|
Случайно наткнулся на стихотворение. посвященное мне. Разумеется, Симоновичем. Знакомлю народ.
Дорогой Александр Робертович!
Вы мне пишите, что я еретик,
И Вы видите ясно, как в зеркале,
Что я сбился с прямого пути...
Нет не то, чтоб Вы прямо так пишите
Но мне ясно без слов и так,
Ваше честное русское сердце
Подает несомненный знак
Что вокруг меня сумасшедшие,
Маргиналы и всякий сброд,
И что в сборище буйнопомешанных
Превращается Крестный Ход!
Шизофреники, параноики,
Малохольники, маньяки,
Половина из них - раскольники,
Остальные еретики...
Издают газеты ужасные,
“Жизни Вечные” продают,
На народном собрании страшные
Тропари про Царя поют
“От ЖИДОВ”! – поют был умученный,
Искупитель наш Батюшка-Царь,
И хрипит, мегафоном озвученный,
На сыром ветру пономарь.
Как затянут: “Радуйся, Радуйся...”
Как пойдут по Святой Руси,
Так масонам мистических градусов
Хоть покойников выноси.
Хор вступает совсем не правильно,
Бабки старые ноты врут,
И раскольники-малохольники
Ваши чуткие нервы рвут.
Русопятые, сиволапые,
Впрочем, дело ещё и в том,
Что Симонович тихой сапою,
Из собраний сделал дурдом.
Вы на вид мне поставить желаете,
Что с Истарховым я заодно
И меня сумасшедшим ругаете,
Дорогой, посмотрите в окно:
II
Там печальные странные образы,
Вперемежку собаки и люд,
Там отец Олег, Юра Копосов
Сквозь метель ледяную бредут.
Там рекламы, зовущие в Турцию, –
Брось, ребята, оставь Третий Рим! –
А не то закуем нози-руци вам,
И устроим новый Пурим!
И на Троцкого сильно похожие
Всё орут нам Огня, да Огня!
И глаза с Губельманами схожие,
Ухмыляясь, глядят на меня
Там во тьме Изумрудно-Рубиновый
Над Россией сверкающий Крест,
А внизу магазины всё винные,
И бутылки пивные окрест.
Люди Русские песни поющие,
Про разлуку, тоску и любовь,
А по следу волками идущие,
Вурдалаки сосущие кровь.
Вот мужик затянул про свидание,
С милой девушкой, там, где сирень,
Вдруг подкатывают и под страдания
Головой ударяют об пень...
И замолк мой мужик, призадумался,
В небеса устремились глаза
Где с каким-то таинственным умыслом,
Загорелась большая звезда.
Вот она моя тихая Родина,
В полынье отразилась светла,
И бредет по ней Юра Копосов,
И скрепят на ветру ворота.
Много наших святых и застенчивых,
Неприкаянно бродят меж двор,
Вы ж на них, Александр Робертович,
Наточили опричный топор?!
III
Сумасшедшая, дикая, мутная
Маргинальная русская жуть,
Окружила Вас ересью муторной,
Не даёт Вам ночами заснуть,
Вот столпились в прихожей, толкаются,
Словно мутные волны идут,
Окружают, на вас надвигаются,
Заунывно и жутко поют,
Подступили, кружат и склоняются,
Искривляют надтреснуто рот,
И идёт, и трясёт, и мотается,
Этот весь – как Вы пишите – “Сброд”...
И бредут сквозь метель и шатаются,
И пальтишко весит на костях,
Вот упал в белый снег, улыбается,
Словно он уж у Бога в гостях...
Всё идут и поют, и колышатся,
Впереди кто-то в саване худ,
Херувимское пение слышится,
Будто впрямь наступил Страшный Суд...
Много Русских невинно загубленных,
Только косточки всё по полям,
Там за них получают не рублями,
Там за них выдают шекеля.
Этот “Сброд”, Александр Робертович,
Звался ранее Русский Народ,
Много лет Березовские с Грефами
Всё мечтают, когда же помрёт?!
Воют волки, иль ветер, иль нищие,
Всё идут и поют, и поют,
Нет ни денег, ни дома, ни пищи им,
И всё реже на хлеб подают.
Иль мне это всё только так кажется,
Иль пригрезилось это во сне,
Иль метель белоснежною пряжею,
Навивает видения мне.
Вот летит, головою врезываясь,
Пробивая туман и мглу,
А внизу лёд подобен лезвию,
И вода подо льдом – стеклу.
Он ударится обязательно,
Он убьётся внизу насмерть,
От того за ним так внимательно
Наблюдает старуха Смерть.
Молотками звенят чеканщики,
Иль полозья по льду скрепят,
Разыгралась метель Хованщиной,
Староверов идёт отряд,
Вон мужик стоит с царским посохом,
Вон боярыня в кандалах,
За боярыней, за Морозовой,
Староверы плывут в гробах,
А за ними – иль это мне грезится –
Заколенных младенцев ряд,
Вдруг метель снеговая отверзется,
И откроется Райский Сад.
Воет ветер, деревья как всадники,
Накренившись, волнами летят,
Про историю Марфы Посадницы
Провода стременами звенят...
Там Егорыч, там Юра Юродивый,
Снег глубокий, поля и поля,
Это всё моя бедная Родина,
Наречённая Русью земля.
На морозе Николка Юродивый,
Толпы странников нищих бредут,
Их в высоких собраньях за Родину
Русским сбродом потом назовут.
IV
Моя бедная тихая Родина,
Толпы странников нищих бредут,
Впереди трое Ангелов вроде бы,
Про Царя и Голгофу поют.
А вокруг тоже белые Ангелы,
В снегопаде поля и поля,
Ослепленные Постники с Бармами,
Крестным Ходом идут в лагеря,
Имена всё исконные русские,
Базилевсы в дырявых пальто,
И глаза, устремленные в пустыню,
Где горит слюдяное окно.
Где тонки переплёты свинцовые,
Где звенят золотые ключи,
Где их души цепями-оковами,
Не достанут уже палачи.
Там горит пред иконкой лампадочка,
Тихий инок читает псалтирь,
И всех страждущих встретит там радостно,
Сам Небесный наш Архипастырь.
Сколько раз я их видел идущими,
Погруженными в дым полыньи,
В снегопаде стихиры поющие,
Еремии, Исайи, Ильи...
Впереди застеклённая свечечка,
Тихо теплется воск в фонаре,
А метель то кружится, то мечется,
То гудит на псалтырной струне.
На ветру развеваются красные,
Стихари в посолонях огня,
Развеваются чёрные мантии,
И звенит, и звенит ектенья...
Ближе всё лес хоругвей и знаменей,
Впереди грозный образ Христа,
А вокруг словно в призрачном пламени,
В снегопаде горят Три Креста.
И Архангел в бою весь израненный,
И летит за ним воинов рать,
И Владимирский Образ на знамени,
Под которым легко умирать.
Там не скроешь, не сможешь там выспренно,
Обозвать сумасшедшим сей "сброд",
Знают там: без единого выстрела
Истребляется Русский народ.
Этот “Сброд”, Александр Робертович,
Там рассудят, простят и поймут,
Потому что за всех исковерканных,
Слёзы горькие Ангелы льют.
Зря Вы, так, Александр Робертович,
Приближаются сроки к концу,
Посмотрите внимательно в зеркало,
Поднеся свет лампады к лицу…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
