"(...) Папизм как учение имеет свою четкую внутреннюю логику, которой не смог избежать и патриарх Никон. Эта логика закономерно привела его к идее византийских папистов о патриархе как земном Наместнике Христа, и епископах – как образах апостолов, откуда он сделал вывод, что патриарх и епископы суть разные степени священства, до чего не договаривались ни Константинопольские патриархи, ни Римские папы.
Началось постепенное свертывание соборного начала в Церкви и установление в Ней патриаршего всевластья. Никон единолично, без соборного обсуждения, назначал, низлагал, запрещал и судил архиереев и архимандритов.
Следуя той же неумолимой логике папизма, Никон для укрепления верховной власти патриарха начал отстраивать свою собственную, параллельную Государственной и независимую от неё, структуру церковно-гражданского управления, создавая тем самым гибельное для страны двоевластие.
Никон настаивал на том, что жизнь Церкви не подлежит никакому надзору и контролю со стороны Царя, а патриарший чин не подлежит Царскому суду. В этом отношении Никон настолько увлекся, что фактически стал отрицать за Царем право судить своих подданных, если они принадлежат к Церковному клиру. “Откуда ты принял такое дерзновение, – писал он Царю, – сыскивать о нас и судить нас? Какие законы Божии Тебе велят обладать нами, рабами Божьими? Не довольно ли Тебе судить людей царствия мира сего?”
Утверждаемый патриархом Никоном параллелизм властей подрывал сам принцип Самодержавия, как единоличного и единоначального правления, и однозначно вел к разрушению симфонии и распаду Государства, повторяя в этом отношении судьбу всех папизмов.
Никон требовал для Церкви статуса государства в государстве, а для патриарха – власти неограниченной, самодержавной. При этом характерным было стремление Никона и сочувствовавших ему архиереев выйти из подчинения Царской Власти, но при этом сохранить за собой все полученные от неё мирские права, привилегии, и другие преимущества.
Патриарх Никон в истории Русской Церкви занимает исключительное положение. Именно ему принадлежит авторство Русского варианта папистской доктрины, которая, не подвергаясь существенному пересмотру, с тех пор завладела умами и сердцами наиболее честолюбивых Русских архиереев вплоть до революции 1917 года и после.
Все последователи ереси папизма в России неизменно вдохновлялись идеями Никона и свои теоретические построения, так или иначе, выводили из доктрины Никона, развивая её в частностях, но ничего не меняя в её основах. Наиболее емко основные положения этой доктрины в области Церковно-государственных отношений можно сформулировать следующим образом:
1) Церковь есть установление Божественное, вечное и святое, а Государство – установление человеческое, временное и греховное. Обращение Императора Константина Великого в христианство ничего в природе Государства не изменило. Христианская Империя остается тем же царством мира сего, как и не христианская, а христианский Царь по отношению к Церкви является всего лишь светской властью.
2) Если Царство признает себя христианским, то оно обязано предоставить Церковной иерархии самые широкие права и материальную основу для полной самостоятельности. Церковная иерархия должна иметь статус экстерриториальности ( исключительности ), и за ее деятельностью не может быть никакого контроля и надзора со стороны Государственной власти. Как лицо светское Царь не имеет право вмешиваться в дела Церкви.
3) В делах государственных Цари, как верные сыны Церкви, должны следовать тому, чему учит Церковь. Голосом же последней является патриарх и вообще иерархия. Царь есть мирянин, и как всякий мирянин, желающий спастись, Он должен во всем, не исключая и дел государственных, оказывать послушание иерархам, которым сам Господь дал Божественное право “вязать и решать”.
Для умиротворения поднятой патриархом Никоном смуты Святой Благоверный Царь Алексей Михайлович вынужден был созвать специальный Собор и пригласить на него восточных патриархов, поскольку Патриарх Никон власти Русских архиереев над собой не признавал, а считал, что судить его может только Вселенский Собор.
Благочестивейший Государь, справедливо полагая, что у Него не может быть подданных, Ему не подвластных, и что в Самодержавном Государстве не может и не должно быть двух начал, попросил Собор сформулировать основные принципы симфонии, которые бы обеспечили гармоничное существование Церкви и Государства и устранили в будущем возможность конфликтов, подобных никоновскому.
