— В 1943 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви осудил коллаборационизм и анафематствовал изменивших присяге, в частности, генерала Власова. Сейчас высказываются мнения о том, что Собор был в этом неправомочен, поскольку деяниями предшествовавшего Поместного собора 1917-1918 годов, более многочисленного, включавшего помимо архиереев клириков и мирян, возбранялись церковные прещения по политическим мотивам. Кроме того, к изменникам советской властью были отнесены и участвовавшие в войне на стороне фашистов представители первой волны эмиграции, искренне полагавшие, что помогая врагам большевиков, они борются за освобождение России. Среди них было немало православных христиан. Как Вы оцениваете эту ситуацию?
— Действительно, Собор 1943 года принял особое определение, которое гласило: «Святая Православная Церковь, как русская, так и восточная, уже вынесла свое осуждение изменникам христианскому делу и предателям Церкви. И мы, сегодня, собравшиеся во имя Отца, Сына и Святаго Духа, подтверждаем это осуждение и постановляем: всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик — лишенным сана».
Архиерейский Собор 1943 года признан вполне правомочным ввиду того, что никто в иных Поместных Церквях на уровне высшей церковной власти не оспаривал правомерность избрания Патриархом митрополита Сергия (Страгородского), а его выборы проходили именно на этом Соборе. В этой связи вопрос о легитимности Собора не стоит. Канонически всей полнотой власти он обладал, в силу того, что участие или неучастие клириков и мирян принципиально на каноническом авторитете Соборе не сказывается. Отсутствие на нем многих епископов по вполне уважительной причине также бесспорно не имеет принципиального значения, поскольку в церковной истории не было случая, чтобы в соборах участвовали абсолютно все те, кто имел на это право по своему архипастырскому сану.
Персонально, насколько мне известно, на этом Соборе никто анафематствован не был, в том числе и Власов. Если бы речь шла о личной анафеме, этот вопрос должен бы был предварительно детально изучаться, должен был пройти церковно-судебный процесс, которого тогда, разумеется, не было. Соборная анафема изменникам была все же актом декларативного характера, целью которого было напомнить тем, кто совершил предательство, о необходимости покаяния, а намеревающимся изменить — о тяжести и нравственных последствиях этого шага. Известно, что анафемы в церковной истории России изрекались и по политическим причинам, вспомним отлучение Гришки Отрепьева, Стеньки Разина, Ивашки Мазепы. Я сознательно употребляю их имена так, как они звучат в анафематизме.
Архиерейский Собор 1943 года опирался на правила святителя Григория Неокессарийского, которые составляют часть канонического наследия Христианской Церкви. В 8-м из этих правил упоминаются те, кто под предлогом войны насилует и убивает мирных жителей. Причиной этих канонических ограничений стало поведение некоторых обитателей Неокессарии, которая пострадала при вторжения готов в Малую Азию. Параллели со временем Великой Отечественной войны здесь вполне уместны даже в том смысле, что власть государственная тогда была языческой и христиане подвергались последовательным гонениям. Согласно правилу, христиане, перешедшие на сторону варваров, подлежали духовной ответственности. Дословно в этом церковно-каноническом документе сказано так: «Аще которые сопричислились к варварам, и с ними, во время своего пленения, участвовали в нападении, забыв, яко были понтийцы и христиане, и ожесточась до того, что убивали единоплеменных своих или древом, или удавлением, такожде указывали не ведущим варварам пути или домы: таковым должно преградити вход даже в чин слушающих, доколе что либо изволят о них, купно сошедшеся, святые отцы, и прежде их Дух Святый». Это правило прямым образом направлено против предательства в военное время.
Что касается эмигрантов, которые сочли для себя возможным участвовать в войне на стороне Гитлера, то они могли субъективно полагать, что продолжают Гражданскую войну, ведь и Гражданская война белой стороной велась в некотором союзе со странами Антанты. Здесь, правда, состав союза изменился. В обстоятельствах Второй Мировой войны отношения русских эмигрантов с Гитлером мало походили на союзнические. Это, конечно, не дает возможности их оправдывать, но позволяет предполагать, почему они могли считать свою совесть чистой, а поступки правыми. К генералу Власову все сказанное никак не относится. В его случае переход на сторону Гитлера был в чистом виде актом измены и предательством. Он присягал своей стране, но оказавшись в плену, пошел на сотрудничество с противником.
Измена Родине, измена присяге — принципиально иное явление, чем переход на сторону противника по идеологическим соображениям. Во всех христианских государствах измена всегда рассматривалась как тягчайшее преступление. В этом случае речь идет о преступлении бесспорном, во всяком случае, с точки зрения традиционного правосознания, в котором ничего не изменилось в этом смысле и под влиянием христианской этики.
С протоиереем Владиславом Цыпиным беседовала Ольга Кирьянова
|