Вместо реальных ценностей мы получаем «воздух»

Безбрежная эмиссия ведущих мировых валют не может оставить Россию в стороне. Нарастающий объём деривативов, с которым связывали причины глобального финансового кризиса, вновь начал расти, достигнув квадриллиона (миллиона триллионов) долларов, на порядок превысив объём мировой денежной массы. О том, к каким последствиям может привести российскую экономику очередной вал иностранных спекуляций, на юбилейной ХХ сессии Совета по внешней и оборонной политике (СВОП), поделился известный отечественный учёный, советник президента РФ, академик РАН Сергей Юрьевич ГЛАЗЬЕВ.

Маргиналы от экономики

Мы живём в условиях открытой экономики, подчиняющейся нормам либеральной глобализации. В этой ситуации развитие любой страны определяется сочетанием внутренних и внешних источников предложения денег. Наша экономика в этом смысле оказалась за последние два десятилетия в зависимом положении. Мы эмитировали деньги под предложение иностранной валюты, под прирост валютных резервов. Иными словами, в развитии нашей экономики ключевую роль играют внешние источники. Будь то спрос на наше сырьё или предложение иностранного капитала.

Следствием такой внешней зависимости стали очевидные для всех проблемы нашего экономического состояния. И прежде всего — сырьевая специализация. Известно, что экономика развивается в тех направлениях, откуда приходит спрос. Если спрос идёт со стороны тех, у кого есть иностранная валюта и кто заинтересован в покупке российского сырья, это неминуемо ведёт к гипертрофии сырьевого комплекса, который доминирует в нашей экономике.

Вторым следствием является доминирование иностранного капитала на фондовом рынке. В течение длительного времени большинство операций на нём совершаются в пользу иностранных субъектов.

Третьим и вполне закономерным следствием является офшоризация экономики. Если основные источники денежного предложения находятся за границей, то ответственный капитал, приспосабливаясь, уходит в офшорные зоны. Оттуда легче работать с мировым рынком капитала.

И последнее следствие, логично подытоживающее предыдущие, это утрата внутренних источников развития.

Примечательно, что в острой фазе финансового кризиса все эти слабые места российской экономики обнажились. Мы докатились до рекордного падения фондового рынка — в три раза. У нас почти рекордное падение ВВП. Также — рекордное падение промышленности и, прежде всего, машиностроения. Только Украина и прибалтийские страны выглядели хуже в острой фазе финансового кризиса. В этом проявилась слабость российской денежной системы, которая длительное время генерировала деньги под приток иностранной валюты в обмен на российское сырьё и в виде иностранных инвестиций.

В этой ситуации российские денежные власти ответили кардинальными изменениями финансовой политики. Мы впервые за двадцать лет перешли к внутренним источникам кредита как к основным. На какое-то время эти источники стали доминирующими, и такое положение дел сохраняется до сих пор.

Впервые в течение года мы наблюдаем, что рефинансирование коммерческих банков за счёт эмиссии Центрального банка стало главным каналом денежного предложения. Вместе с тем сохраняются и количественные ограничения, и внешняя зависимость, и ситуация, когда кредиты на российском рынке дороже, чем предлагают зарубежные источники. Эта зависимость воспроизводится уже в новых условиях.

Финансовая алхимия

Одновременно и ведущие зарубежные эмитенты ответили на кризис резкой накачкой денег в экономику своих стран.

Денежная база ведущих эмитентов большой четвёрки — США, Англии, Европейского Союза, Японии — увеличилась в 3-5 раз. И это произошло в течение каких-то трёх лет. Несмотря на коллапсы финансовых пирамид, денежная накачка продолжается. Это создаёт благоприятные условия для дальнейшего роста финансовых пирамид, подкрепляемого денежной эмиссией. Признаком этого является возобновившийся рост активов, которые уходят из-под банковского регулирования. Объём деривативов (вторичные ценные бумаги, т.е. "бумага на бумагу") вновь достиг квадриллиона долларов. Более того, он вырос за последние три года ещё на одну треть. Денежные власти ведущих стран мира перешли к длительной политике отрицательных процентных ставок. То есть денег дают столько, сколько требуется для поддержания экономической активности. И прежде всего для сохранения на плаву банковского сектора.

