"Николай II как волевой политик смутных времен.
19 мая с.г. мы отмечаем 141-летие со дня рождения Святого Царя-Мученика Николая II...
Наличие у Государя незаурядной политической воли признавали многие наблюдатели. В том числе и иностранцы. Вот, например, любопытная характеристика, данная Императору французским президентом Лубэ: «Обычно видят в Императоре Николае II человека доброго, великодушного, но слабого. Это глубокая ошибка. Он имеет всегда задолго продуманные планы, осуществления которых медленно достигает. Под видимой робостью Царь имеет сильную душу и мужественное сердце, непоколебимо верное. Он знает, куда идет и чего хочет». Отметим, что современники подмечали и высокие деловые качества Государя, столь необходимые волевому политику. Вспоминает А. П. Извольский, бывший в 1906-1910 годах министром иностранных дел: «Был ли Николай II от природы одаренным и умным человеком? Я, не колеблясь, отвечаю на этот вопрос утвердительно. Меня всегда поражала легкость, с которой он ухватывал малейший оттенок в излагаемых ему аргументах, а также ясность, с которой он излагал свои собственные мысли». Извольского хорошо дополняет генерал А. А. Мосолов: «Император Николай II обладал живым умом, быстро схватывающим существо докладываемых Ему вопросов — все, кто имел с Ним дело, свидетельствуют об этом в один голос… Царь схватывал на лету главную суть доклада, понимал иногда с полуслова, нарочито недосказанное, оценивал все оттенки изложения».
Историк С. Ольденбург довольно точно заметил, что у Государя была железная рука, многих только обманывает надетая на ней бархатная перчатка. И нет ничего нелепее, чем приписывать Николаю II зависимость от разных посторонних влияний. Многих, опять-таки, обманывало то обстоятельство, что Император не любил резко возражать своим оппонентам, хотя поступал именно так, как считал нужным. Некоторые принимали это спокойствие и отказ от резкого тона за некоторую слабость. А потом недоумевали, когда сталкивались с императорской непреклонностью. В результате рождались весьма противоречивые оценки. Например, французский посол М. Палеолог писал о Царе следующее: «Храбрый, честный, добросовестный, глубоко проникнутый сознанием своего царственного долга, непоколебимый в пору испытаний, он не обладал качеством в условиях автократического строя, а именно - сильной волей». (Обращает на себя внимание невольное признание «прогрессивного» француза – оказывается при демократическом строе сильная воля не нужна). Сразу возникает вопрос – а что, разве непоколебимость «в пору испытаний» не есть проявление сильной воли?
Наличие твердой воли у Николая II блестяще подтверждают события августа 1915 года, когда он взвалил на себя обязанности Верховного Главнокомандующего – против желания военной верхушки, Совета министров и всего «общественного мнения». И надо сказать – блестяще с этими обязанностями справился.
Вообще, Государь был настоящим воином – и, по «профессии», и по духу. Его и воспитывали как воина. Протоиерей В. Асмус отмечает: «Александр III воспитывал детей в большой строгости, скажем, на еду отводилось не больше 15 минут. Дети должны были садиться за стол и вставать из-за стола вместе с родителями, и дети часто оставались голодными, если они не укладывались в эти, такие жесткие для детей рамки. Можно сказать, что Николай II получил настоящее военное воспитание, и настоящее военное образование, Николай II всю жизнь чувствовал себя военным, это сказывалось на его психологии и на многом в его жизни».
Будучи Наследником Престола Николай Александрович изучал военное дело с большим увлечением. О том свидетельствуют его старательно составленные конспекты по военной топографии, тактике, артиллерии, навигационным приборам, военному уголовному праву, стратегии. Очень впечатляют записи по фортификации, снабженные рисунками и чертежами.
Не было в небрежении и практическое обучение. Александр III направлял своего наследника на военные сборы. В течение двух лет Николай Александрович служил в Преображенском полку, где им исполнялись обязанности субалтерн-офицера, потом – ротного командира. Целых два сезона он служил взводным командиром в гусарском полку, затем был командиром эскадрона. В рядах артиллерии Наследник провел один лагерный сезон.
