|
"...В начале 1564 года две русские армии двинулись в Литву, но вместо новых побед войско князя Шуйского попало в засаду на реке Улле; воеводы погибли, ратники изрублены или разбежались. В этих местах нельзя было ждать литовцев, и было ясно, что кто-то известил врагов. Еще до битвы на Улле было несколько попыток отъезда бояр в Литву: бояре ненавидели царя за то, что он лишил их кормлений, обложил вотчины налогами и обременил службой — они были обязаны выставлять со своих земель воинов. С началом войны было перехвачено несколько посланий от Сигизмунда II боярам и воеводам: король предлагал деньги и поместья тем, кто изменит царю; четверо князей со своими дружинами ушли в Литву; некоторые из уличенных в переписке были сосланы, другие поклялись не отъезжать.
В числе изменников оказался друг детства Ивана Грозного князь Курбский, который, как выяснилось гораздо позже из литовских архивов, и выдал русскую армию. Когда на изменника пало подозрение, он бросил жену и сына, ночью с мешком денег спустился по веревке с крепостной стены — а затем безостановочно проскакал сто верст до границы. Курбский после побега написал Грозному «письмишко, слезами омоченное», напоминая о своих прежних ратных подвигах и жалуясь на «гоненья», которые царь обрушил на бояр по навету своих советников. У царя не было явных доказательств измены (ведь литовские документы были открыты много позже) — и Иван IV ответил обстоятельным посланием, пытаясь объясниться: «Всегда царям следует быть осмотрительным: иногда кроткими, иногда жестокими; добрым — милосердие и кротость, злым же — жестокость и муки… Если и есть за мной небольшой грех, то только из-за вашего же соблазна и измен; кроме того, и я человек: нет ведь человека без греха…» На упреки Курбского в том, что царь не советуется с боярами, Иван отвечал, что Русь — не Литва: «Там у них цари своими царствами не владеют, а как им укажут их подданные, так и управляют. Русские же самодержцы изначально сами владеют своим государством, а не их бояре и вельможи!» Боярам, писал Иван IV, вместо государственной власти потребно самовольство, а там, где царю не повинуются подданные, никогда не прекращаются междоусобные брани; если не казнить преступников, тогда все царства распадутся от беспорядка и междоусобных браней. Вполне справедливые соображения. Думается, что Иван IV не смог так сразу принять предательство одного из ближайших соратников — и воспринимал случившееся как чудовищную ошибку… Но пока Грозный наивно объяснял изменнику простые истины самодержавия — Курбский уже получил от короля поместья и во главе вражеских войск двигался к Полоцку.
В 1560 году умерла, (по общепризнанной версии — отравленная боярами) жена царя Анастасия Романова, которую, по всем историческим данным, он искренне любил.
Как пишет историк Альшиц Н. Д. в книге «Начало самодержавия в России»: «Ограничить власть самодержца стремились не только знать, но и дворянство, и верхи посада, и церковь. В объединении этих сил таилась большая и вполне реальная опасность для единовластия Грозного, противостоять которой самодержавие не могло без инструмента принуждения, возникшего в виде опричнины». По мнению историка, появление опричнины не зависело от произвола отдельной личности, поскольку она явилась «конкретно исторической формой объективного исторического процесса».
Проще говоря, ситуация складывалась однозначно: либо боярское своеволие должно быть сломлено, либо Россия начинает распадаться. И Грозный сделал решительный шаг: третьего декабря 1564 года царь покинул Москву «неведомо куда бяше» и, угрожая отречением от престола, предъявил ультиматум боярской думе.
«А генваря в 3 день прислал царь и великий князь из Слободы ко отцу своему и богомолцу к Офонасию митрополиту всеа Русии с Костянтином Дмитреевым сыном Поливанова с товарыщи да список, а в нем писаны измены боярские и воеводские и всяких приказных людей, которые они измены делали и убытки государьству его до его государьского возрасту после отца его блаженные памяти великого государя царя и великого князя Василия Ивановича всеа Русии. И царь и великий князь гнев свой положил на своих богомолцов, на архиепископов и епископов и на архимандритов и на игуменов, и на бояр своих и на дворецкого и конюшего и на околничих и на казначеев и на дьяков и на детей боярских и на всех приказных людей опалу свою положил в том, что после отца его… великого государя Василия… в его государьские несвершеные лета, бояре и все приказные люди его государьства людем многие убытки делали и казны его государьские тощили, а прибытков его казне государьской никоторой не прибавляли, также бояре его и воеводы земли государьские себе розоимали, и другом своим и племяни его государьские земли роздавали; и держачи за собою бояре и воеводы поместья и вотчины великие, а жалования государьские кормленые емлючи, и собрав себе великие богатства, и о государе и о его государьстве и о всем православном християнстве не хотя радети, и от недругов его от Крымского и от Литовского и от Немец не хотя крестиянства обороняти, наипаче же крестияном насилие чинити, и сами от службы учали удалятися, и за православных крестиян кровопролитие против безсермен и против Латын и Немец стояти не похотели; и в чем он, государь, бояр своих и всех приказных людей, также и служилых князей и детей боярских похочет которых в их винах понаказати и посмотрити; и архиепископы и епископы и архимандриты и игумены, сложася с бояры и з дворяны и з дьяки и со всеми приказными людми, почали по ним же государю царю и великому князю покрывати; и царь и государь и великий князь от великие жалости сердца, не хотя их многих изменных дел терпети, оставил свое государьство и поехал, где вселитися, идеже его, государя, Бог наставит». (Никоновская летопись)
Одновременно Грозный отправил вторую грамоту, четко отделяя зарвавшихся бояр от народа: «К гостем же и х купцом и ко всему православному крестиянству града Москвы царь и великий князь прислал грамоту с Костянтином Поливановым, а велел перед гостьми и перед всеми людми ту грамоту пронести дьяком Пугалу Михайлову да Овдрею Васильеву; а в грамоте своей к ним писал, чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никоторые нет».
