Н.К. Риман писал(а):
Всеподданнейший отчет Обер-прокурора Святейшего синода по ведомству православного исповедания за 1911-1912 гг. Санкт-Петербург, 1913, стр.149.:
Накануне войны и революции
На страницах прессы накануне Первой мировой войны стали появляться статьи, в которых дехристианизация населения подавалась как очевидный факт. «Русское богатство» опубликовало в 1912 году художественный очерк с весьма характерным названием «Без огня», где один из главных героев — сельский священник о. Михаил следующим образом описывал религиозную ситуацию в стране: «Никогда не было такого ужасающе спокойного, молчаливого отпадения от Церкви, как ныне. Точно дух жизни угас в Церкви. Повторяю: не одна интеллигенция ушла — народ ушел : надо в этом сознаться, — я, ведь, два года был сельским священником» [Русское богатство, 1912, с. 172]. Обер-прокурор Синода в отчете за 1911-1912 годы подтверждал тенденцию нарастания процесса дехристианизации: «Как черная туча, надвигается на родную нашу Церковь и силится затмить ее вековечную истину неверие. Разливаясь широкою волною в интеллигентских кругах, оно проникает и в народные массы. Наряду с неверием под вековечные устои Церкви подкапывается социализм, отрицающий Бога и Церковь, вместо благ небесных сулящий земные. Везде, где успела сложиться крупная промышленность, социализм пленяет себе в послушание множество трудящихся. Не ограничиваясь классом фабричных рабочих, социалисты стремятся оторвать от Церкви и крестьянство. Борьба против вечного и идеального за временное и материальное ведется всюду планомерно, с напряжением всех сил, — и эта цель в некоторой степени уже достигается» [Всеподданнейший: 1913, с. 152]. Тем самым отпадение от православия связывалось, в первую очередь, с социальным протестом против существующего строя. Зафиксированный в отчете обер-прокурора факт отпадения от церкви фабрично-заводских рабочих важен, однако эта категория населения составляла всего 2% от общей численности. Учитывая социальный состав населения, представляется решающим отношение к государственной религии подавляющего большинства — 85% сельского населения. Для продолжения анализа важно констатировать и тот факт, что к 1917 году в Европейской части России 28,7% крестьянских хозяйств были безлошадными, а 47,6% имели по одной лошади, т.е. 76,3% хозяйств являлись бедняцкими и едва сводили концы с концами [Егоров, 1998, с. 35].
Екатеринославский епископ Агапит в характеристике православного сельского населения своей епархии по состоянию на 1911-1912 годы выделял три группы. К первой категории очень малочисленной «принадлежат люди русско-православного мировоззрения и старинного домостроевского уклада жизни». Они соблюдают все посты, праздники и обряды и почитают духовенство. Проповедей «на современные вопросы и темы они не уважают», т.е. не критикуют социальный строй.
Вторая категория — самая большая по численности. Все свои религиозно-церковные обязанности люди эти отправляют без увлечения, как-то холодно, равнодушно, исполняют только потому, что так нужно и так делают соседи и чтобы не навлечь на себя нарекания начальства. «С утра до вечера и в будни, и в праздники, они всегда в труде, в хлопотах, в суете и заботе : К духовенству относятся почтительно, но официально. Частых и близких встреч с духовными обыкновенно стараются избегать и являются к священнику только по неотложной и крайней нужде». Эта самая большая группа сельских прихожан, согласно характеристике Агапита, воспринимает религию исключительно в культовой форме. При этом даже обряды совершаются ими не по внутренним религиозным убеждениям, а в силу привычки и боязни мер внешнего принуждения. Это самая массовая по численности группа населения не чувствует необходимости в православии в своей повседневной жизни.
И, наконец, третья категория совершенно индифферентна к религии. Это в большинстве своем молодое поколение: «Не хочет верить ничему святому, духовному, вечному, считая все это «выдумкою попов» и правительства, ради корыстных целей и порабощения простого темного народа. Над духовенством смеются и издеваются, при встрече с ним демонстративно не желают поклониться и вообще стараются держать себя вызывающе : Мечтают о новой революции : По их вине с обществом, как целым, в настоящее время положительно нельзя иметь никакого дела. По их настояниям общества отказывают храмам и в найме сторожей, и в отоплении, и в необходимых ремонтах храмов и церковных школ. Никакая просьба или заявление священника, по их вине, не проходит теперь на общественных сходах» [Всеподданнейший: 1913, с. 153 - 157].
Если резюмировать Агапита, то вторая и третья группы охвачены процессом дехристианизации. Вторая — исподволь, а третья — открыто демонстрирует отпадение от Православной Церкви, которое мотивируется исключительно социальными причинами. При этом вторая группа поддерживает третью практически открыто, в результате чего «с обществом как целым уже нельзя иметь дело». Следовательно, вторая группа разделяет и мировоззренческую мотивацию поведения «молодежи». Основной лейтмотив индифферентного отношения к религии назван Агапитом предельно четко — это протест «против порабощения». Учитывая, что около 80% крестьянских семей в Европейской части России были бедняцкими, то протест «против порабощения» имел веское основание. Очевидно, что для этих двух категорий дехристианизация не являлась следствием секуляризации. Отпад от веры в данном случае не был связан с ослаблением ориентации сознания сельского населения на сверхъестественное, а был детерминирован протестом против социального строя.