Мы же со своей ограничительной политикой, которая отражается в относительно высоких процентных ставках, оказываемся в уязвимом положении в конкуренции мировых печатных станков. Долгосрочные деньги, которые государство получает от добычи газа, мы вкладываем под 2-3% в ценные зарубежные бумаги. Наши заёмщики там же, за рубежом, через соответствующие банки получают кредиты под 6-8% годовых.

В этой мировой финансовой войне печатных станков Россия теряет ежегодно до 100 млрд. долларов. При этом 35-50 млрд. мы теряем просто на разнице процентных ставок. Сколь долго может продолжаться эта финансовая алхимия, когда гигантские деньги делаются просто из ничего? Европейский центральный банк, к примеру, за мгновение эмитирует более триллиона евро. Чтобы заработать эти деньги от экспорта нефти и газа, нам потребовалось 10 лет.

Финансовая турбулентность

Нынешняя финансовая турбулентность не является чем-то новым в мировой истории. Это периодически случающийся процесс. Современная теория длинных волн сегодня раскрыла механизм перехода экономики из стационарного режима роста в режим финансовой турбулентности. Он возникает всегда, когда существующий технологический уклад достигает пределов своего развития. Экономическая структура костенеет. Взрываются цены на монопольно производимые товары, прежде всего на энергоносители. После этого значительная часть предприятий реального сектора банкротится. Промышленность попадает в зону низкой рентабельности, что влечёт вывод капитала из реального сектора и его концентрацию в спекулятивном секторе. Такая финансовая турбулентность может длиться 10-15 лет.

Выход на новый стационарный режим, или новую длинную волну экономического роста, возникает тогда, когда оставшийся после коллапса финансовых пузырей капитал пробивает себе дорогу к новому технологическому укладу. Этот процесс сопровождается обострением международной конкуренции. Страны-лидеры пытаются сбросить свои структурные проблемы на периферию. Это связано с тем, что переход на новые технологические траектории в таких масштабах требует гигантских инвестиций. Их частный сектор, как правило, организовать не может. В условиях финансовой турбулентности он ориентируется на краткосрочные цели выживания от спекулятивной прибыли.

В такие эпохи резко возрастает роль государства. Государственный капитализм, который сегодня обсуждается, — весьма характерное для этого периода явление. Действительно, в такого рода период, когда требуется мощнейший импульс, государство начинает играть более активную роль в экономике. В условиях демократического государства эта роль, как правило, разыгрывается через милитаризацию экономики.

Происходит это потому, что либеральная теория не оставляет государству больших возможностей для участия в экономике. И только национальная безопасность остаётся той сферой, которая не вызывает идеологического отторжения. А инициирующий импульс со стороны государства очень важен с точки зрения спроса на новые технологии, которые ещё не отработаны рынком. История показывает, что инвестиции в прорывные направления нового технологического уклада до сих пор проходили через глубокую милитаризацию экономики. В предыдущую эпоху это вылилось в чудовищную катастрофу — Вторую мировую войну. Следующий такого рода структурный кризис проходил через гонку вооружения в космосе, в которую были вложены гигантские деньги. В США за счёт этих государственных расходов было создано ядро нового технологического уклада в информационно-коммуника- ционных технологиях. 25 лет оно тянуло экономику вперёд, расширяясь на 25% в год.

От милитаризации до финансовой войны

Сейчас мы видим развёртывание финансовой войны, которая, надеемся, не будет переходить в ту эскалацию военных расходов, которая была характерна для прошлых эпох. Просто по той причине, что новый технологический уклад носит гуманитарный характер. Самой большой отраслью экономики становится здравоохранение, и вместе с образованием и наукой они дают основной спрос на новейшие технологии. Сама по себе гонка вооружений не даёт того импульса, который давала раньше для технологической модернизации экономики.

