Костров К писал(а):
Старорусский язык наиболее сохранился в сельской местности Западной Украины.
ВЫБОРЫ В ВЕРХОВНЫЙ СОВЕТ
Зимой 1945-46 года наш гарнизон стоял во Львове в старинных казармах, расположенных на улице, ведущей к Дому Инвалидов. Унылое это было время. Война окончилась полгода назад, постоянно ощущается недостаток всего необходимого. Донашиваем старое обмундирование. Вся жизнь по уставу, время заполняется строевой подготовкой, изучением того, что давно надоело: матчасти, политических наук и бесконечными собраниями с повторением "десяти гениальных сталинских ударов", невероятным превознесением величайшего полководца всех времен и народов, отца, учителя и друга, генералиссимуса... и т.д.
Нашему 468-му Одерскому полку поручалось обеспечивать свободу выборов в районе Комарно. Эта обширная плодородная равнина с виднеющимися вдали Карпатами густо заселена. Население живет сытно, мирно, содержит много волов, лошадей и другого скота. Советская власть перед войной еще не успела разорить колхозами благополучного сельского быта. Только попадающиеся руины церквей показывали, что здесь уже побывали коммунисты.
С жителями мы должны были обращаться дружелюбно, предупредительно и во всем им помогать. За неэтичные поступки военнослужащих строго наказывали. Нас инструктировали не затевать споров и рассуждений на политические темы с народом: этим занимались политруки. Время от времени приезжали отряды из полков НКВД, расспрашивали нас и жителей, но пока ничего подозрительного не нашли.
И нужно сказать, жители принимали нас как родных, приветливо и даже радостно. В селе ведь не было ни одного трудоспособного мужчины. Мы в большинстве своем оказывались как бы в условиях семьи: охотно пилили дрова, возили сено и навоз, чинили постройки, ухаживали за девушками и каждый вечер крутили кино в большом сарае. Хозяйки же угощали ряженкой, а то и самогоном из сахарного буряка, даже порой стирали белье.
Праздники мы отмечали свои и местные с хорошей выпивкой, танцами и песнями украинскими и советскими. Девушки наряжались в национальные платья, вышитые ими самими: сразу был виден вкус и мастерство хозяйки одежды. Помню, как на Крещение на пруду установили крест и голубя изо льда. Мальчики долго тесали и поливали лед под руководством деда Луки.
Незадолго до дня выборов случилось происшествие. Ночью патруль заметил человека, который подходил к селу. После окрика он побежал по снегу за сараи и хлева. Когда патрульные дали очередь из автомата, он остановился и его задержали. Это был хлопец лет 16 - 18, не из нашего села. Сдали его в СМЕРШ. Шел ли он, как связной самостийников, или к своей "коханой", неизвестно.
Через несколько дней его расстреляли перед строем, собрав на казнь жителей деревни. Люди плакали, кричали, но никто не признал его за своего.
Был ли он бандеровцем, никто не знал, думаю и отважные чекисты не узнали. Им нужно было дать острастку народу накануне выборов. Но вышло наоборот. После зачтения приговора и команды: "По изменнику родины - огонь!" - хлопец поднял руку и громко крикнул "Хай живе Укр...", рев автоматных очередей прервал его крик.
Вот это срам! Всем нам было ужасно стыдно, а жители стали относится к нам с презрением. Особенно дед Лука, который ругался на всех языках, какие знал. Девушки отворачивались от нас, да и мы почувствовали отчуждение "хохлов" от "москалей". Но понемногу народ понял, что мы - не враги, а супостаты те, кто приезжает, расспрашивает и запугивает.
Наше село (название забыл) было сравнительно небольшим, всего около 200 дворов, а в 5 километрах от нас виднелось большое село Дроздовка (более 1000 дворов) с большой церковью, которую коммунисты после раздела Польши успели уже изуродовать.
Наступил день выборов. Я со своими новобранцами пригласили Луку и Ганну, пошли на избирательный пункт и опустили свои бюллетени. Лука все приговаривал пресловутую формулу: " За нерушимый сталинский блок коммунистов и беспартийных" - и посмеивался. Так дружно проголосовало и все наше село. В общем, знаменитые 99,8 процента были обеспечены уже к полудню.
Как рассказал потом мне Николаев, в Дроздовке дела шли совсем по-другому. Солдаты повзводно пришли на избирательный пункт и единодушно отдали свои голоса за знаменитый блок. А ни один местный житель не пошел голосовать. Что делать?" Из Львова звонят: "Как идут выборы?" Из Дроздовки: "Аборигены не идут!" По телефону угрозы и ругательства в наш адрес. Жители объясняют свой отказ боязнью репрессий со стороны самостийников, когда солдаты уйдут из села. А ведь даже агитация в день выборов запрещена. И эти страдания продолжались до обеда. Львов: "Где находятся жители, как себя ведут?" Дроздовка: "Смирно сидят по домам". Львов: "Тогда поступайте с ними, как с больными". И вот выстраивается процессия: идет ефрейтор с избирательной урной, политрук с бюллетенями и сзади для надежности два автоматчика. Заходят в хату, политрук сует бюллетени в руки сельчанам, которые суют их в урну. И "процесс пошел". Через 2 часа рапортуем "Пресловутые 99,8 процента обеспечены!" "Молодцы!"
Вдруг вечером собирают всех офицеров полка на оперативное совещание и приехавший из Львова подполковник обрушивается на нас с ругательствами: "Что вы натворили? Про ваши выборы сейчас в Канаде показывают документальное кино". Тут мы поняли, что нашу туфту в Дроздовке самостийники ловко сняли в кино. И наши труды высмеивает весь мир!
Зато теперь чекисты делают рейды по деревням каждую неделю, и с собаками.
Из нашего села послали верхом сержанта по какому-то делу в другое село, он там задержался до вечера. За это время сменились караулы, стало темно. Едет он навеселе, его встречает патруль. "Стой, кто идет?" "Та ж це я, Хведька". "Пароль!" "Як ты мене не узнав, Васыль?" "Стой, стрелять буду". Хведька регочется (смеется) и не останавливается. Патруль стреляет в воздух. Хведька регочется. Патруль стреляет по невнятной фигуре из карабина и прямо в сердце своему другу. Все по уставу.
Как известно, мы не пропускали никакого праздника, и всегда с хорошей выпивкой. В сарае, оборудованном под кинозал и клуб, идут танцы. Какой-то неблагородный старшина все пристает к красивой девушке, в которую влюблен старший сержант. Девушка вырывается и визжит, за нее заступается старший сержант, но нахал упорен. Тогда рыцарь бежит в хату, хватает 26-мм сигнальный пистолет и стреляет с ходу нахалу в глаз. Убил! В общем, как в средние века. А у нас потери личного состава.
Потери списываются, естественно, на коварных бандеровцев. Домой идут похоронки и матери там оплакивают своих мальчиков, погибших "смертью храбрых" на такой страшной войне.
После выборов мы еще пробыли в районе Комарно около двух месяцев и только к весне вернулись в казармы. Затем на Львовщине началось строительство колхозов, поскольку за них "проголосовал весь народ".
http://iremember.ru/memoirs/artillerist ... ndreevich/