Рекомендую почитать книгу Е.П.Иванова «Меткое московское слово» (быт и речь старой Москвы).Издательство Московский рабочий 1985 год.

Вот небольшой скан из неё.

АНТИКВАРИИ-ИКОННИКИ
Антикварии-иконники, пожалуй, особая каста среди собирателей и перепродавцов старинных вещей. Чаще всего занимались этой отраслью коммерции иконописцы и реставраторы религиозных предметов. Хорошо разбираясь в образцах иконописи, различая и по школам и эпохам, объезжали некоторые из них глухую провинцию, обычно поселения старообрядцев, выменивали и по дешевым ценам скупали «чки божий», т. е. иконы. При этом выбирали, конечно, только те, которые представляли определенную художественную или валютную ценность. А ценились иконы, пережившие века, писанные по старому уставу, или «переводу», многоликие, сюжетные, т. е. сложные по композиции, и без заметных следов реставрации. Для новичка-коллекционера здесь был непочатый край всяческих заблуждений, ошибок, переоценок при покупке, а вместе с тем и учения. Это и служило привлекательной доходной статьей для менее щепетильных антиквариев. Распознавать ценную иконопись подчас было и для специалистов делом нелегким. Существовали к тому же целые артели профессионалов по выработке дубликатов, копий и подделок, писанных на старых досках, закопченных, хорошо покрытых темной олифой. Надо было обладать большим опытом, чтобы найти и иногда просто угадать подлинную послойность, т. е. наложенные один на другой слои красок, происходившие от стародавнего обычая поновлять икону, сдавать ее при потемнении для поправки мастеру. Такие поправки могли, ввиду оседавшей на живопись копоти от свечей и лампад, производиться не один раз в столетие. Например, на иконе хотя бы XIV столетия могли быть записи и XV, и XVI, и XVII вв., и даже современные. Этим хорошо пользовались фальсификаторы. На старой «чке», или доске, писали икону древнего образца, покрывали ее олифой, высушивали, подкапчивали, на этом слое делали второе изображение с такими же процедурами, на втором— третье и т. д. Когда икона была покрыта последним слоем темной олифы и хорошо выдержана в сухом помещении, делали в каком-нибудь месте расчистку, т. е. проскабливали до начального слоя настолько, чтобы был виден «древнейший» рисунок. В таком виде продавали ее коллекционеру с таинственным и дружеским сообщением:
— Иконочка, святой образок, изволите видеть, не позднее века пятнадцатого, да записана... Расчищать надобно... Получится первоклассная вещь для вашего собрания. Я уж чуть почистил, испробовал... Вон что там, внизу-то. И недорого.
Коллекционер попадался на удочку и не только приобретал новодел, но и поручал еще продавцу снять с нее послойность, довести до первоначального состояния. Надо было видеть, с какой тонкой и хитрой угодливостью антикварий оперировал с порученной ему работой. Вскрыв один слой, он приносил икону заказчику на просмотр, говоря:
— Уж так хорошо, что жалко дальше чистить... Как скажете?
И раз за разом укреплял доверие клиента к покупке.
Насколько тонка была работа фальсификаторов, можно судить по случаю, рассказанному мне большим знатоком и специалистом иконописи Григорием Иосифовичем Чириковым.
— Купил я раз в Мстёре в сарае под грязью и копотью пять больших икон. Старые, насквозь их вижу, что не моложе четырнадцатого века, а привез в Москву, начал вскрывать — настоящая подделка. Так и смолчал... Стыдно было, что и меня накрыли...
