|
Её имя — Бурова Мария Сергеевна. Она родилась 24 февраля 1922 года. Если бы не ушла из жизни в 2006-м, ныне отметила бы своё 90-летие. Мне посчастливилось встречаться и беседовать с ней у неё на квартире. Я не мог оторваться от её рассказов, а она спокойно отвечала на мои острые вопросы…
ДО ВОЙНЫ эта московская семья жила на улице 25 Октября в двухэтажном доме: здесь были и учреждения, и квартиры (во время войны дом сгорел от «зажигалок»). Отец работал дворником, Мария училась на курсах машинописи. А после окончания была взята на работу в аппарат ЦК ВКП(б). Она быстро печатала. И в 1942 году её перевели в Кремль: утвердили на постоянную работу в машинописное бюро особого сектора — аппарат Сталина.
Про эту канцелярию она рассказывала так: «Народу было немного, очень немного! Не то что сейчас. Наша часть — самая большая: всего семь машинисток».
Кабинет Сталина располагался на третьем этаже, здесь же — и машбюро. Машинистки, как и Сталин, до второго этажа поднимались по ступенькам, а со второго — на лифте.
— Какие условия работы были в ЦК, в Кремле во время войны?
— Уравниловки не было. В машбюро всё учитывалось: кто сколько страниц напечатал. Сначала мне установили оклад 250 рублей. А буквально через два месяца перевели на «сдельную» — стала получать 650 рублей, потом 1400… Когда же взяли в Кремль, установили оклад 750 рублей. Здесь уже «сдельщины» не было: сюда особо отбирали.
Во время войны мы работали сутки: с 10 часов 30 минут до 10 часов 30 минут следующего дня. Спали поочерёдно по два человека в бомбоубежище 2 часа (нас будили). Сутки отдыхали дома. Машинописное бюро не останавливалось в работе. Сталин приходил на работу к часу дня, а уходил в пять утра.
Да, у нас был ротатор, на котором по очереди все машинистки работали — размножали документы. В машбюро приходили Щербаков, Вышинский, Василевский, Штеменко, другие известные лица. Они тут же сдавали в печать рукопись и становились за спиной: я печатаю документ, а автор сразу же вычитывает. Из машинки берёт уже откорректированный материал и сразу несёт к Сталину…
* * *
Однажды я задал Марии Сергеевне наиболее интересовавший меня вопрос:
— Ваше мнение: пользовался ли Сталин авторитетом у москвичей?
— Ну конечно! Это… Вы сами знаете, когда он умер, что творилось в Москве! Не надо никаких комментариев…
Во-первых, подкупала его скромность. Это было общепризнанное мнение. Мы знали, например, о таком факте. Дочь Сталина, придя домой (она училась в 175-й школе на Дмитровке, это тоже все знали), похвалилась отцу, что получила отличную оценку, а директор школы пригласила её и Василия к себе в кабинет и угощала чаем и пирожками. На другой день раздался звонок в директорском кабинете: отметок прошу не завышать, к директору не приглашать и ничем не угощать.
Шла война, но наша подружка-машинистка училась в вечерней школе. Школа работала! И однажды Сталин заметил истощённость этой машинистки (кажется, Мельниковой) — тогда её первой отпустили в отпуск, а до этого сотрудникам отпуска в войну не предоставляли…
После смерти Сталина мы несколько дней жили на даче, готовили документ ЦК к юбилею Октября. Разве это дача вождя? В моей квартире лучше… Тогда ещё на даче Сталина всё сохранилось, как при его жизни. Но вот бы музей открыть для всеобщего обозрения! Стало бы кое-кому стыдно. И кабинет его в Кремле надо бы оставить. Исторический. Из него он руководил огромной войной, и под его руководством мы победили фашизм. Даже в самые трагические для Москвы дни он тот кабинет не покинул…
Помню, его обслуживала женщина лет сорока, скромная, не какая-либо красавица, каких сейчас держат в офисах, а простая русская женщина. Вид уборщицы… И питался Сталин скромно…
Что ещё надо сказать? Не было такого случая, чтобы Сталин не был на работе. И слухов таких не было. Не было и такого, чтобы он вместо работы в Кремле уезжал на дачу. Нет, он всегда был на работе! Всегда.
После экономической дискуссии 1951 года готовили «Экономические проблемы социализма в СССР». Печатали две машинистки, в том числе и я. Иосиф Виссарионович, как всегда, проницательно вычитывал готовящийся текст. Запомнился мне комический случай. Как-то возбуждённые учёные приехали на дачу от Сталина, и мы сели обедать. Я слышала, как они смеялись над его справедливым замечанием примерно такого содержания: «Вы злоупотребляете словом «появился»: появился рабовладельческий строй, появилась буржуазная формация… Появился… Появилась… Как в кукольном театре… Надо как-то по-другому…» Всем известно, что Сталин был необыкновенно начитан, отлично улавливал погрешности в текстах…
— Вы отпечатали в аппарате Сталина массу документов. Какой из них вам, может быть, особо запомнился?
— До сих пор в сердце сидит человеческий документ, который поступил ко мне: надо было напечатать на машинке солдатское письмо, адресованное Сталину. Я печатаю, а меня слёзы душат. Автор письма находился в плену вместе с сыном Сталина — Яковом Джугашвили. Он видел Якова во время прогулок, когда пленных выводили из бараков. Джугашвили сидел в «одиночке», и его сопровождал, специально одного, немецкий охранник. Но однажды Яков Джугашвили, проходя мимо автора письма и поравнявшись с ним, несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Я своему отцу не изменял! Я своему отцу не изменял! Я своему отцу не изменял!»
До сих пор звучат в моей голове эти слова…
* * *
Я вёл с ней беседы уже в постсоветское время и не мог не задать актуальный вопрос:
— Мария Сергеевна, что вы можете искренне сказать о нравственности и духовности народа в советской столице до войны, вообще при Сталине?
— При Сталине для хапуг не было почвы. У нас, например, один из сотрудников аппарата как-то не совсем порядочно приобрёл дачу. Его поведение рассматривали на партийном собрании. Знаете, как!.. И он, цэковский работник, немедленно отдал злополучную дачу под детский садик… А сейчас воруют как! Всё вокруг Москвы дворцами застроили. На какие деньги? А как Ельцин всё отделал в Кремле! Царские хоромы. Даже иностранцы удивляются. Сталин жил скромно!..
Вот говорят, людей загоняли на первомайские и другие демонстрации, на субботники. Это враньё чистейшей воды! Мы с удовольствием, с желанием шли и на праздники, и на субботники. Был коллектив, были радость, хорошее настроение. Милиции-то в Москве мало было, а дубинок и в помине не было. На улицах дышалось легко.
А отношение к людям? Мы в детстве знали дворового врача. Он делал обходы и прямо во дворе, если заставал детей здесь, справлялся о здоровье мальчишек и девчонок. Вот как было!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
