- Смотри, собираются... - позвала с кухни жена. На самом деле, у дома, стоящего перпендикулярно Ахметзяновскому, укладывались-увязывались сразу несколько семей. - Интересно, куда они...
-- Делать нехрена. Пусть катятся, меньше народу - больше кислороду.
-- А мы-то с тобой, что, так и будем здесь сидеть? У моря погоды...
В голосе жены внезапно прорезались капризно-плаксивые нотки. ...Эх, нельзя тебе раскисать, моя хорошая. Ведь как держалась до сего момента, загляденье просто. Прости, но я тебе сейчас немного помогу, потерпи. Будет чуть-чуть неприятно... Ахмет сделал каменную морду и подчеркнуто безразлично спросил:
-- Не понял, женщина? У тебя что, есть какие-то возражения?
Ответить не дал, добавил в голос рычанья:
-- Чтоб я этого не слышал. Поняла?
Тут уже ответа добился, причем заставил повторить, грубо, даже жестоко схватив ее за лицо. Отмерил паузу. Взял жену за плечи, развернул к себе, прижал. Сначала чуть-чуть уперлась, но все же прильнула, плечи начали подрагивать. Плачет, как ребенок. Ахмета аж разрывало от нежности и почему-то ярости. Глаза защипало, в горле набух колючий ком. ...У-у, суки, порву за нее. И не дай Бог, суки, не дай Бог! Ладно, чуть сам в истерику не впал, хорош.Так, переглотнуть, чтоб голос был уверенным. Снова сменил тональность:
-- Прости, маленькая моя. Ты мне очень нужна, очень. Только прошу тебя, слушайся меня всегда с первого раза, ладно? Не спрашивай, не спорь - как бы не хотелось, ладно? Так надо сейчас, хорошая моя, понимаешь? Вот и молодец. Молодец у меня маленькая. И не бойся ничего, все будет хорошо.