Около книжного склада П. П. Шибанова и иконных магазинов Силиных на Никольской бродил, выжидая покупателей, выходивших от антиквариев, мстерский богомаз Мосолов. Человек этот бросался в глаза тем, что бородатое лицо его сохраняло всегда одно и то же улыбающееся, восторженное выражение. Получалось впечатление, что у него неисчерпаемый источник душевных радостей и энергии, которыми он может снабдить по сходной цене каждого желающего. Товара никакого при себе никогда не имел, а только разузнавал и записывал адреса, обещаясь зайти и занести требуемое на квартиру. Познакомившись таким образом, аккуратно приходил и начинал ежедневно носить всякую всячину, чаще всего древние предметы религиозного культа. Человек этот был агентом крупных, не имевших открытой торговли иконописных мастерских, и сбывал заведомые подделки.
Один из московских купцов начал коллекционировать древние иконы, причем по странной фантазии покупал их только с «мощевиками», т. е. с врезанными в дерево, застекленными частицами мощей. Через короткое время Мосолов наградил его целым собранием хорошо сделанных фальсификатов. Почти всех святых собрал этот меценат в свою коллекцию. Тогда конкуренты ловкого иконника начали подсмеиваться над покупателем и уверили его в том, что он делается жертвой ловкого обмана. А для пробы и проверки порекомендовали ему заказать Мосолову мощи Ильи-пророка, взятого, по библейскому преданию, живым на небо. Так и сделал купец, затребовав от ничего не подозревавшего поставщика нетленные останки святого Ильи. Через неделю Мосолов принес не только икону с мощами, но даже с особой металлической коробочкой, в которой, по его словам и согласно ловко сделанной надписи, был запаян чудесно сохранившийся волос из бороды пророка. Вместо уплаты денег собиратель мощей вцепился в длинную рыжую бороду Мосолова и выдрал из нее несколько клочьев. Дело это перешло в суд, где, вызывая общий смех, ответчик оправдывался:
— Илья-пророк живым, по писанию, на небо взят, потому мощей его на земле обретаться никак не может. И сейчас на колеснице своей преподобный еще перед дождем разъезжает, а нечестивец в грех, соблазн да в искушение меня ввел...
Впрочем, дело это не единичное, бивали Мосолова покупатели и по разным другим поводам.
Очень любили антикварии-иконники устраиваться экспертами, оценщиками и советниками при каком-нибудь не особенно опытном денежном собирателе. Здесь было самое широкое поле для их деятельности. От третьих, подставных лиц продавали они этим собирателям новоделы или слабые по исполнению предметы, сами их ценили, когда было надо, подхваливали, для вида торговались с продавцом. Если же были предложения со стороны, то требовали себе от продающего негласную «хабару», или гонорар, в противном случае проваливали покупку— не советовали приобретать.
Очень любопытны были приемы таких антиквариев при личной покупке в среде старообрядцев или просто религиозно настроенных людей. Входил антикварий-иконник в сопровождении маклера'— указчика адреса в помещение, быстрым движением срывал с головы шапку или картуз и начинал с внешним усердием, осеняя себя сложенным по старообрядческому уставу двуперстием, молиться на образа. Окончив моление, антикварий низко кланялся хозяевам и произносил:”Я из Москвы, собираю для устройства молен-ной святые образа, по старому чину писанные. Для молитвы, для доброго дела греха нет продать, может, на чем и сладимся во имя божие...”
Иногда уловка эта удавалась, иногда к собирателю на моление относились с подозрением, и антикварий уходил ни с чем. В последнем случае он запоминал адрес и подсылал вторично, спустя некоторое время, подручного человека.
Немало в быту антиквариев этой категории, равно как и у иных, самых разнообразных случаев и курьезов. Всех не опишешь и не перечислишь. Записать пришлось следующие острословицы и разговоры, несколько рисующие быт и иконников.
Не лоб, а кошель крестит...