Вместе с тем фаза финансовой войны, в которой сегодня мы находимся, очень опасна. Россия не осваивает внутренние источники денежных предложений. Фактически денежная масса формируется за счёт внешних источников. При этом Россия ежегодно теряет около 100 млрд. долларов в неэквивалентном внешнеэкономическом обмене. Это гигантская "потеря крови" в экономике. Она влечёт за собой утрату способности к самостоятельному развитию и поражение на новом витке экономической конкуренции.

Как и другие развивающиеся страны, Россия является донором мировой финансовой системы, где одностороннее преимущество получают страны-эмитенты мировых резервных валют, прежде всего США. Но донорство само по себе было бы ещё не так опасно, если бы не сопровождалось деиндустриализацией и деградацией экономики.

Китай тоже является донором, но его банковская система в решающей степени опирается на внутренние источники кредита. Они получают безграничный доступ к длинным деньгам и контролируют их использование в модернизации и развитии. Китайский опыт — так же, как и пример других, успешно развивающихся стран в новых условиях, — заставляет нас думать о довольно существенных изменениях как во внутренней, так и во внешней экономической политике. Совершенно очевидно, что необходим переход к внутренним источникам предложения денег. При этом необходимо многократно расширять масштабы и сроки кредитования. Одновременно с этим для подкрепления источников кредита мы должны иметь и внутренние активы. А если 60% крупных собственников зарегистрированы в офшорах, то сами по себе внутренние источники не сработают.

Необходимо убедить собственников вернуть активы в страну и дать возможность расширить залоговое обеспечение под внутренние источники кредита. Расширение внутреннего кредита должно сопровождаться восстановлением валютного контроля. С тем, чтобы деньги не уходили на зарубежный рынок, как это было в острой фазе кризиса, а направлялись в реальный сектор для его модернизации.

Одновременно мы должны думать о том, чтобы внешняя экономическая активность была более самодостаточна и развивалась в тех направлениях, которые давали бы нам возможность извлечения сверхприбылей за счёт научно-технологического превосходства.

Сергей Глазьев

Источник http://www.narodsobor.ru/view/public...zhny-peremenyq
__________________

это наверное первый и последний человек из "обоймы" которому я верю

Вы считаете, что ставка рефинансирования ЦБ должна быть значительно снижена?

Да. Она должна опуститься хотя бы до четырех процентов. В таком случае создаются условия и для снижения рыночной процентной ставки для заемщиков до 6-7 процентов, что соответствует средней рентабельности в обрабатывающей промышленности и строительстве. Естественно, отладка этой системы потребует и определенного обучения банков, и настройки системы банковского контроля, возможно, ужесточения валютного контроля. Последнее должно пресечь операции по дестабилизации валютно-финансовой системы, которые имели место в период кризиса. Тогда коммерческие банки, получив деньги ЦБ, не только выводили их на валютный рынок, но и даже увозили за границу, как это нам теперь уже известно. Всего этого можно избежать.

В то же время нам уже сейчас нужны долгосрочные кредиты для модернизации инфраструктуры и новой индустриализации. Но далеко не все потенциальные получатели этих длинных денег имеют необходимое залоговое обеспечение и возможности получить долгосрочный кредит. Здесь нам нужны институты развития. Чем меньше развит частный банковский сектор, тем большая нагрузка ложится на них. В принципе, во всех странах мира государственный банковский сектор работает как большой институт развития. В Японии, например, сберегательные кассы собирают деньги, а Банк развития Японии их инвестирует. У нас подобного нет. У нас крупнейшие государственные банки работают как обычные коммерческие банки, извлекая сверхприбыль.