Император много сделал для подъема обороноспособности страны, усвоив тяжелые уроки русско-японской войны. Пожалуй, самым значимым его деянием было возрождение русского флота, которое спасло страну в начале первой мировой войны. Оно произошло против воли военных чиновников. Император даже вынужден был отправить в отставку великого князя Алексея Александровича. Военный историк Г. Некрасов пишет: «Необходимо отметить, что, несмотря на свое подавляющее превосходство в силах на Балтийском море, германский флот не предпринял никаких попыток прорваться в Финский залив, с тем, чтобы одним ударом поставить Россию на колени. Теоретически, это было возможно, так как в Петербурге была сосредоточена большая часть военной промышленности России. Но на пути германского флота стоял готовый к борьбе Балтийский флот, с готовыми минными позициями. Цена прорыва для германского флота становилась недопустимо дорогой. Таким образом, уже только тем, что он добился воссоздания флота, император Николай II спас Россию от скорого поражения. Этого не следует забывать!»
Военные таланты Государя были, в полной мере раскрыты на посту Верховного главнокомандующего. Уже самые первые решения нового главкома привели к существенному улучшению положения на фронте. Так, он организовал проведение Вильно-Молодеческой операции (3 сентября — 2 октября 1915 года). Государь сумел остановить крупное наступление немцев, в результате которого был захвачен город Борисов. Им была издана своевременная директива, предписывающая прекратить панику и отступление. В результате был остановлен натиск 10-й германской армии, которая была вынуждена отойти – местами совершенно беспорядочно. 26-й Могилевский пехотный полк подполковника Петрова (всего 8 офицеров и 359 штыков) пробрался к немцам в тыл и в ходе внезапной атаки захватил 16 орудий. Всего русские сумели захватить 2000 пленных, 39 орудий и 45 пулеметов. «Но самое главное, – отмечает историк П. В. Мультатули, – войскам снова вернулась уверенность в способности бить немцев».
Россия определенно стала выигрывать войну. После неудач 1915 года наступил триумфальный 1916-й год – год Брусиловского прорыва. В ходе боев на Юго-Западном фронте противник потерял убитыми, раненными и попавшими в плен полтора миллиона человек. Австро-Венгрия оказалась на пороге разгрома.
Характерно, что назначение Брусилова командующим Юго-Западного фронта было личной инициативой Государя. Это отлично видно хотя бы из царской переписки. В марте 1916 года Царь сообщает своей супруге: Я намерен прикомандировать старика Иванова к своей особе, — пишет Николай II 10 марта 1916 года, — а на его место назначить Брусилова или Щербачева; вероятно, первого». Позднее Государь сделает окончательный выбор: «Старого Иванова, — пишет он 14 марта 1916 года, — заменит Брусилов».
Именно Государь оказал поддержку Брусиловскому плану наступления, с которым были не согласны многие военачальники. Так, план начальника штаба Верховного Главнокомандующего М. В. Алексеева предусматривал мощный удар по противнику силами всех фронтов, за исключением фронта Брусилова. Последний считал, что и его фронт тоже вполне способен к наступлению, с чем были несогласные другие командующие фронтов. Однако Николай II решительно поддержал Брусилова и без этой поддержки знаменитый прорыв был бы попросту невозможен.
Особо отметим, что Государь принимал абсолютно все важные решения, способствующие победоносным действиям, именно сам – без влияния каких-либо «добрых гениев».
У. Черчилль пишет: «Мало эпизодов Великой войны более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие России в 1916 году. К лету 1916 года Россия, ...которая в течение 1915 года пережила непрерывный ряд страшных поражений, действительно сумела, собственными усилиями и путем использования средств союзников, выставить в поле — организовать, вооружить, снабдить — 60 армейских корпусов, вместо 35, с которыми она начала войну... Поверхностная мода нашего времени трактует царский режим как слепую, испорченную, неумелую тиранию. Но обозрение тридцати месяцев его борьбы с Германией и Австрией должно было внести поправки в эти смутные представления. Мы можем измерить силу Российской империи по тем ударам, которые она перенесла, тем катастрофам, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, по тому восстановлению, которого она добилась». Дополним Черчилля. В начале 1917 года Россия выпускала 130 тысяч винтовок в месяц (в 1914 году – 10 тысяч). Она имела в своем распоряжении 12 тысяч орудий, тогда как в 1914 году – 7 тысяч. Производство пулеметов увеличилось в 17 раз, патронов – более чем в два раза. Был преодолен снарядный голод, о котором так много кричала либеральная пресса. «Бездарный» царский режим создал стратегические запасы, которые позволяли белой и красной армии колошматить друг друга в течении трех лет (1918-1920 гг.)
