А я вот не работаю поэтом, но признанный поэт и вовсе не фальшивопишущий.

Я в надежде, что лень будет искать.

Алексий, это, конечно, к Вам не относится)

Ладно, вроде больше никого не заинтересовало.
http://grachev62.narod.ru/stalin/t17/t17_001.htm
В целом не плохие стихи у грузинского поэта.

Вот вспомнилась еще пара стихов:


Эти бедные селенья,
Эта скудная природа -
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!

Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.

Ф. И. Тютчев

Родине

Они глумятся над тобою,
Они, о родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом черных хат...

Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей -
Усталой, робкой и печальной
Средь городских его друзей,

Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик берегла.

И. А. Бунин

Да, был такой поэт грузинский. Поссорился ещё с художником Гитлером. Говорят, сильная ссора была.

рабу молвы не оценить стиха...

Москва… Москва!..
Уж больше в этом звуке
Ничто не возвышает, не зовет.
За твой позор, за боль твою и муки
Провинция тебе не присягнёт.
Москва, Москва!
Откуда эти соки?
Россия стонет. Где твой ум и честь?
Но не Россия выбирает сроки.
Но ты летишь в палату номер шесть.
Тебя, как символ клятвы, сохраняла.
Как золотое сердце на крови.
Провинция питала и спасала,
Не отличала муки от любви.
Москва, Москва!
Как непонятно, странно –
Была святыней, стала миражом.
И жуткая, как дикторша с экрана,
Вещаешь на наречии чужом.
Опомнись же!
Прощая не однажды
Во имя Бога лживую тебя,
Настанет час, и голос твой продажный
Провинция отторгнет от себя.
(Татьяна Бычковская



Ни вздохнуть, ни просветлиться,
на Москву – тяжелый взгляд,
словно враг засел в столице
и ничтожит все подряд…
Но страшней, чем пораженье,
Хуже хаоса в стране –
Злое, тихое вторженье
В душу русскую извне.
Постепенно, год от года
Всё подлее и сильней
заражение народа
грязью новых смутных дней.
(Николай Мельников, г.Москва)


За что, Москва, Господь тебя хранит?!
Самодовольную, прожорливую тушу,
С усердьем множа мрамор и гранит,
Ты, наслаждаясь, давишь наши души.
Все дворники твои ушли в запой,
А мусор с куч растаскивает ветер.
Все правильно: с раздавленной душой,
Наверное, хреново жить на свете.
А может, нынче, бряцая костьми,
Тебя хранит совсем иная сила?..
Ведь ты сейчас, как братская могила,
Завалена случайными людьми…
…А там идут в раскраске боевой
И с воображением воздушным
Со школьной парты прямиком в «Плейбой»,
Да, да, тобой раздавленные души.
Не знаю – Богом, сонмищем чертей,
Но кем-то послана ты нам для испытаний
Ареной человеческих страстей,
Ареной человеческих страданий.
(Татьяна Бычковская)

Хорошее стихотворение Наума Коржавина:

Горожане в древнем городе Содом
Были заняты развратом и трудом.
Рос разврат и утончался... И всегда
С ним росла производительность труда.
И следил все время строго их Сенат,
Чтоб трудом был обеспечен их разврат.

Телевидение в городе Содом
Просвещение вносило в каждый дом.
Дух прогресса всех учило постигать,
Наслаждаться, но расплаты избегать.
Пусть кто хочет превращает в матерей
Их одиннадцатилетних дочерей.

Что пугаться? — были б в деле хороши!
В том и жизнь. И нет ни Бога, ни души.
Наслаждайся!.. А к вакханкам охладел,
Есть в запасе свежесть юношеских тел.
Что там грех — забвенье смысла и лица
Перед скукой неизбежного конца?

Все ли думали так в городе Содом?
Может быть. Да кто расскажет нам о том?
Остальные ведь молчали — вот напасть! —
В ретрограды было стыдно им попасть...
И от тех, кто прямо чтил не Дух, а плоть,
Их потом не отделял уже Господь.

Чем все кончилось — известно без меня.
Что вникать в природу Божьего огня.
Все сгорели в древнем городе Содом,
А при жизни размышляли не о том,
Не о том, за что сожгут, на что пенять.
Лишь — куда себя девать и чем занять.

Чёрный день 10 февраля, 175-летие со дня гибели «невольника чести», величайшего гения России Пушкина.

Одна из главных святынь культуры Северной столицы – Мойка, 12, последний адрес поэта. Музей-квартира Пушкина ведёт большую просветительскую работу, ежегодно проводит памятные мероприятия. Не стало исключением и 10 февраля 2012 года.

Сначала днём было богослужение в церкви Нерукотворного Спаса на Конюшенной площади, где в зимний день 1837 года отпевали «солнце русской поэзии». Во дворе музея на Мойке, 12, у памятника поэту, состоялось собрание, которое провёл директор Всероссийского музея А.С. Пушкина Сергей Некрасов. Затем выступал директор Института русской литературы (более известного как Пушкинский Дом) Всеволод Багно.