...Частникам нужно давать возможность развиваться в доступных им сферах - например, в кредитовании торговли, малого и среднего бизнеса. Например, финансирование торговли исключительно рентабельно, выгодно для банков. Сейчас большое количество малых и средних банков вытеснены из экономики, потому что крупные государственные банки начали осваивать эти выгодные рыночные ниши, хотя государство сегодня должно решать задачи повышения экономической и инвестиционной активности в наукоемкой промышленности, которые не по плечу частным банкам. Госбанки можно использовать для решения задач, требующих больших кредитных ресурсов и существенного контроля за их использованием. Пока наша банковская система очень слаба, и все совокупные активы коммерческих банков РФ меньше одного какого-нибудь крупного американского или японского банка. На государственных банках будет лежать основная нагрузка по организации долгосрочного кредитования модернизации и новой индустриализации нашей экономики.

........

Дестабилизация, произошедшая в конце 2008 года, сбила траекторию экономического роста и не дала реализовать цели концепции долгосрочного развития России, принятой правительством в октябре 2008 года. Мы сегодня отстаем практически в полтора раза по показателям развития от тех целевых ориентиров, которые были тогда намечены... Самое расхожее объяснение - «кризис помешал». Но я убежден в том, что если бы банки довели до реального сектора экономики два триллиона рублей, направленных на их поддержку, то у нас сегодня темпы роста ВВП были бы в два раза выше и мы бы уже вышли на устойчивую траекторию развития. Но эти деньги банкиры использовали в основном для валютно-финансовых спекуляций...

При этом мы видим, что ведущие страны мира, как этого и следовало ожидать, согласно прикладным приложениям теории длинных волн Кондратьева, отвечают на структурный кризис резким расширением предложения денег. Это делается для того, чтобы помочь бизнесу освоить новейшие технологии и поскорее выйти на новый технологический уклад. Сегодня любые европейские, американские, японские, китайские компании, у которых есть перспективные инновационные и инвестиционные проекты, могут без труда взять кредит на три-пять лет под отрицательную в реальном выражении процентную ставку. В то же время наш Центральный банк по-прежнему проводит консервативную политику, подходящую для условий рыночного равновесия, но не дающую экономике необходимое количество денег для преодоления структурного кризиса. В результате бизнес не может получить необходимого объема кредитных ресурсов для осуществления инвестиций в развитие, достаточных для преодоления порога синхронных затрат становления производств нового технологического уклада.

Исторический опыт свидетельствует о том, что для преодоления структурных кризисов, связанных со сменой технологических укладов, требуется мощнейший инициирующий импульс со стороны государства. Так, преодоление предыдущего кризиса 70-80-х годов прошлого века сопровождалось резким повышением государственного финансирования разработок информационно-коммуникационных технологий под предлогом гонки вооружений в космосе. Развернутая США стратегическая оборонная инициатива дала мощный импульс их развитию - в течение более двух десятилетий комплекс информационно-коммуникационных технологий рос с темпом около 20 процентов в год, поднимая всю экономику. Преодоление позапрошлого структурного кризиса сопровождалось катастрофой Второй мировой войны, которая потребовала от ведущих государств гигантских усилий для освоения моторизированной техники.

У государства есть два рычага, чтобы стимулировать подъем экономической активности - налогово-бюджетная система и денежно-кредитная политика. Мы сейчас не используем ни тот, ни другой. В бюджете у нас действует бюджетное правило, согласно которому значительная часть нефтяных доходов, вместо того чтобы инвестироваться в развитие экономики, резервируется. У нас и так по всем меркам избыточный объем валютных резервов в стране, и дальнейшее их наращивание не добавляет стабильности, но сокращает возможности развития экономики. Наша налогово-бюджетная система сдерживает экономическое развитие, хотя именно сейчас нужны огромные вливания в модернизацию инфраструктуры и в освоение новых технологий.

************************************

Именно такой глава Центробанка и нужен
А в искренности его слов и намерении реализовывать озвученную выше программу реформирования финансовой системы я не сомневаюсь

это было бы не плохо если его туда назанчат.....