Обер-прокурор Синода констатировал, что описанное Екатеринославским епископом положение дел «имеет не местный лишь характер, а обнаруживается, к сожалению, повсеместно» [Всеподданнейший:, 1913, с. 157]. Однако царское правительство предпочло не реагировать на очевидные признаки кризиса. Возобладало мнение, сформулированное епископом Антонием Волынским: «Будем же, братие, хвалиться Христом, а духом века сего пренебрегать» [Прибавления, 1905, с. 1077].
Переломным этапом в процессе дехристианизации явится первая мировая война, когда «вторая категория», согласно классификации Екатеринославского епископа, открыто присоединилась к «третьей категории». Приблизительно на рубеже 1915-1916 годов в донесениях и отчетах духовенства стали преобладать панические настроения. В подобном духе выдержана записка думского духовенства обер-прокурору Святейшего Синода А. Самарину: «Не только в образованных слоях, но и в сфере простого народа, искони бывшего верным началам Православия и церковности, замечается ныне охлаждение к Церкви, оскудение религиозного духа : Авторитет духовных пастырей : падает все больше и больше, так что даже самые лучшие, самые энергичные из них иногда в бессилии и как бы в отчаянии опускают руки : Народ все больше и больше удаляется от храма» [Записка:, 1916, с. 3, 7]. Стоит заметить, что в 1915 году было построено новых 425 церквей, а всего их существовало около 46,5 тыс. [Обзор:, 1917, с. 43].
В подавляющем большинстве отчетов епископов о состоянии благочестия в епархиях в 1916 году указывалось, что «среди прихожан увеличивается число лиц, которые только по имени носят название христиан : редко или совсем не посещают храмы, по нескольку лет не причащаются : подчас насмехаются над церковными установлениями». Симбирский епископ Вениамин доносил: «Религиозный индифферентизм отзывается на всей жизни народной и в будущем, сохрани Бог, может повести к серьезным осложнениям. Конечно, это явление началось давно, но в 1916 году почему-то оно особенно ярко обнаружилось». Архиепископ Нижегородский и Арзамасский Иоаким писал: «Замечается в народе, особенно среди мужского населения, упадок веры, развивается опасное состояние духа — религиозный индифферентизм». Он же доносил, что в 1916 году отдельные местности епархии дали 83% православных, не явившихся на исповедь и причастие [Емелях, с. 47-49]. Подобные тенденции наблюдались, например, в Московской, Архангельской, Вятской епархиях. Так в Московской епархии в 1916 году «по нерадению» не явилось на исповедь 8,9 тыс. мужчин и 4,7 тыс. женщин, из них 8,5 тыс. крестьян и 4,4 тыс. крестьянок. В Архангельской епархии не было на исповеди «по опущению» 24,7 тыс. мужчин и 19,7 тыс. женщин, в Вятской епархии соответственно не было на исповеди «по опущению» крестьян: 18,8 тыс. мужчин и 14,420 тыс. женщин [Емелях, 1972. с. 47].
В отчетах содержится и указание на причины подобного положения дел. Это, прежде всего протест против социального строя. В отчете Тверской епархии говорится: «Простой народ всю свою желчь, обиду, озлобление, накопившееся веками под гнетом нужды, лишений и всяческой неправды, изливает на того, кто первый перед глазами, кто особенно часто мозолит ему глаза и надоедает своим попрошайничеством. Не столько сознавая, столько чувствуя, ощущая тяжесть своего положения, крестьянство, по неспособности видеть глубочайшие причины его, останавливает свой взор, свое внимание на ближайшей, каковой как раз оказывается духовенство» [Емелях, 1972, с. 49-50].
Ускорение процесса отпадения от церкви в 1916 году среди сельского населения совпадает с резким ростом крестьянских волнений по экономическим мотивам. В 1916 году официально было зафиксировано 294 случая крестьянских волнений, 91 раз вводились в деревни для усмирения отряды стражников и воинские команды [Крестьянское: 1965, с. 513 - 514].
Мощным фактором, способствовавшим дехристианизации, была затяжная война, огромные потери на фронтах, слабая социальная защищенность вдов и сирот. Процесс дехристианизации явственно начал проявляться и в армии. Архиепископ Симбирский и Сызранский уведомлял, что «замечено и еще одно новое явление — это настроение некоторых наших воинов, являющихся домой в отпуск по разным причинам. Дома ведут себя дерзко, вызывающе, с грубой критикой начальства». В отчете Вологодской епархии значилось: «Побывши на войне, некоторые солдаты являются на родину совершенно холодными к Церкви, не питают уважения к своему приходскому священнику, а относятся к нему скорее скептически» [Емелях, 1972, с. 56].