр, сожгли его и ушли, уводя 29 заложников. Они больше не убивали всех подряд, как в былые времена, а вошли во вкус торговли живим товаром. В числе пленных была малолетняя внучка погибшего майора, Сара Герриш. Она пережила несколько месяцев страданий и унижений и в конце концов была выкуплена сердобольной французской четой. Во время обмена пленными, последовавшим после неудачной атаки эскадры Фипса на Квебек, французы передали ее англичанам.
Не успела новость о разорении Дувра распространиться по окрестностям, как индейцы совершили набег на самый дальний форпост колонии Мэн – Пемакуид. Городок лежал на берегу океана между реками Пенобскот и Кеннебек. Колонисты как ни в чем ни бывало работали на полях. В четверти мили от поселения находился пустой деревянный форт. Вождь Моксус окружил село, разместив своих воинов таким образом, чтобы отсечь тропы к городу и форту. Затем последовало нападение, как всегда сопровождавшееся жестокостями и убийствами, когда томагавки разили без разбора, женщин и детей, старых и молодых. Около 30 человек все же добрались до форта, но, почти не имея оружия и припасов, к тому же – многие раненные, сдались.
Малонаселенные Мэн и Нью-Хэмпшир не могли своими силами справиться с восстанием. Вся надежда была на помощь из Бостона, откуда спешно направили майора Иеремийя Суайна с отрядом в 600 ополченцев. Часть из них он разослал гарнизонами в селения, еще не тронутые индейцами, с главными силами безуспешно пытался преследовать абенаков, которые боя не принимали и немедленно отступали в леса.
В Бостоне разочаровались в Суайне, отозвали его и решили послать против индейцев кого-нибудь поопытнее. Выбор пал на героя войны с Королем Филиппом Бенджамина Чарча. Постаревший и потолстевший, бывший рейнджер тем не менее с готовностью принял командование бостонским ополчением. У него было 250 человек, но прежде чем выступить, он набрал еще и вспомогательный отряд союзных индейцев.
Посадив своих людей на лодки, Чарч 20 сентября 1689 года высадился в Фалмуте. Едва он ступил на берег, как ему сообщили, что отряд абенаков на пятидесяти каноэ замечен неподалеку и судя по всему собирается напасть на город. Чарч отправился на поиски индейцев и вышел на берег бухточки, за которой располагались сады и в них могли прятаться абенаки. Пользуясь тем, что был отлив, Чарч выслал на другой берег авангард. Индейцы действительно притаились в садах и, как только англичане появились на расстоянии выстрела, открыли по ним огонь. В это время начался прилив и авангард оказался отрезанным. Абенаки азартно наседали, надеясь уничтожить эту группу англичан.
Чтобы подать им хоть какую-то помощь, Чарч приказал стрелять через бухту. К его большому разочарованию ополченцы оказались плохими стрелками, не чета его рейнджерам, которых он когда-то водил против Короля Филиппа. У многих ружья находились в таком плачевном состоянии, что отказывались стрелять, пули не подходили по размеру к стволам, порох был плох и пальба не давала никакого эффекта.
Только когда вода в бухте вновь спала, Чарч смог переправить своих вооруженных фермеров на тот берег. Ему удалось спасти свой авангард, выйдя на фланг абенаков, и они отступили. Стычка обошлась англичанам дорого, они потеряли 21 человека. Потери индейцев остались неизвестны, своих убитых они унесли с собой.
Ветеран индейских войн, Чарч понимал, что победы над ними не выиграть, если не разорить их селений и лишить запасов провизии. С этой целью он попытался проникнуть вглубь владений абенаков, но наступила осень, из за дождей леса и берега стали непроходимы, и ему пришлось вернуться, как и прежде капитану Суайну, с пустыми руками.
На следующий год Чарч повторил свой поход. В начале сентября он высадился со своим ополчением на берегу залива Каско и поднялся на 40 км. вверх по реке, до укрепленного селения абенаков. Большинство их воинов находились либо в военном походе, либо на охоте, село защищать было некому и англичане заняли его без боя, захватив два десятка пленных, главным образом скво. Половину из них Чарч приказал демонстративно казнить, других заставил смотреть на казнь. Уцелевших он отпустил с устным посланием к их вождям, в котором напоминал, что не кто иной, как он убил в свое время Короля Филиппа и грозил, что не остановится, пока не предаст весть край разорению. Своей акцией устрашения Чарч надеялся вызвать абенаков на переговоры, но добился совсем иного эффекта. Индейцы жаждали мщения и выжидали только удобного момента.