Очки-то и всякому святому вотрет...
Сокол из Москвы налетел воробьев щипать...

Ты его спроси, как он Варвару-великомученицу на святого архангела Гавриила переписал. Крылья ей подшил, копьецо в руки дал, конька подвел... Только вышло нескладно, на рынок продал, не специалист— не иконник, а вывесочник!

Что ты олифу-то зря на святого налил, ровно масло на хлеб...

Это первый оператор по святой части!

Реставратор тоже... замыл мне Максима Грека и бородку ему не в бок, а на прямое причесал. Сам знаешь, что Максим-от Грек с широкой бородой, ровно полицмейстер...





Сам святой, товар — святой, наскрозь его, жулика, видать...

Нельзя на березовой чке старое писать, дай-подай сосну. Покупатель мой копчушку (т. е. новую, закопченную под старую икону) научился как признать. Очень я ему ими удружил... Дачу можно из моего товара построить...

Ну благословил я его по-отечески! Новеньких попродал. Теперь надо что и получше дать. Почин есть, а далее сам на салазках пойдет, будет в петлю лезть. Можно дать семнадцатый, только не особливо из первых. Когда до шестнадцатого дойдем — и не видно, потянем...
Аминь ему!..

В хорошие руки попал... У него он теперь первый советчик!.. Экспект или эксперт, что ли? Да ничего, у этого музыканта денег много... Он ему со святыми упокой пропоет на тысячи — у него голос на деньги хороший...

Пророка Даниила я ему засватал, а он говорит: «Оставь до завтра — экспекту покажу». Экспект ко мне: «Сколько даешь?»Я: «Двести...» — «Мало! Ведь Даниил-то с житием посередь в ковчежце, в углублении, а клейма Другом. Вещь семнадцатого века, Строгановская». Не сошлись... Так что думаешь? Разговорил покупателя. Вот он какой кот Иваныч, пиявица из поганой лужи, а в храм каждый праздник на Рогожскую едет. Его у нас зовут: «Гладкая лапка, а цапка...»Он покупателя прохвощит (т. е. протрет травой хвощем, употребляемой для приглаживания иконописной доски до покрытия ее левкасом), потом
пропишет, а сверху олифой смажет—и блестит до поры, пока не очухается да на большую деньгу не влипнет...

Ему поверить, что семь грехов замолить. Зачтется в дела добрые...

Был разбойник благоразумный, что спокаялся, а этот: и кается, и лается, и опять в разбой...

Не доглядел я... с наводной трещиной (т. е. с искусственной кракелюрой, обычно делавшейся или путем царапанья острым ножом, или тонкой подрисовкой) мне Федоровскую (икону божьей матери) продал. Я ему говорю: «Новодельную мне продал!» А он: «У вас, я думал, коллекция новодельных, музей нового искусства!» Вот какой грешник! Чего грешник— разбойник, мошенник! Стыда перед грехом нет!


Очеса-то (глаза) подписаны, да в косину... Выходит— для святого неудобно — очки надобны...
Не брюки у святого, не драги (штаны, порты), а вовсе ничего; под плащом не видно, и ничего пота-му не пишется. В грех с тобой на слове войдешь...


Святой Христофор с головой песьей (св. Христофор изображается на иконах со звериной головой), а ты с лаем...


Святой Никита-скопец. Его в детстве облегчили, и не в грех ему. А тебя бы вот теперь, чтобы мене по вдовам бегал да по дешевке божье благословение (т. е. иконы) у них не скупал...


Он от мстерского богомаза и сам пролаза. Гляди за ним в четыре глаза... Опять из-под носа всю моленную скупил...


:
Помянешь Елисея Иваныча Силина — благородный был человек, а этот — чертов ухват — в аду из пламени головешки таскает и не обожжется...


По совести тебя просил: «Напиши мне святого Георгия на белом, беспременно на белом коне». А это что? Мышастая кобыла с чужого двора... Рази конь это? Со своей бабы, что ли, рисовал?


Илья-пророк на колеснице? А где огонь?.. Дым один... Что тебе краски, что ли, жаль?

Эх ты, реставратор! Клеевар копытный... Как хочешь, так и обижайся. Калоши тебе заливать, а не таким делом сурьезным заниматься! Голубицей (светло-синяя, голубая краски) заправил и контуры навел...
( Записи сделаны в период 1909—1913 гг. в Москве от разных лиц.)