Отъезд царя ошеломил столицу. Одно дело — требовать «родовых привилегий», другое — взять на себя ответственность за всю Россию. Да и народ, не любивший бояр, начинал волноваться… Духовенство, бояре, сановники — все вместе — просили митрополита умилостивить государя. Чтобы «ударить челом царю и плакаться», в Александрову слободу отправилась представительная делегация от духовенства, бояр, дворян, приказных людей, купцов и посадских. Выслушав посланцев, Иван Грозный согласился вернуться в Москву, но на определенных условиях. В самом общем виде они заключались в следующем: отныне царь будет по своему усмотрению «невозбранно казнить изменников опалою, смертию, лишением достояния», без всяких претензий со стороны духовенства.
2 февраля 1565г. Иван Васильевич торжественно въехал в столицу, а на другой день объявил духовенству, боярам и знатнейшим чиновникам об учреждении опричнины.
Для своей охраны государь создал из князей, бояр, дворян и детей боярских гвардию телохранителей.
Первоначально опричный корпус не превышал 1000 человек, но вскоре особое войско было доведено до 5000 человек. Отбор опричников производил сам Иван Васильевич в торжественной обстановке в Большой палате Кремлевского дворца. Каждый обязывался служить только царю. За все это государь жаловал всех отобранных имениями и землей в тех городах и волостях, откуда выселялись князья, бояре, дворяне и приказные люди, не пожелавшие вступить в опричнину.
Иван IV создал в стране стройную бюрократическую систему, поняв, что единовластный правитель не может лично управлять страной — попросту не хватит сил и времени, и при этом не может вполне доверять никому из приближенных (подозрительность царя, как мы уже видели, была не безпочвенной). Таким образом, царь управляет безличным государственным аппаратом, а аппарат правит страной. Царь может в любой момент исправить «неполадку» в аппарате, а бюрократия в народе. Опричнина стала таким негосударственным аппаратом личной власти царя. Царь отбирал в опричнину людей по одному критерию: абсолютная преданность, доказанная делом.
Опричники внушали страх своей черной одеждой и атрибутами власти у седла: собачьей головой и метлой, символизирующими желание выискивать и выметать врагов царя.
Очевидцы первых дней опричнины Таубе и Крузе отметили, что царские опричники форменным образом терроризировали обитателей княжеских гнезд. Опальных княжат хватали и увозили в ссылку, а членов их семей изгоняли из усадеб, и те должны были добираться в места поселения сами. Поскольку опальным запрещалось брать с собой что-либо из имущества, некоторые принуждены были кормиться в пути подаянием.
Однако по размаху эти репрессии никак не соответствовали военным приготовлениям опричнины. Сколь бы влиятельными ни были казненные люди, царь мог уничтожить их без разделения государства и учреждения опричной гвардии. Особая вооруженная сила понадобилась царю в тот момент, когда он замыслил осуществить широкую конфискацию княжеских земель.
Казанская ссылка нанесла сильнейший удар суздальской знати. Учреждение опричнины повлекло за собой крушение княжеского землевладения. Катастрофа была столь велика, что никакие последующие амнистии и частичный возврат родовых земель опальным князьям не могли ликвидировать ее последствий.
Запал первых дней, принеся нужные плоды, быстро утих. Бояре присмирели, и казни прекратились, власти объявили о прощении опальных. Так, по ходатайству руководителей земщины царь Иван вернул из ссылки удельного князя Михаила Воротынского и пожаловал ему старую «отчизну» с укрепленными городами, Одоевом и Новосилем. Грозный милостиво позволил значительной части опальных бояр вернуться в Москву.
Разумеется, это не означает, что все пошло по-старому. Так, в конце 1568 года Иван Грозный возглавил карательную экспедицию в Новгород. Многие знатные новгородцы были под стражей отправлены в Александрову слободу. 5 месяцев велось следствие, результаты которого стали известны летом 1570 года, и неожиданно в число обвиняемых по делу о новгородской измене попали многие из руководителей самих опричников. Жестокой казни подверглись фактически глава опричнины Алексей Данилович Басманов и его сын Федор, любимец царя. Тогда в течение нескольких дней было казнено свыше 100 человек.
