вот пример человека абсолютно чистого.
Цитата:
Первая мировая война застала П.Н.Попова студентом Харьковского университета, оставив который он добровольцем отправился на фронт. Попав в Кавказский кавалерийский полк так называемой "Дикой" (или "Туземной") дивизии, вскоре был произведен в корнеты. Двадцатилетнего офицера отличала храбрость, он не жалел себя в лихих кавалерийских атаках на вражеские позиции. В одной из таких атак Петр Николаевич был тяжело ранен (прострелены легкие), но вскоре вновь вернулся в строй с Георгиевским крестом на груди, полученным "за личное мужество". Во время отступления Русской армии в 1915 году последовало новое ранение корнета Попова – на этот раз он был тяжело контужен и в течение восьми месяцев пролежал в госпитале с парализованными ногами.
Как позже записал в своем дневнике другой офицер-монархист Федор Викторович Винберг, "Петр Николаевич Попов, <…> является типичным, лихим корнетом, храбрым, бывшим три раза раненым, участником нескольких славных атак доблестной "Туземной" дивизии. Он обладает редко покладистым, мягким характером, но, вместе с тем, в стойкости своих монархических убеждений выказывает большую твердость и последовательность".
После февральских событий 1917 года, в связи с полным разложением армии, произошедшим вследствие печально известного "Приказа N1", с разрешения командования Петр Николаевич оставил военную службу и вернулся в Петроград. Как он описывал позже в одном из своих писем, оставление действующей армии сопровождалось следующим диалогом с непосредственным начальником Попова:
"Я приехал к нему верхом:
– Что Вы хотите мне сказать? – спросил он, когда мы остались наедине.
– Вы верите в мою трусость? – задал вопрос я.
– Абсолютно нет.
– Тогда я уезжаю с фронта в тыл; там больше работы, а тут – уже все кончено
– Я Вас понимаю и не удерживаю, и желаю успеха".
При этом стоит отметить, что как и некоторые другие офицеры-монархисты (например, тот же Винберг), корнет Попов отказался присягать Временному правительству, не считая такой шаг приемлемым для своей совести даже несмотря на формальное отречение Императора от Престола. Свой уход из армии Петр Николаевич позже охарактеризовал следующими словами: "…Действующей Армии я не покидал, – ушел из бездействующей <…> Я воевал, пока все воевали; уговаривал, когда началось братание, и ушел, когда кончили воевать, заявив, что немец-брат им милее русского".
В ноябре 1917 года, после раскрытия большевиками деятельности так называемой "монархической организации В.М.Пуришкевича", он был арестован вместе с Пуришкевичем, Винбергом, Н.О.Графом и рядом офицеров посещавшим монархические собрания. Но в связи с полным отсутствием каких-либо доказательств в причастности корнета Попова к т.н. "монархическому заговору", а точнее монархическому кружку Пуришкевича, он был обвинен большевиками в дезертирстве. О показательном судебном процессе, который устроили большевики над попавшими в их руки монархистами, Петр Николаевич писал в частном письме следующее:
"Отшумел наш процесс. Сидя на скамье подсудимых, я, нельзя сказать, чтобы чувствовал на себе пятно позора. Все мы держались с достоинством. Иначе, собственно говоря, и быть не могло. Нам первым выпало на долю в анархической России громко назваться монархистами. Нелепыми и жалкими казались нам истерические призывы наших обвинителей… – к самосуду".
Интересен и отзыв Петра Николаевича о произнесшем на суде яркую трехчасовую речь В.М.Пуришкевиче (по "делу" которого он собственно и проходил). "Порой мне кажется, – писал корнет Попов, – что Пуришкевича судили не за "правизну", а за левизну. Речь его во время последнего слова была шедевром митингового ораторства, но местами мне не понравилась. – Мне было грустно, когда он завел волынку об Императрице Александре Федоровне и о Распутине. Какой это монархизм!"