Новые правила формирования элиты как спасение от колониальной экономики

Сергей Глазьев,

17.04.2013


Доклад Сергея Глазьева, советника Президента РФ, депутата Государственной Думы РФ, члена-корреспондента РАН, доктора экономических наук, на конференции ВРНС 12 апреля, посвященной инновационным технологиям и национальному развитию.

Сразу хочу предупредить: то, о чем я буду говорить, не есть официальная позиция. Это частное мнение. Я дам некоторые оценки того, насколько реализуемы продуктивные идеи в современных российских условиях. Выход нашей страны на траекторию устойчивого роста, решение социальных проблем - экономическая наука и наука о техническом прогнозировании требуют достаточно точно определить место, где мы находимся, понять закономерности, оценить наши возможности и выработать план действий, как со стороны государства, так и со стороны деловых кругов.

Мы уже много лет в Академии наук занимаемся «длинными циклами Кондратьева». Доказано, что в основе каждой длинной эпохи лежит соответствующий технологический уклад, с исчерпанием возможностей развития которого экономика погружается в периодические состояния депрессии. Выход из депрессии всегда болезненный. Он требует освоения ключевых производств нового технологического уклада. Дорога к этим новым технологиям терниста, связана с высокими рисками. Неопределенность формирования технологической траектории в эти периоды затрудняет целеполагание как со стороны бизнеса, так и со стороны государства. В это время экономика попадает в состояние турбулентности: быстро растут цены на те товары и услуги, которые жестко технологически привязаны к монопольным структурам.

Как правило, с резкого скачка цен на энергоносители начинается структурная перестройка экономики и выход на новый технологический уклад. Вначале происходит экономический шок, который через скачок цен вызывает резкое падение прибыльности в значительной части отраслей, впадающих в депрессию. Капитал высвобождается из устаревших отраслей, где уже не может получать достаточную прибыль, и пока еще не пробивает дорогу к новому технологическому укладу - сосредотачивается на финансовом рынке, создаются условия для финансовых пузырей. И лишь по прошествии некоторого времени (как правило - 10-15 лет) при поддержке государственного стратегического планирования частный бизнес нащупывает прибыльные сферы инвестиций - обозначается траектория нового технологического уклада. Он становится локомотивом следующего длинного волнового подъема - и экономика начинает выкарабкиваться из стадии турбулентности.

Такие периоды обычно сопровождаются резкими институциональными изменениями: меняются лидеры. Этот период очень опасен с точки зрения эскалации военных конфликтов, потому что прежние лидеры пытаются сохранить свое положение за счет неравенства сил. Два предыдущих структурных кризиса, например, заканчивались катастрофами для нашей страны.

Первая катастрофа - Вторая Мировая война. В условиях либерально-демократического устройства общества необходимость резкого усиления роли государства всегда обосновывается интересами национальной безопасности, и милитаризация является естественным следствием того, что либеральный картель запрещает государству вмешиваться в экономику - за исключением интересов обеспечения безопасности. Поэтому в условиях либерально-демократической модели на Западе (мы это наблюдаем время от времени), когда объективно требуется усиление роли государства, автоматически всегда нарастает военно-политическая напряженность. Потому что через эскалацию этой напряженности, провоцирование войн оправдывается тем, что государство берет на себя львиную долю функций по управлению экономическим развитием.

Так было в 30-е годы, когда Великая депрессия привела к повальной милитаризации всех западных экономик. Нам практически пришлось столкнуться с объединенными вооруженными силами всей Европы, которые ринулись на нашу страну, подзуживаемые из - за океана.

Так было в 70-е/80-е годы, когда мы вынуждены были огромную часть ресурсов затрачивать на противостояние с американцами в «холодной войне». Наша экономика, к сожалению, не выдержала этой нагрузки, в то время как американцы, вложившие через милитаризацию гигантские деньги в электронную промышленность, посредством раздувания угрозы космических войн запустили новый технологический уклад. Этот уклад «тянул» их экономику вперед в течение 20 лет. Последовавший распад СССР подпитал этот рост еще триллионом долларов, который увезли из нашей страны на мировой финансовый рынок.

