Про учение Мордыхая втирай на своих израильских форумах, морда жидовская, наши старики гибли за твою пархатую задницу, чтобы ты, скотина, отъедал ее, оскверняя память достойнейших русских людей. Ты же по натуре и есть комиссар, отребье революционное, признающее идеалы февральской революции.

... В 1914 году, наконец, тем, кому нужно было погубить Россию, мировому масонству, удалось втравить ее в войну. И стали гибнуть лучшие люди. И, когда они погибли, подняла голову та, пьяная, паршивая Русь, все отрицающая, над всем смеющаяся, и сорвала в несколько часов остатки красоты былой Руси, Руси царской, Руси императорской... И стала советская республика.

Неберт за неё и воевали ваши гниды?

Аплодирую стоя!
Вообще этого вы....ка жидовского давно пора в карцер посадить.

деды не воевали за твоих жидов,

наши старики гибли за твою пархатую задницу

Настало время узнать правду и воздать по заслугам. В ту далёкую пору, когда власть в стране захватили лихие мальчиши-кибальчиши, жил да был Мальчиш-Плохиш. Жил он со своим дедом-кулаком да отцом-простаком. Жили – не тужили. Себя кормили, соседей кормили, комиссаров городских кормили. Маленький кацо знаешь? – и его кормили. Гоп! Гоп! Хорошо! Дед работает – сено косит, отец работает – стога набрасывает, а Плохиш, знай себе, изюм из белых булок выковыривает.

Но вот – дело к вечеру – вышел Плохиш из дома корову в хлев загнать да ворота затворить, и почудилось ему, что пахнет ветер не цветами садов, не мёдом с лугов, а пахнет ветер жареным. Только спать легли – вдруг стук в окно. Стоит всадник – конь вороной, сабля острая, сердце горячее, руки чистые, а голова холодная – и по всему видать, ни за что ему не мучительно, не больно. «Эй, - кричит, - козлятушки-ребятушки, отворитеся-отопритеся. Губчека пришла, приговор принесла». Сказал эти тревожные слова и давай палить во все стороны. Хотел дед-кулак винтовку взять, да такой он старый, что не поднимет, хотел саблю нацепить – нацепил, да не туда, только все уши в кровь изрезал. Хотел, на образа перекрестясь, просто так выйти, по башке настучать, да на иконе слезу горючую увидал - и махнул на всё рукой. Сел дед на двадцать лет, а ему, старому, больше и не надо.

Остался Мальчиш-Плохиш со своим отцом-простаком жить-поживать. Гоп, гоп! Отец работает – сено косит. Плохиш работает – в сено с разбега прыгает. Но вот однажды ночью стук в окно. Выглянул Плохиш и видит: стоит перед домом черный воронок, а рядом черный человек прохаживается да на окна заглядывается. Тот, да не тот - нос орлиный, фуражка с синим околышком, на груди звёзд не считано - говорит тихо, аж мороз по коже: «Вот вы тут хлебушек кушаете? Это харашо. А с собой насушили?» Делать нечего, собрался отец-простак, подозвал Плохиша и говорит: «Прощай, сынок. Щи в котле, каравай на столе. На дворе трава – на траве дрова. Эне бене раба – квинтер финтер жаба». За те последние отцовские слова ему приговор как японскому шпиону дали. До Магадана он его донёс, там с этим приговором и сгинул.

Хотел Плохиш караваем слёзы заесть, а того уж и след простыл: конфисковали, значит. Тогда он бабкино золотое колечко из заветного узелка достал да в Торгсин свёз, на вырученный пятиалтынный себе нового богатства купил: три корочки хлеба, сыру с плесенью да кулёк леденцов. Как поел он тех леденцов, так и забыл дорогу домой. В кочегарке жить стал.

Шли годы. Вылез как-то после отопительного сезона Плохиш из теплотрассы, вдруг, откуда ни возьмись, вырос перед ним человек в знакомой шинели: тот, да не тот. Коня нет - пропал конь; сабли нет – пропала сабля. Папахи нет, мыла нет, сахара нет, картошка гнилая – и та по талонам. Жрать нечего. У Плохиша от изумления даже сыр изо рта выпал. А всадник и говорит: «Товарищ! Я не ел семьдесят лет. Помогите, чем можете?» Делать нечего. Достал Плохиш масло, намазал фигу и протянул всаднику: «Вот всё, что у меня осталось!» Облизал всадник дулю и, вдруг, прям на глазах троиться стал. Подхватили три дюжих молодца Плохиша под белы ягодицы и кинули в подвалы губернского ЧК. Стали его бить-пытать. Первый бил-бил, не разбил. Второй бил-бил, не разбил. А третий схватил за шиворот и приволок к Главному Кибальчишу. «Ничего не сказал нам проклятый Плохиш!» «А вы бы ему тряпку изо рта вынули, может, и скажет чего!» - сообразил Главный. Вынули.

И плюнул Плохиш в толстую трусливую морду Кибальчиша. И Кибальчиш плюнул в худое мужественное лицо Плохиша. И так плевались они три дня и три ночи. И стали оба такими склизкими и противными, что все люди отвернулись от них. Отвернулись, а там за их спиной Тот-который-падал-в-реку-с-моста на танк железный влез и оттуда страшные да непонятные слова кричит: «Теперь я у вас гарант буду!» Растерялся народ. И тут в стране такое началось, про что надобно в другой сказке рассказывать...