Спалив село и найденные в нем большие запасы продовольствия, отряд Чарча пустился в обратный путь. Англичане уже считали, что находятся вне опасности и расположились лагерем на берегу моря, когда абенаки, собрав достаточно воинов, на рассвете внезапно напали на них. Многие ополченцы с первыми же выстрелами бежали, куда глаза глядят. Индейцам почти удалось загнать своих противников в волны. Чарч с большим трудом восстановил порядок, собрав вокруг себя нескольких ветеранов своих прежних походов. Нападение отразили ценой 7 убитых и 24 раненых. Репутация «борца с индейцами», которую старый рейнджер с гордостью носил столько лет, оказалась сильно подмоченной. Фактически с пустыми руками он вернулся в Бостон, оставив капитана Джеймса Конверса с полутора десятками солдат охранять поселение Уэллс.
Зимой 1691/92 индейцы, вопреки своей древней тактике, не утратили активности. Удача им сопутствовала и они решили воспользоваться уходом отряда Чарча. По плотному февральскому снегу войско абенаков подобрались к городку Йорк. Его жители вели себя так, как будто не было никакой войны. Ни один часовой не стоял на страже. Абенаки беспрепятственно проникли в селение и сняли богатый урожай скальпов, перебив более 50 колонистов и еще больше взяв в плен.
Войну с неуловимыми индейцами англичане явно проигрывали, главным образом из-за своей неорганизованности и отсутствия четкого понимания, как следует вести такую войну. Но как только командиры ополчения проявляли должное рвение, бдительность и отвагу, как удача поворачивалась на их сторону. Примером тому может служить героическая оборона Уэллса.
Капитан Конверс, которого Чарч оставил охранять этот поселок, расположенный менее, чем в миле от побережья, располагал не более 30 боеспособных мужчин, когда 10 июня сюда нагрянула орда из 400 абенаков, спустившихся с реки Кеннебек. Их вели вожди Моксус и его старший брат Мадокавандо. С ними был небольшой отряд французов во главе с ветераном пограничный войны Портнефом, двумя годами ранее разорившим Каско. Его сопровождали еще два авантюриста благородных кровей, охочие до приключений: барон Сен-Кастен и Ля Броньери. Крошечный Уэллс представлялся им легкой добычей и они никак не ожидали встретить здесь сильного сопротивления.
Но часовые вовремя подняли тревогу и Конверс успел собрать всех гражданских в самом большом и крепком из пяти городских гарнизонных домов, окруженном каменной стеной. Незадолго до нападения в город морем прибыли два шлюпа с припасами, и они теперь стояли на якорях на расстоянии выстрела от берега. Их команды могли бежать, но предпочли остаться и поддержать маленький гарнизон.
Первая попытка взять блокгауз с ходу, разумеется, провалилась. Индейцы взяли его в осаду, но рыть траншеи у них не хватило терпения или не было желания. Обладая огромным численным превосходством, они потратили несколько часов в бесплодной перестрелке. Укрытые за крепкой стеной англичане не несли потерь, а мушкетный огонь двух шлюпов сильно досаждал абенакам с фланга. Индейцы пытались обстрелять их горящими стрелами, но матросы легко их гасили.
Французы посоветовали растерянным вождям построить испытанное в осадах средство – мантелет. В разоренном селе нашли большую телегу, обили ее толстыми досками, проделав в них бойницы для стрельбы. Несколько краснокожих стрелков залезли внутрь, а несколько других, которых вдохновлял Ля Броньери, стали толкать этот импровизированный танк по направлению к шлюпам, оказавшимся из за отлива на мели и не способными двигаться. Но тяжелая деревянная махина увязла грязи. Ля Броньери уперся плечом в колесо, пытаясь сдвинуть неуклюжее сооружение с места и был убит метким выстрелом из блокгауза. Смельчак, попытавшийся заменить его, попал под пулю, выпущенную со шлюпа. «Танк» так и остался стоять, безнадежно увязнув колесами в грязи.
Когда с этой затеей ничего не получилось, индейцы связали из бревен плот, нагрузили его горючими материалами, подожгли и пустили по направлению к шлюпам. Им вновь не повезло. Течением брандер снесло к берегу, возле которого он и сгорел.
Осада явно не удалась и к форту подошел французский офицер под белым флагом с предложением о капитуляции на почетных условиях. Джеймс Конверс отклонил ультиматум со словами: «Вы пришли сражаться, так сражайтесь!»
Обескураженным абенакам и их французским союзником пришлось снять осаду. Свою злость они выместили на единственном пленном, которого они захватили в Уэллсе. Казнив его, индейцы ушли.
Другая героическая история этой войны связана с именем Анны Дустан и ее мужа Томаса. Они жили поселке Хаверхилл с 8 детьми. В момент нападения индейцев Анна находилась дома с грудным ребенком и сиделкой – миссис Мэри Нефф. Увидев, как в город ворвались дикари, Томас, собрав семерых детей, которые были с ним в поле, крикнул им, чтобы они бежали к лесу, а сам, с заряженным ружьем в руке, стал прикрывать их от погони. В него несколько раз стреляли, он же так и не разрядил ружья, а только угрожающе наводил его, если кто-то из дикарей пытался подобраться ближе. Индейцы ждали, что он выстрелит, и тогда они его схватят, но, опасаясь нарваться на пулю, махнули на него рукой и кинулись обратно в поселок – грабить и убивать.