Однако вопреки ожиданиям Царя Собор, осудив самого Никона и его претензии на главенство в Государстве, фактически взял под защиту порочную никоновскую идею о двух параллельных и равноправных властях в Государстве: Царской и патриаршей. “Да будет признано, что Царь имеет преимущество в делах Государственных, а патриарх—Церковных”, —решил Собор.
Папистские идеи патриарха Никона явились для Русских архиереев чрезвычайным соблазном, а Богословского противоядия латинской отраве, подаваемой в православной оболочке, на тот момент ещё не было. Незнание типичных для симфонии искушений и Богословское невежество большинства Русских иерархов не позволили им разглядеть огромную опасность, таящуюся в Никоновских идеях.
Русский епископат встал на защиту “заветов” патриарха Никона и гордился его “завоеваниями”, в ослеплении не видя, что эти “заветы” не несут ничего кроме разрушения Церковно-государственного единства и в будущем обязательно должны вызвать ответную реакцию со стороны Государства.
Принятая соборная формула имела самые губительные последствия. Выработанное веками традиционное понимание симфонии как неслиянного и нераздельного единства Церкви и Царства в одном Церковно-государственном организме, возглавляемом Царем—Помазанником Божиим, она подменила идеей двух независимых начал—церковного и “светского”, которые ради общего блага должны заключить между собой союз с разграничением сфер влияния каждого начала.
Византийская идея Вселенского единства Царства и Церкви уступала место западной концепции разделения на государственную и церковную организации со своими полномочиями и компетенциями. Этой чисто западной идее союза двух организаций для полноты не хватало лишь её юридического оформления в виде договоров и соглашений, в которых бы четко были расписаны права каждой из сторон и их взаимные обязательства друг перед другом.
Лишь по причине того, что в России в то время юридическая наука и Государственное право были совершенно не развиты, собор и не смог указать никаких четких правовых формул для такого союза, ограничившись самой общей и двусмысленной фразой о преимуществе одной из сторон в делах Церковных, а другой – в делах Государственных, которую можно было толковать как угодно.
В отдаленной перспективе плоды ошибочного соборного решения должны были быть катастрофическими. Вслед за разделением компетенций Царской и Церковной властей неизбежно должно было рано или поздно последовать и взаимное отделение целей Государства от целей Церкви.
Завершиться этот процесс должен был, как и на Западе, полным крушением симфонии, отделением Церкви от Царства с превращением первой в “религиозную организацию”, а второго – в светское государство, исповедующее принцип “свободы совести”.
Преемники патриарха Никона патриархи Иоаким (1674-1690) и Андриан (1690-1700) совершенно не чувствовали грядущей опасности, напротив, с усердием продолжали дело Никона, не переставая повторять речи о превосходстве власти священства над властью Царства.
Патриарх Иоаким всю свою энергию направил на выполнение намеченной Никоном программы создания “государства в государстве” со своей независимой администрацией, своим законодательством, чиновниками, судом, финансами, земельным фондом, крепостными крестьянами и налогообложением. До “идеала”, осуществленного на Западе Римскими папами, не хватало только своей монеты, своего войска и своих послов в заграничных странах. При этом в полном противоречии с основополагающими принципами симфонии, но зато в полном соответствии с новым принципом “разделения властей”, деятельность патриарха Иоакима протекала не в русле сотрудничества с Царской Властью, а в русле противоборства с нею, в постоянной борьбе с Царской администрацией за “права Церкви”.
Патриарх Андриан продолжал по примеру своих предшественников проповедовать папистскую формулу взаимоотношений Церкви и Царства. В своем “Увещании к пастве”, написанном вскоре после вступления на патриарший престол, он слово в слово повторяет латинскую теорию “Двух мечей” с господством меча Церковного над мечом светским. “Два начальства устроил Бог на земле, священство, глаголю, и царство”, – пишет Андриан, – “Царство власть имать точию на земли, … священство же власть имать и на земли и на Небеси”. Не Царь, а патриарх есть глава всей Христианской Вселенной. Патриарх есть образ Христов, а все православные суть его духовные сыновья и послушники: Цари, князи, вельможи, воины, “всякий возраст и чин правоверных”. А потому, “слушаяй бо меня, Христа слушает, а отметаяйся меня и не приемляй глагол моих, рекше Христа Бога отмещет и не слушает, яко сам Христос рече”.