Историк А. Зайончковский утверждает, что русская армия достигла «по своей численности и по техническому снабжению ее всем необходимым наибольшего за всю войну развития». Неприятелю противостояли более двухсот боеспособных дивизий. Россия готовилась раздавить врага. В январе 1917 года 12-я русская армия начала наступление с Рижского плацдарма и застала врасплох 10-ю германскую армию, которая попала в катастрофическое положение. Дальнейшему развитию успеха помешала только Февральская смута...
Здесь, конечно, нельзя пройти и мимо еще одного обвинения, которое бросают Государю. Дескать, ему надо было любой ценой избежать войны, в ходе которой союзники (Англия и Франция) только и делали, что использовали Россию в качестве пушечного мяса, а она послушно следовала в фарватере их дипломатий. Конечно, такие утверждения также безосновательны, как и вышеразобранные. Царь прилагал все усилия для того, чтобы предотвратить войну, при этом часто делая серьезные уступки Германии (см. ст. «Вторая отечественная»). Он осознавал, что война может привести к самым трагическим последствиям. Об этом свидетельствуют его слова, сказанные русскому послу в Болгарии: «А теперь, Неклюдов, слушайте меня внимательно. Ни на одну минуту не забывать тот факт, что мы не можем воевать. Я не хочу войны. Я сделал своим непреложным правилом предпринимать все, чтобы сохранить моему народу все преимущества мирной жизни. В этот исторический момент необходимо избегать всего, что может привести к войне. Нет никаких сомнений в том, что мы не можем ввязываться в войну — по крайней мере, в течение ближайших пяти-шести лет — до 1917 года». Однако, агрессивная политика Австро-Венгрии вкупе с германским шовинизмом сделали войну неизбежной. Мы не могли не вступиться за Сербию, ибо в противном случае война все равно началась бы в 1914 году (так решил немецкий Генштаб), но только мы были бы в еще более худшем положении.
Порой излишне патетические «русофилы» рисуют ужасающие картины того, как русские «забрасывали немцев горами трупов», спасая «коварных союзников». А что же, спрашивается, нужно было спокойно дожидаться того, чтобы немцы оккупировали Францию и разбили Англию? Вот тогда в руках кайзера оказалась бы вся Европа и военный натиск на Россию стал бы гораздо более мощным. Что же до гор трупов, то пусть это остается на совести «критиков». Известно ведь, что соотношение потерь на Восточном фронте составляло один к одному.
Не имеет оснований и положение о зависимости русской дипломатии от англо-французской. Русская внешняя политика была максимально независимой от политики союзников. Наши дипломаты даже сумели вынудить Антанту признать необходимость установления русского контроля над средиземноморскими проливами. При этом министр иностранных дел Сазонов прибегнул к довольно-таки хитрому маневру, прозрачно намекнув англичанам на то, что Россия может начать переговоры о заключении сепаратного мира. Конечно, ничего подобного она делать и не собиралась, но нервы у союзников не выдержали. Французский лидер Пуанкаре потом возмущался уступчивостью англичан: «Министры и я не понимаем, как это Великобритания, не расспросив нас, дала такую полную свободу действий России в вопросе, который интересует всех союзников…». Но было уже поздно возмущаться…
Одна из главных, очевидно даже главнейшая, претензия к Государю – отречение от престола. Его упрекают в том, что он сдал страну революционерам без сопротивления. Но и это вовсе не так. И для того, чтобы убедиться в лживости обвинений лучше всего ознакомиться даже не с исследованиями монархистов, а с очерками коммунистического публициста М. Кольцова. Вот как он пишет о поведении Государя в дни Февральской смуты: «…Придворные совершенно зря рисуют своего вождя в последние минуты его царствования как ...непротивленца, безропотно сдавшего свой режим по первому требованию революции». С неподдельным уважением Кольцов описывает, как Государь упорно сопротивлялся всем требованиям армейцев-заговорщиков (Алексеева, Рузкого и др.) создать ответственное министерство (т. е. по сути пойти на превращение самодержавия в конституционную монархию). Его сопротивление было настолько сильным, что даже Александра Фёдоровна воскликнула в письме: "Ты один, не имея за собой армии, пойманный как мышь в западню, - что ты можешь сделать?!". А Царь делал всё, что мог - он направил в Петроград экспедиционный корпус во главе с генералом Н. И. Ивановым. Он сражался с революцией один (ибо заговорщики отрезали его от связи с внешним миром, от верных частей). И по этому поводу Кольцов вопрошает: «Где же тряпка? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека - самого Николая».