Сам же Петр Николаевич на суде ни отрекшегося Государя, ни Императрицу, в отличие от Пуришкевича, не поносил. На вопрос судей считает ли он себя по-прежнему монархистом, он ответил утвердительно, подчеркнув что является не просто монархистом, а монархистом убежденным, верным раз данной присяге (Пуришкевич же, к примеру, демагогически называл себя на суде монархистом, но монархистом не имеющим никакого кандидата на Престол, – и это тогда, когда Император Николай II вместе со своей Семьей были еще живы!). "На суде он держался превосходно, – писал о П.Н.Попове Ф.В.Винберг. – Я к нему питаю особенно нежные чувства, так как, по особенностям склада ума и души моего корнетика, мне, старому кавалеристу, он представляется особенно близким и родным".
Однако приговор Петроградского Революционного Трибунала от 3 января 1918 года был сравнительно мягким. Красный террор еще не начался, и большевики еще играли в гуманность и законность. Решением Ревтрибунала Петра Попова приговорили к принудительным общественным работам сроком на девять месяцев и определили местом заключения Трубецкой бастион Петропавловской крепости, позже переведя его в "Кресты". Здесь судьба свела Петра Николаевича с гвардейским полковником и убежденным монархистом Ф.В.Винбергом, близость с которым он сохранил до конца жизни последнего.
В мае 1918 года вместе с другими участниками организации Пуришкевича Попов был освобожден по случаю дня "международной пролетарской солидарности" (большевистский декрет об амнистии всех арестованных и осужденных за политические преступления). После амнистии Петр Николаевич некоторое время участвовал в Белом движении на Украине, причем по некоторым не очень точным данным, состоял даже членом тайной монархической организации бывшего лидера Союза Русского Народа и депутата правой фракции III и IV Государственных Дум Николая Евгеньевича Маркова. Видимо, являясь уполномоченным именно этой организации он принимал участие в неудавшейся попытке освобождения Царской Семьи из екатеринбургского заточения.
Когда же все попытки спасти Государя и его Семью обернулись крахом и злодеяние было совершено, как вспоминал генерал М.К.Дитерихс, в сентябре 1918 года Петр Николаевич, именовавший себя уже Поповым-Шабельским, прибыл в Екатеринбург, проводя самостоятельное расследование обстоятельств гибели Царской Семьи.
"В сентябре 1918 года в Екатеринбурге, не служа в частях нашей армии, проживал именовавший себя корнетом Петр Николаевич Попов-Шабельский. Он говорил, что приехал в Екатеринбург по поручению Высоких Особ, и в чем именно заключалось его поручение, он не высказывал. Рассказывал также, между прочим, что был вместе с полковником Винбергом, автором записок "контрреволюционера", участником процесса Пуришкевича. Он очень интересовался Царским делом, говорил со многими, расспрашивал всех, посещал исторические места и хотя говорил, что ему тяжело верить в убийство Августейшей Семьи, но тем не менее там, в Екатеринбурге, утверждал, что в факте Ее убийства он не сомневается. В конце сентября он исчез из Екатеринбурга", – отмечал позже генерал Дитерихс в своей книге "Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале".
ну а что сделал дальше Петр Шабельский-Борк вы и сами знаете.
Цитата:
"Кроткий и незлобивый, П.Н.Шабельский-Борк горел священной ненавистью к врагам и предателям России <…> Петр Николаевич решил отомстить Милюкову, первому с трибуны Государственной Думы осмелившемуся бросить клевету против Государыни Императрицы Александры Федоровны <…> Своим выстрелом, мстя за поруганную отчизну, за цареубийство, за преступление революции, Петр Николаевич вызвал искреннее восхищение в сердцах всех русских людей, верных престолу и отечеству", – отмечал известный эмигрантский монархический деятель Владимир Мержеевский.
Также считал и известный поэт-монархист Сергей Бехтеев, посвятивший П.Н.Шабельскому-Борку и С.В.Таборицкому стихотворение "Дорогим узникам", в котором были такие строки:
Нет! Не убийцы вы!
Пусть суд ваш строг и гневен…
Возмездье грозное по совести творя,
Вы мстили палачам за кровь святых Царевен,
За смерть Царевича, Царицы и Царя!