А сейчас мы находимся на пороге таких же испытаний и такого же масштаба. Военно-политическая напряженность, которая усиливается на наших глазах, есть одно из проявлений вот этой самой динамики смены длинных волн в развитии экономики.

Я так подробно остановился на этой концепции, потому что она позволяет определить ключевые направления внутренней политики развития. На первом плане приоритетное развитие производств нового технологического уклада. Сегодня сформировалось ядро такого технологического уклада: это нано-, био- технологии, информационно-коммуникационные. Они, несмотря на кризис, растут с темпом 35% в год! И те страны, которые раньше других эти технологии освоят, быстрее встанут на новую длинную волну роста и сумеют вырваться вперед.

Таким образом и происходят экономические чудеса. Они происходят именно в моменты структурных сдвигов, когда для отстающих стран открывается окно возможностей, которые они могут использовать, опередив лидеров на новой волне экономического развития.

Разумеется, без активной государственной политики это сделать невозможно. Исходя из понимания закономерностей долгосрочного экономического развития надо формулировать требования к экономической политике государства. Стратегическое планирование должно показывать деловому миру, обществу, специалистам, куда движется мировая экономика, где наше конкурентное преимущество, где перспективные направления роста, и помогать планировать соответствующие инвестиции.

Замечу, что искусство государственного управления (планирования) состоит в том, чтобы выбрать наиболее динамично развивающиеся сферы, где у нас есть конкурентное преимущество. Например, когда технологическая траектория только начинается, можно обойтись очень небольшими затратами и получить колоссальную отдачу. Так, в области генной инженерии компании с капиталом порядка нескольких миллионов рублей вполне смогут освоить производство биоинженерного продукта, выйти на рынок и через пять лет иметь уже миллиардные обороты. Здесь необходимо 10-15 человек, хорошее оборудование, знания и упорство. Если пытаться войти в зрелую траекторию, скажем, в производство микроэлектронных компонентов, то здесь уже нужен завод стоимостью в десятки миллиардов рублей. Нужно импортировать технологии, потребуются тысячи специалистов. То есть порог входа уже гораздо выше.

А если ставить перед собой задачу создать отрасль еще предыдущего технологического уклада, например, современное автомобилестроение, то здесь потребуются сотни миллиардов рублей. Мы наблюдаем, что даже сейчас, когда в Россию ринулись транснациональные корпорации собирать свои автомобили, нам не удается заставить их заказывать комплектующие у российских предприятий. Требования по локализации они выполняют путем создания новых и новых отверточных сборок на нашей территории. Не удается этот технологический разрыв, который у нас сложился, преодолеть в этой перезрелой отрасли. На это нужны гигантские ресурсы.

Значит, следует выбирать те направления, где мы, опираясь на имеющийся потенциал, сможем рассчитывать на взрывной эффект. Такие направления у нас есть: биотехнологии (молекулярная биология), генная инженерия, нанотехнологии, атомная энергетика, ракетно-космический комплекс. Но масштаб инвестиций на освоение таких технологий у нас крайне мал. Мы хоть и имеем передовые научные заделы, но на рынках этих новых продуктов наш вес редко где превышает один процент. Только, пожалуй, в производстве электронных микроскопов мы еще имеем значительную нишу на мировом рынке. А что касается других направлений новейшего технологического уклада, то наше присутствие здесь обозначено в сегменте от 1,03% до 0,3%.

Стратегическое планирование должно быть подкреплено механизмами кредитования, финансирования перспективных направлений развития. Отсутствие этих механизмов и является главной причиной стагнации.