Таким образом, к тому моменту как Царь Петр Алексеевич стал в 1696 г. единоличным правителем Русского Государства, Церковно-государственные отношения находились в состоянии, близком к катастрофическому. Идея папизма не только прочно овладела умами и сердцами большинства Русских архиереев, но и начала активно воплощаться ими в жизнь, подтачивая здание симфонии изнутри и грозя обрушить его в самом ближайшем будущем. Положение осложнялось ещё и тем, что сами проводники папистских идей не осознавали ее разрушительной силы, а были уверены, что творят благое и святое дело защиты и укрепления Церкви Христовой.
Ни одно из Государственных мероприятий Императора Петра I не подвергалось такому невежественному истолкованию и злонамеренному оболганию, как подготовленная и проведенная Им реформа высшего Церковного управления. Глубоко и всесторонне продуманная, Богословски обоснованная, благодетельная как для Государства, так и для Церкви, и сумевшая отсрочить назревавшее крушение симфонии на целых два столетия реформа была усилиями сторонников папизма и церковных историков либерально-масонского образа мыслей представлена как нечестивое деяние, торжество идей цезарепапизма, дикий антиканонический произвол и порабощение Церкви Государством.
Для объяснения проведенной Императором реформы историки и публицисты этого лагеря строили самые фантастические и нелепые схемы вплоть до обвинений Петра I в тайной симпатии к лютеранству и желании устроить в России светское, нехристианское государство западного типа. В биографии Императора тщательно выискивались факты Его непристойного поведения, не церковности, неуважения к Русской старине, симпатии Его к западным формам жизни, и в совокупности этих разрозненных фактов пытались отыскать причины, побудившие Царя на реформу, сводя в конечном итоге всё к личности самого Петра.
Но нет ничего более абсурдного, чем объяснять личными причинами действия человека, который Сам о Себе сказал: “А о Петре ведайте, что жизнь Ему не дорога, лишь бы жила Россия, благочестие, слава и благосостояние Её”.
В действительности всё, что Император Петр позаимствовал с Запада, это идею о том, что Государство может иметь свою собственную, самостоятельную цель в процессе обустройства земной жизни своих подданных.
Если до Петра I господствовало убеждение, что высшей и единственной целью Государства может быть лишь служение Богу, то Государь впервые допустил возможность для Государства преследовать и свою особую цель—достижения общего блага в земной жизни.
При этом, если на Западе идея общего блага полностью вытеснила из Государственной жизни идею служения Богу, и Государство там действительно стало светским, то в России идея общего блага и общей пользы была выдвинута Императором Петром не взамен, а в дополнение к основной идее служения Богу, от которой Петр Великий никогда и не мыслил отрекаться. Русское Государство и после Императора Петра оставалось Государством Теократическим, а не светским.
Царь Петр I воистину по праву принял звание Императора, ибо Он, как никто другой из Его современников, понимал древне-византийскую идею Империи с её принципом неразрывной связи Церкви и Царства, когда не только мощь и благоденствие Царства зависят от благоустроения и силы Церкви, но и расцвет самой Церкви возможен только в едином сильном Самодержавном Государстве, могущим оградить Церковь от всех угроз как извне, так и изнутри. Этого никак не хотело понять большинство Русских иерархов, мыслящих узко, смотрящих на Церковь как на изолированный организм (если не как на свою вотчину), которая Государству ничем не обязана, напротив последнее всем обязано Церкви.
Такие личности как Святитель Митрофаний Воронежский, Святитель Феофан Прокопович, которые решительно поддерживали преобразования Благочестивейшего Государя Петра Великого, понимая их насущную необходимость, составляли скорее исключение, чем правило.
Таким образом, в самом начале своего единоличного Царствования Государь Петр Алексеевич столкнулся в области Церковно-государственных отношений с двумя фундаментальными трудностями, которые он обязан был разрешить, если не желал погибели Русского Государства и Русской Церкви:
а) нежеланием подавляющего большинства Русских иерархов понимать значение Государства для Церкви и необходимости для Церкви Государственного служения и
б) повальным их увлечением папистским вариантом симфонии, при полной неспособности уразуметь гибельные последствия папизма.
Для решения этих проблем Петру I понадобилось ровно два десятилетия. Столько времени у Него ушло на всестороннее обдумывание способов и путей осуществления на Русской почве древне-византийской идеи Христианской Империи, в которой интересы Церкви и Государства не только могут, но и должны сливаться друг с другом.