Анна оказалась не столь везучей. Ее, и миссис Нефф с младенцем на руках, захватили живыми и увели в плен. Младенец все время плакал, и тогда один из индейцев вырвал его из рук женщины и убил, размозжив ему голову о дерево. Другая на месте Анны Дустан пришла бы в полное отчаяние и подчинилась своей судьбе, но она оказалась из тех людей, которых несчастье лишь ожесточает и заставляет отчаянно искать выход из бедственного положения.
Уведя пленников в леса, отряд воинов разделился на мелкие группы и каждая взяла себе часть пленников. Анна Дустан. продолжала свой путь в группе из 12 индейцев. Они шли несколько дней вдоль реки Мериммак и удалились на 60 миль от Хаверхилла. Решив, что им больше ничего не угрожает, индейцы на прибрежном островке устроили привал. За пленницами никто не присматривал. Куда они могут пойти в такой глуши? Ночью Анна разбудила миссис Нефф, обе женщины осторожно взяли у безмятежно спящих воинов томагавки и пошли вокруг костра, убивая по одному своих мучителей. Пощадили они только старуху скво и индейского мальчика. Но Анна не удовлетворилась этим актом возмездия. Взяв нож убитого воина, она подвергла мертвых индейцев их же собственному излюбленному ритуалу – сняла с них скальпы.
Несколько дней Анна Дустан и Мэри Нефф блуждали по лесам и смогли добраться до Хаверхилла. Героическая женщина мгновенно стала легендой Новой Англии. За ее скальпы власти заплатили крупную сумму – первый случай вознаграждения за такого рода трофей.
Одно время англичанам, казалось, что возможно добиться мира, рейды Чарча, а также капитанов Хатчисона и Марча, в разное время, но с равным неуспехом пытавшихся покончить с восстанием, склонили некоторых из вождей воинственного племени к переговорам. В августе 1693 года было подписано мирное соглашение, которое с английской стороны скрепил недавно назначенный новым губернатором Бостона сэр Уиллям Фипс. Но французы со своей стороны послали к абенакам своего агента, молодого морского офицера Клода-Себестьяна де Вийо. Прибыв на берега Кеннебека, он развил бурную активность, посещая села индейцев, щедро раздавая подарки и обещая военную помощь. В лице братьев-вождей Моксуса и Мадокавандо он нашел себе ярых последователей. Оба жаждали войны и предоставили в распоряжение Вийо своих воинов. В июле 1694 года Вийо скрытно привел армию абенаков, в которой насчитывалось до 300 человек, в Нью-Хэмпшир. Достичь внезапности было не трудно, колонию почти сплошь покрывали густые леса, и когда разведчики абенаков показались у окраин Дурхэма, городка, лежавшего на берегах реки Вустер-ривер, никто не поднял тревогу. Разведчики не проявили враждебности и горожане попросту их проигнорировали.
Вийо разделил своих дикарей на два отряда, один должен был атаковать дома на южном берегу, другой – на северном. 18 августа Дурхэм пережил черный день своей истории. В городе насчитывалось 12 больших укрепленных домов, способных укрыть все население, но паника была такова, что все они сдались без боя. Во всем городе нашелся только один человек, Томс Бикфорд, не потерявший присутствия духа. Его дом, с крепким забором, стоял на самом берегу реки. С первыми же выстрелами Бикфорд усадил свою семью в лодку и отправил по реке, а сам с мушкетом в руках, засел за забором. Вскоре дом окружили индейцы, но Бикфорд стрелял и перезаряжал так быстро, вел огонь каждый раз из другой бойницы, громко отдавал команды несуществующему гарнизону, что у нападавших сложилось впечатление, будто внутри засел целый отряд. Они оступились и пошли искать себе добычу полегче. Тем более, что обезумевшие от страха колонисты сами покорно подставляли головы под томагавки.
Вырезав около 100 жителей и уведя в плен более 30, абенаки сожгли город. Потерь среди них не было. Этот год стал пиком их военных успехов. Вождь Моксус, самый стойкий сторонник войны и самый энергичный из сагаморов, не удовлетворился разорением Дурхэма. Взяв часть своего войска, он направился в Массачусетс, разоряя на своем пути фермы, торговые посты и отдельные дома, убивая всякого, кто подворачивался на его пути. Он пересек реку Мериммак и 27 июля напал на Кротон, всего в 23 милях от крупнейшего города Новой Англии – Бостона. Затем Моксус распустил своих воинов на мелкие группы и они бесследно растворились в лесах, вернувшись домой, увешанные скальпами и овеянные славой.
Противостояние англичан с абенаками и их союзниками по крови продолжалось вплоть до завершения войны Короля Вильгельма