Можно, конечно, бесконечно повторять старые упреки: «Не доглядел, не уследил, не подавил, не создал и т. д.». Упрекать – легко, особенно, задним числом. Но надо отдавать себе отчет и в объективных обстоятельствах. Русская монархия находилась в плену еще с XVIII века – сначала у дворянской олигархии, потом – у бюрократической. При этом она еще умудрялась играть на их противоречиях, вырывая у олигархов различные выгоды для страны. Так, освобождение крестьян с землей произошло против воли либеральных помещиков юга страны. В начале XX века место дворянского либерализма занял либерализм буржуазный, поддерживаемый крупным капиталом. Этот либерализм был еще более цепким и коварным, чем первый.
Любопытно, что сама бюрократия весьма отрицательно относилась к… монархистам, обоснованно подозревая их в попытке вернуть власть русскому Царю (Царь это отлично понимал и всячески симпатизировал монархистам). Как это ни покажется странным, но она даже практиковала репрессии в отношении черносотенцев. Так, в Тамбовской губернии собрания Союза русского народа запрещались и разгонялись, его участники подвергались задержаниям и судебным репрессиям. И это несмотря на то, что сам губернатор Н. П. Муратов симпатизировал «Черной Сотне»! Но бюрократия – страшная вещь, она может саботировать любое решение, принятое сверху. Не случайно же говорят – «жалует царь, но не жалует псарь».
На базе крупного капитала в стране вызревал разрушительный либерализм, который и взял власть в феврале 1917 года. Часто замечают, что в этом виновата сама власть, допустившая капитализацию страны, давшая свободу различным плутократам – отечественным и иностранным. Это во многом справедливо. Но не следует забывать и о том, что консервативно-монархическое движение, при всей своей благонамеренности, так и не смогло представить действенной программы альтернативной модернизации без вестернизации. Стране был необходим прорыв в индустриальное общество, чего, в принципе, правые не отрицали, но в массе своей настаивали на приоритетности сельского хозяйства перед промышленностью. В результате чего ими была выдвинута особая стратегия индустриализации, предполагавшая преимущественный рост аграрного производства. Он должен был привести к резкому подъему благосостояния сельских жителей, которые станут усиленно покупать промышленные товары. А это даст толчок развитию промышленности. (Любопытно, что примерно такую же стратегию предлагал стране в конце 20-х годов Н. И. Бухарин). Понятно, что такой путь был совершенно неприемлем, ибо требовал долгого и постепенного развития, растянутого на многие десятилетия. А России нужно было срочно создавать промышленную базу, необходимую для технического оснащения армии. То есть русская общественная мысль так и не смогла сформулировать модель, альтернативную капиталистической. Приходилось срочно развивать промышленность на путях «западнического» капитализма.
Получается, что в начале XX века Николай II оказался в потрясающе сложной ситуации. С одной стороны самодержавие было зажато бюрократами, с другой – капиталистами. При этом даже преданные ему монархисты оказались, в конечном итоге, неспособными предложить хоть какую-то действенную альтернативу. Спрашивается – что же можно было сделать в такой ситуации? Развернуть «революцию сверху», подобную опричной революции Иоанна Грозного? Но ведь для этого нужно быть не просто талантливым государственным деятелем, а «гением в политике». Николай II такой фигурой, безусловно, не был. Но разве это можно поставить ему в вину? Разве человек может стать великим по собственному желанию, пусть даже и повинуясь велению «исторической необходимости»?
Государь-Император сделал все от него зависящее. Он сумел подавить страшную по мощи революцию 1905 года и оттянуть триумф «бесов» на целых 12 лет. Благодаря его личным усилиям был достигнут коренной перелом в ходе русско-германского противостояния. Будучи уже в плену у большевиков, он отказался одобрить Брестский мир и тем самым попытаться спасти себе жизнь. Он достойно жил и достойно принял смерть.
Так кто же кинет камень в убитого Государя?"
|