Длительное время наша макроэкономическая политика определялась интересами средних отраслей, интересами иностранного капитала. И вместо того, чтобы создавать долгосрочные кредиты в экономике, наши денежные власти просто обслуживали потоки иностранной валюты, имитируя деньги только под рост валютных резервов. Иными словами, в течение многих лет у нас работала колониальная модель, так называемая модель валютного правления, когда государство не использовало свою главную монополию для поддержки экономического роста - монополию на деньги.

Наши финансовые власти создавали деньги только под покупку иностранной валюты. Поэтому российская экономика шла туда, откуда шла валюта: это экспорт сырья, импорт товаров и импорт капиталов. Это типично колониальная модель, которая в свое время была Англией реализована на своих зависимых территориях. Очень удобная для колониальной эксплуатации, потому что если существует такая модель денежного предложения, тогда вся зависимая экономика подчиняется интересам метрополии. В нашем случае - интересам мирового рынка, где от России требуется только сырье и территории, и население для потребления иностранных товаров. Следствием этой модели стала деградация нашей промышленности, резкое падение инвестиций (по объему инвестиций мы до сих пор не вышли на советский уровень - только 2/3 имеем) и деградация экономики. Ее фактическая колонизация, формирование примитивной сырьевой структуры.

И хотя после наступления глобального кризиса денежная политика несколько поменялась, но, тем не менее, до сих пор Центральный банк не ставит перед собой задачи создания длинных денег, формирования длинных кредитных ресурсов для перспективных направлений становления нового технологического уклада.

Что для этого нужно сделать? Существуют общепринятые модели создания длинных денег. Например, американская: когда Федеральная резервная система - хоть и частная, хоть она и олигархическая, но может имитировать деньги только под покупку государственных казначейских бумаг. То есть, в Америке вся эмиссия денег идет в пользу государства через финансирование дефицита бюджета.

В Японии аналогичная модель, только помимо государственных институтов еще есть государственные банки развития для бюджетных потребностей.

В послевоенной Европе эмиссия денег шла под спрос со стороны производственных предприятий. Коммерческий банк получает доступ к кредитным источникам центрального банка только после того, как даст кредит производственному предприятию. Там центробанк создавал ресурсы под развитие производства. Это стало главным механизмом формирования европейского экономического чуда.

Китай, который уже совершил экономическое чудо на наших глазах, строил долгосрочную систему кредитования экономики, подобную той, что существовала в Советском Союзе, но - в рыночной среде: когда центральный банк и госорганы планирования формируют вместе финансовый план, и под задачи модернизации, через государственные банки центробанк выдает необходимое количество кредитных ресурсов для освоения новых технологий.

Естественно, такого рода сложная система стратегического планирования, целевого управления кредитной системой, когда формируются огромные финансовые кредитные резервы за счет эмиссии Центрального банка под целевое использование этих денег со стороны предприятий, через коммерческие банки, требует высокого искусства управления. Она выглядит абсолютно невозможной в российских условиях тотальной коррупции, которая разъедает сегодня весь госаппарат.

Для того, чтобы эту систему создать, необходимы две элементарных базисных вещи: ответственность людей, которым поручено управлять экономическими институтами, и законность всего происходящего (прозрачность). Ни того, ни другого в настоящий момент нет.

Я убежден, что проблема выхода на траекторию технологического роста и развития скрывается не в отсутствии предложений по экономической политике, не в отсутствии понимания, куда вкладывать деньги, не в недостатке проектов, а в пороках системы управления. В этой системе управления нет ответственности, а раз ее нет, значит кругом коррупция. Две стороны одной медали. Если с людей не спрашивают за результаты работы, они заняты личными интересами.

Важнейший вопрос - восстановление той нравственной системы ценностей, которая позволила бы при формировании нового механизма ответственности создать новую продуктивную элиту. То, что мы сегодня имеем, лечению почти не поддается. 80% крупнейшего бизнеса находится в оффшорах. При этом они не хотят заниматься решением проблем развития страны, ссылаясь на то, что в стране «плохой инвестиционный климат». Все это разговоры в пользу бедных.