Неподсудность опричников общегосударственным органам власти и суда сыграло свою роль — многие из них упивались властью и жестокостью…
Тем не менее, нельзя сказать, что опричнина состояла сплошь из палачей-садистов, которые были способны лишь на террор собственного народа. Имя Малюты Скуратова (Григория Лукьяновича Малюты Скуратова-Бельского) стало нарицательным — он ведал у Ивана Грозного сыском. Но мало кто, кроме историков, в курсе, как погиб Малюта. Уж очень не состыкуется геройская смерть с версией «палача-душегуба». В 1573 году, во время штурма крепости Витгенштейн в Ливонии, он одним из первых взобрался на крепостную стену и был сражен наповал. Опричники вполне геройски принимали участие в военных действиях, когда в этом была необходимость.
Тем не менее, опричнина показала, что в XVI в. среднее и мелкое дворянство еще не обладало ни моральным, ни политическим потенциалом, ни достаточным образованием и влиянием, чтобы оттеснить боярскую аристократию и занять ее место. К несчастью для России, боярское сословие уже не обладало этими качествами…
Главной ошибкой Грозного, пожалуй, является то, что ему необходимо было действовать против политического положения целого класса, а не против отдельных лиц. Однако, подозревая в потенциальной измене все боярство, он бросился на заподозренных, вылавливая их поодиночке, но оставил класс во главе земского управления. Опричники ставились не на место бояр, а против бояр. Таким образом, они исполняли роль карателей, а не правителей.
В итоге своей деятельности опричнина ликвидировала политическую раздробленность, но вызвала в стране обострение противоречий в другой плоскости, самим разделением на земщину и опричнину.
В 1572 году Иван IV отменил опричнину и даже запретил под страхом наказания кнутом упоминать это слово. Впрочем, опричнина с самого начала не рассматривалась Грозным как самоценность, о чем свидетельствует завещание царя, написанное во время болезни в Новгороде в 1572 году. «А что есьми учинил опричнину и то на воле детей моих Ивана и Федора, как им прибыльнее, пусть так и чинят, а образец им учинен готов».
Тем не менее, при всех своих недостатках опричнина выполнила свое предназначение – Русское государство стало самодержавным.
Как пример: в 1572 году, после пожара в Москве в мае 1571 года, орда пошла на Русь устанавливать новое иго — ханские мурзы уже делили между собой города и улусы. Русь была действительно обессилена двадцатилетней войной, голодом, чумой и страшным татарским нашествием 1571 года; Иван Грозный сумел собрать лишь 30-тысячную армию (по другим данным - 50-тысячную).
28 июля огромная орда переправилась через Оку и, отбросив русские полки, устремилась к Москве. Однако русская армия пошла следом, нападая на татарские арьергарды. Хан был вынужден повернуть назад, массы татар устремились на русский передовой полк, который обратился в бегство, заманивая врагов на укрепления, где располагались стрельцы и пушки, — это был «гуляй-город», подвижная крепость из деревянных щитов. Залпы русских пушек, стрелявших в упор, остановили татарскую конницу, она отхлынула, оставив на поле груды трупов, — но хан снова погнал своих воинов вперед. Почти неделю, с перерывами, чтобы убрать трупы, татары штурмовали «гуляй-город» у деревни Молоди; спешившиеся конники подступали под деревянные стены, раскачивали их, но, неся огромные потери, захватить «гуляй-город» так и не смогли.
2 августа, когда натиск татар ослаб, русские полки вышли из «гуляй-города» и ударили на обезсилевшего противника, орда обратилась в паническое бегство, татар преследовали и рубили до берегов Оки — еще никогда они не терпели такого кровавого поражения. Из 170 тысяч татарского войска (по другим данным - из 120 тысяч) вернулось лишь 20 тысяч, янычар же истребили практически поголовно. И такая победа была достигнута при том, что на момент начала боевых действий самый оптимистичный подсчет дает двухкратное преимущество крымской армии.
Битва при Молодях (в которой опричные войска сыграли весьма важную, если не решающую роль) была великой победой самодержавия: только централизованная власть могла собрать все силы в один кулак и отразить врага; легко представить, что было бы, если бы Русью правил не царь, а князья и бояре — повторились бы времена Батыя. Потерпев поражение, ордынцы 20 лет не осмеливались даже показываться на Оке; восстания казанских и астраханских татар были подавлены — Россия победила в войне за Поволжье. На Дону и Десне пограничные укрепления были отодвинуты на юг на 300 километров, в конце царствования Ивана Грозного были заложены Елец и Воронеж — началось освоение богатейших черноземных земель Дикого поля.
Кстати говоря, победа над татарами была достигнута в значительной мере благодаря пищалям и пушкам — оружию, которое привозили с Запада через прорубленное царем «окно в Европу». Этим окном был порт Нарва, и король Сигизмунд не раз просил английскую королеву Елизавету прекратить торговлю оружием, ибо «московский государь ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозят в Нарву»."
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