Паппараци наказал себя сам.



К началу лета 1994 года Кевин Картер (Kevin Carter, 1960-1994) был на вершине славы. Он только что получил Пулицеровскую премию, предложения работы от знаменитых журналов сыпались одно за другим. «Меня все поздравляют», — писал он родителям, — «Не могу дождаться встречи и показать вам свой трофей. Это — самое высшее признание моей работы, о котором я не смел и мечтать».

Кевин Картер получил Пулицеровскую премию за фотографию «Голод в Судане», снятую в начале весны 1993 года. В этот день Картер специально прилетел в Судан, снимать сцены голода в маленькой деревне. Устав от съемки умерших от голода людей он вышел из деревни в поросшее мелким кустарником поле и внезапно услышал тихий плач. Оглядевшись, он увидел лежащую на земле маленькую девочку, по всей видимости умирающую от голода. Он хотел сфотографировать ее, но внезапно в нескольких шагах приземлился гриф-стервятник. Очень осторожно, стараясь не спугнуть птицу, Кевин выбрал наилучшую позицию и сделал снимок. После этого он подождал еще минут двадцать, надеясь, что птица расправит крылья и предоставит ему возможность сделать кадр получше. Но проклятая птица не шевелилась и, в конце концов, он плюнул и отогнал ее. Тем временем девочка видимо набралась сил и пошла — точнее сказать поползла — дальше. А Кевин сел возле дерева и заплакал. Ему вдруг жутко захотелось обнять свою дочь...

-----------------------------

...но потом, давясь сочным гамбургером, он отошёл от дерева, чтобы вид умирающего ребёнка не портил аппетит и удобно расположившись в своём дорогом джипе подумал: "Well, а ведь этот кадр на Пулицеровскую тянет! Об одном только жалею, что птичка так крылья и не расправила за полчаса."

Но совесть нельзя заставить молчать ни гамбургером, ни Пулицеровской:

Через два месяца после получения премии Кевин Картер покончил жизнь самоубийством.



http://www.fraza.ua/news/15.12.08/61119.html?nextpage=7

А я как-то читал, что когда Кевина спросили отогнал ли он птицу, он ответил что нет. А девочка вроде как ползла на пункт раздачи пищи.

Ну и сученок этот Кевин!

блин, не то слово!!