Люди, которые вывезли из России миллиарды, а некоторые - десятки миллиардов долларов (общий объем за два десятилетия составляет уже более триллиона), получили гигантскую собственность, доступ к ресурсам, в том числе административным (проблемы в кулуарах и судах решаются легко) - эти люди жалуются на плохой инвестиционный климат!

А маленький Кипр взял и в течение одной недели под давлением европейских хозяев и МВФ запросто отобрал у них одну треть сбережений. Ну, и где лучше инвестиционный климат: здесь, где они все вопросы решают, или в Европе, где вопросы решают за них и при необходимости конфискуют «награбленное» из России под предлогом отсутствия доказательств законного происхождения этих денег? Разговоры про улучшение условий для этих людей внутри России, чтобы после этого они вернули из оффшоров свои деньги, настолько наивны! Смешно слышать. Оффшорная, компрадорская болезнь лечится с трудом. Паразитивная система крупного бизнеса уходит от налогов, высасывает накопленное за годы советской власти из экономики, транслирует в твердую валюту и вывозит ее за рубеж. Это исправлению не поддается.

Если мы хотим совершить скачок развития, нам нужны принципиально новые правила формирования бизнес-элиты, рекрутирования людей в системы государственной власти. Чтобы вместо симбиоза коррупционного чиновничества и оффшорной олигархии получить продуктивную творческую элиту, ориентированную на развитие страны.

Совершенно неправильно думать, будто бизнес нейтрален по отношению к системе ценностей. Этого нет ни в одной уважающей себя стране. И у нас такого никогда не было. Купцы делились на гильдии: чем выше состояние, тем больше социальная ответственность. Во время Первой Мировой войны, когда потребовалась мобилизация ресурсов, крупный бизнес сам пришел к государству и организовал военно-промышленные комитеты.

Система, которая провоцирует безнравственность и паразитические формы гнусно-колониальной эксплуатации страны, не имеет права на существование. Однако, система сложилась, она сама себя поддерживает, в ней замешаны гигантские материальные интересы. Конечно, потребуются титанические усилия со стороны политического руководства, со стороны духовной элиты, экспертного сообщества и со стороны самого бизнеса, чтобы эту модель сломать, и в интересах русского проекта выйти на траекторию успешного развития.

Источник http://ruskline.ru/opp/2013/4/17/nov...noj_ekonomiki/

вот это-больше всего понравилось:


Важнейший вопрос - восстановление той нравственной системы ценностей, которая позволила бы при формировании нового механизма ответственности создать новую продуктивную элиту. То, что мы сегодня имеем, лечению почти не поддается. 80% крупнейшего бизнеса находится в оффшорах. При этом они не хотят заниматься решением проблем развития страны, ссылаясь на то, что в стране «плохой инвестиционный климат». Все это разговоры в пользу бедных.

Люди, которые вывезли из России миллиарды, а некоторые - десятки миллиардов долларов (общий объем за два десятилетия составляет уже более триллиона), получили гигантскую собственность, доступ к ресурсам, в том числе административным (проблемы в кулуарах и судах решаются легко) - эти люди жалуются на плохой инвестиционный климат!

А маленький Кипр взял и в течение одной недели под давлением европейских хозяев и МВФ запросто отобрал у них одну треть сбережений. Ну, и где лучше инвестиционный климат: здесь, где они все вопросы решают, или в Европе, где вопросы решают за них и при необходимости конфискуют «награбленное» из России под предлогом отсутствия доказательств законного происхождения этих денег? Разговоры про улучшение условий для этих людей внутри России, чтобы после этого они вернули из оффшоров свои деньги, настолько наивны! Смешно слышать. Оффшорная, компрадорская болезнь лечится с трудом. Паразитивная система крупного бизнеса уходит от налогов, высасывает накопленное за годы советской власти из экономики, транслирует в твердую валюту и вывозит ее за рубеж. Это исправлению не поддается

тему можно закрывать потому что не стал