По замыслу Императора Русская Церковь и Русское Государство должны по примеру Византии составить единый Церковно-государственный организм, в котором нет чисто Церковных и чисто Государственных задач, а есть общие программы и задачи, для решения которых Государство служит Церкви, а Церковь—Государству.
Фигура Императора—Помазанника Божия приобретала в этом организме, как и в Византии, центральное и самодовлеющее значение, ибо только в Его лице удавалось соединить, казалось бы, несоединимое—Небо и землю, Вечное и временное, Крест и меч, Церковь и Государство.
Государь был убежден, что укрепляя Свою монархическую власть, он служит не только Государству, но и самой Церкви, благоденствие которой напрямую связано с прочностью Государственного порядка. Только Христианская Государственная Власть Самодержавного Монарха в состоянии сохранить и обеспечить свободу и процветание Церкви, и потому долг Церкви всемерно поддерживать и укреплять эту Власть, служить Государю не за страх, а за совесть.
В этом своем убеждении и Имперском Духе Царь Петр следовал гораздо более древней традиции, чем традиция московской старины, за которую стояли Русские архиереи и старообрядческие раскольники. Их узконациональному пониманию Третьего Рима как наследника Правой Веры и Хранителя святоотеческого благочестия Святой Благоверный Государь противопоставил более глубокое понимание призвания Русского Царства—быть преемником Римской Христианской Империи, призванной осуществить Вселенскую миссию Православия. Идея Православного Императора как Удерживающего мировую апостасию являлась прямым следствием такого понимания идеи Третьего Рима.
К этой своей Вселенской задаче Россия смогла приступить лишь с конца XVIII столетия, так как в первые десятилетия XVIII века все усилия Петра I и Его Преемников были направлены главным образом на решение внутренних задач—сравняться в практическом плане с европейской цивилизацией, но само переосмысление Государственной идеологии с национальной на Вселенскую приходится именно на Царствование Императора Петра I.
Воспринявший принципы Византийской Теократической традиции Император Петр I не мог рассматривать эпоху патриарха Никона, шедшую в разрез с этой традицией, ни как положительную, ни тем более как идеальную.
В своей борьбе с папистской угрозой, нависшей как над Церковью, так и над Государством, Петр I следовал традиции Византийских Императоров, которые при обнаружении папистских поползновений у Константинопольских патриархов просто на время упраздняли патриаршество и оставляли патриаршую кафедру вдовствующей, пока не находили кандидатов в патриархи, единомышленных Императору.
Продержав 20 лет патриаршую кафедру вдовствующей и не обнаружив среди Русских иерархов ни одного архиерея, способного понять глубину и размах проблем, вставших перед Русским Государством и Русской Церковью, Петр I решился на кардинальную меру и упразднил в Русской Церкви патриаршество вообще. В этом отношении он довёл практику Византийских Императоров до логического конца, выкорчевав самый корень папистских настроений Церковной иерархии. Однако никакого понимания необходимости такой меры Император Петр I со стороны Русского духовенства не встречал, напротив, оно защищало церковно-государственное двоевластие, считая его не гибельным, а спасительным и богоугодным.
В виду такого положения дел Петру I не оставалось ничего иного, как только, не касаясь принципиальных основ Церковного устройства, уничтожить оказавшееся опасным для Государства и Церкви патриаршее правление и заменить его соборным, обязав каждого члена учреждаемого собора верноподданнической присягой. Это было не нападение на Церковь со стороны Государства, как об этом потом писали сторонники ереси папизма, а самозащита Государства, предпринятая не против Церкви, а против разрушителей Империи, прикрывавших свои далеко не благовидные цели именем и благом Церкви.
Он не только лично не мыслил Свою Власть не Православной, но и впервые на Руси законодательно закрепил положение, что обладающий Царским Престолом Император не может исповедовать никакой другой Веры, кроме Православной, и Его обязанность – быть Верховным Защитником и Хранителем догматов Православия, блюстителем правоверия и всякого благочиния в Святой Церкви.
Петр Алексеевич лично не был против самого патриаршества в правильном его понимании. Государь хотел избрать патриархом Святителя Митрофания Воронежского, но тот преставился. Царь пробыл у него до самой его кончины и Своими руками затворя ему очи и дав повеление заготовить всё к приличному его погребению,вышел весь в слезах. Вскоре, Он лично нес гроб с телом усопшего верного Своего архипастыря.
(...)".
http://zargradet.ru/?page_id=1344