В 14.45, когда остановилось сердце поэта, – минута молчания.

После неё звучала музыка в исполнении Детского хора телевидения и радио Санкт-Петербурга под управлением Станислава Грибкова, стихи, которые читали Светлана Крючкова, Леонид Мозговой и Алексей Емельянов, выступали писатель, президент петербургского отделения Русского ПЕН-клуба Валерий Попов, праправнук поэта из Бельгии Александр Пушкин, зав. Музеем-квартирой Пушкина Галина Седова. Хор Тихвинского Богородичного Успенского мужского монастыря «Светилен» устроил общедоступный концерт в музее-квартире, посвящённый памяти поэта. Всем желающим была предложена автобусная экскурсия «Пушкин в Петербурге» с посещением места дуэли на Чёрной речке.

День памяти завершил литературно-музыкальный вечер, посвящённый 175-летию со дня гибели Пушкина «Свободы сеятель пустынный».

И. С. Тургенев

Природа

Мне снилось, что я вошел в огромную подземную храмину с высокими сводами. Ее всю наполнял какой-то тоже подземный, ровный свет.

По самой середине храмины сидела величавая женщина в волнистой одежде зеленого цвета. Склонив голову на руку, она казалась погруженной в глубокую думу.

Я тотчас понял, что эта женщина — сама Природа, — и мгновенным холодом внедрился в мою душу благоговейный страх.

Я приблизился к сидящей женщине — и, отдав почтительный поклон:

— О наша общая мать! — воскликнул я. — О чем твоя дума? Не о будущих ли судьбах человечества размышляешь ты? Не о том ли, как ему дойти до возможного совершенства и счастья?

Женщина медленно обратила на меня свои темные, грозные глаза. Губы ее шевельнулись — и раздался зычный голос, подобный лязгу железа.

— Я думаю о том, как бы придать бо́льшую силу мышцам ног блохи, чтобы ей удобнее было спасаться от врагов своих. Равновесие нападения и отпора нарушено… Надо его восстановить.

— Как? — пролепетал я в ответ. — Ты вот о чем думаешь? Но разве мы, люди, не любимые твои дети?

Женщина чуть-чуть наморщила брови:

— Все твари мои дети, — промолвила она, — и я одинаково о них забочусь — и одинаково их истребляю.

— Но добро… разум… справедливость… — пролепетал я снова.

— Это человеческие слова, — раздался железный голос. — Я не ведаю ни добра, ни зла… Разум мне не закон — и что такое справедливость? Я тебе дала жизнь — я ее отниму и дам другим, червям или людям… мне всё равно… А ты пока защищайся — и не мешай мне!

Я хотел было возражать… но земля кругом глухо застонала и дрогнула — и я проснулся.


Август, 1879 г.

Семен Надсон

Нет, я больше не верую в ваш идеал


Нет, я больше не верую в ваш идеал,

И вперед я гляжу равнодушно:

Если б мир ваших грез и настал,-

Мне б в нем было мучительно душно:

Столько праведной крови погибших бойцов,

Столько светлых созданий искусства,

Столько подвигов мысли, и мук, и трудов,-

И итог этих трудных, рабочих веков -

Пир животного, сытого чувства!

Жалкий, пошлый итог! Каждый честный боец

Не отдаст за него свой терновый венец…

1883

Валерий Черкесов
К дискуссии о хазарах
Александру Проханову
Какое дело мне до прошлого,
простите, до хазар каких-то
и прочих, пришлых и непришлых
народностях и племенах,
когда в сегодняшнем раю
язык мы русский забываем,
так говорим, как будто дьявол
его с дерьмом перемешал
словесным, в то же время споря:
хазары – наши иль не наши?
Едва ль от этого картавость
исчезнет у телеведуших.

***

Какие-то у Вас неказистые стихи. Появится возможность, выложу моего любимого, почетного автора и долгожителя - Джамбула Джабаева, и Вы поймете толк в поєзии

Кочуй по джайляу, лети по аулам,
Степная гортанная песня Джамбула,
О верном и преданном сталинском друге,
Враги пред которым трепещут в испуге.

Любви своей к родине он не изменит.
Как лучшего сына, страна его ценит.
Он снится шпионам, злодеям заклятым,
Всегда обнаженным разящий булатом

Нас солнечный Сталин повел за собою,
И родина стала страною героев,
Каких не рождалось в замученных странах
При белом царе, при султанах и ханах.

Геройство повсюду: в пшеничном просторе,
В лазури небес, на лазоревом море,
И там, где тревожные реют зарницы,
На синих, далеких советских границах.

Я славлю героя, кто видит и слышит,
Как враг, в темноте, подползая к нам, дышит.
Я славлю отвагу и силу героя,
Кто бьётся с врагами железной рукою.

Я славлю батыра Ежова, который,
Разрыв, уничтожил змеиные норы,
Кто встал, недобитым врагам угрожая,
На страже страны и её урожая.

Будь орденом Ленина вечно украшен,
Наш зоркий хранитель заводов и пашен.
И пусть моя песня разносит по миру
Всесветную славу родному батыру.